О. Ж. Миронова
Центральный государственный архив научно-технической документации
Санкт-Петербурга

ЖИВОЕ ПИСЬМО

Аннотация. На основе документов, хранящихся в личных фондах архива, раскрывается роль личных писем, дневников военного времени, в которых авторы делятся своими искренними переживаниями, впечатлениями, собственным видением событий Великой Отечественной войны.

Ключевые слова. Личные фонды ЦГАНТД СПб, блокада Ленинграда, эвакуация, личные письма, дневники.

Центральный государственный архив научно-технической документации Санкт-Петербурга был создан Распоряжением исполкома Ленгорсовета в январе 1972 года «с целью обеспечения сохранности наиболее ценной научно-технической документации, образующейся в деятельности проектных, конструкторских организаций и научно-исследовательских институтов Ленинграда». В архиве есть множество разнообразных, обладающих общественно-исторической ценностью, документов, хранящих память о Великой Отечественной войне.

Для этой статьи под пристальным вниманием оказались документы личного характера, дневниковые записи и переписка ученых, специалистов с родными, друзьями, коллегами и учениками. Многие из них остались жить и работать в осажденном Ленинграде и писали исключительно проникновенные письма тем, кому удалось уехать из осажденного города, кому представился шанс не только сохранить свою жизнь, но и продолжить свою профессиональную деятельность. И те, и другие старались оказать максимальную помощь стране уже не только как граждане, а еще и как высококлассные специалисты. Так случилось, что особые условия «неестественного отбора», телесные муки, смена жизненных целей в режиме каждодневного выживания, по сравнению с мирным временем, послужили своеобразным трамплином для прорывных открытий в науке и технике, создания нового, более совершенного оборудования. Оказалось, нет границ для живого ума талантливых сотрудников научно-исследовательских институтов, предприятий, бюро.

Документы личного фонда Марии Владимировны Савостьяновой (1894–1980) – специалиста в области взаимодействия света с веществом, доктора физико-математических наук, – ее бесценный дар архиву ЦГАНТД СПб. Мария Владимировна была автором более 60 научных публикаций по вопросам спектрофотометрии, фотографических процессов, красителей. С 1938 по 1941 гг. работала в Государственном оптическом институте (ГОИ). Ее дневниковые записи и воспоминания о блокаде Ленинграда, о работе сотрудников Государственного оптического института в годы Великой Отечественной войны, письма родственников и друзей военного времени, воспоминания разных лиц об эвакуации – все они служат свидетелями трагичного периода в истории страны и города, с одной стороны, а с другой – подтверждают, что научно-техническая жизнь Ленинграда и за его пределами не угасала в военное время.

В фонде Марии Владимировны отложились воспоминания Павлы Павловны Вихард, сотрудницы Государственного оптического института, о блокаде. В них она пишет, что назначением оставленного в осажденном городе филиале института была непосредственная помощь фронту в области ремонта и создания оптических приборов и установок в области камуфляжа, маскировки и других нужд по ходу обороны. Все основные лаборатории института вместе с плановыми работами были эвакуированы. В городе осталось менее 100 сотрудников, которые были обременены престарелыми членами семьи, для которых переезд был невозможен. Блокадники ГОИ жили и трудились в стенах родного института в условиях крайней экономии, в полупустых помещениях, где «на многих дверях, особенно в зданиях экспериментальных мастерских, крупными буквами, мелом, была выведена надпись: “Все ушли на фронт!”, а на некоторых с припиской: “Ждите, скоро вернемся!”». Хотя уже весной следующего, 1942-го, года стало известно, что большая группа добровольцев из ГОИ, которая пыталась присоединиться к партизанам, была окружена и пропала без вести [1. Л. 90].

Часть комнат института была занята Военно-Морским госпиталем, из-за молниеносной организации которого огромная часть литературы и оборудования была уничтожена или потеряна. Большая столовая ГОИ была отдана под мастерскую по ремонту авиамоторов. Положение института ухудшалось, смертельные потери сотрудников увеличивались, существование филиала стало под вопросом. Но работа филиала все же давала большую помощь, что подтверждало командование Ленинградского фронта, и к началу 1942 года было решено сохранить филиал; по Дороге Жизни пришло подкрепление. Самой Павле Павловне Вихард, квартира которой пострадала от взрыва, приходилось ночевать в стенах своего института, разложив на полу музея института слой проводов и укрыв их сверху брезентовым мешком, устроив себе «уютное и мягкое» ложе.

Из заметки «Во дни блокады» Аркадия Наумовича Бужинского, возглавлявшего Ленинградский филиал ГОИ в годы войны, в стенгазете Государственного оптического института № 5 от 09.05.1965 г., следует, что 7 августа 1941 года закончилась эвакуация института в Йошкар-Олу. Читаем: «В конце августа начались артиллерийские обстрелы района, а с 8 сентября 1941 г. и систематические налеты авиации противника. Филиал стал военным объектом, для защиты которого из числа тех же сотрудников были созданы команды ПВО. В задачу этих команд, помимо основной работы, входило выполнение функций бойца (пожарника, сандружинника, бойца химической защиты). <...> В этом отряде проводилась военная подготовка без отрыва от производства с пребыванием людей на казарменном положении» [2. Л. 1].

По словам самой Марии Владимировны Савостьяновой, летом 1941 года Государственный оптический институт «кипел эвакуацией – в Йошкар-Оле», но сама Мария Владимировна по состоянию здоровья была вынуждена остаться в филиале института в Ленинграде [3. Л. 1].

Среди документов встречаем маленький рукописный «блокадный дневничок» (фото 1, 2). Каждый день войны убористым почерком в нем Мария Владимировна с особой скрупулезностью, четко, методично записывает время начала и продолжительность каждого обстрела, бомбежки, пожара, тревоги, перечисляет места разрушений, новости с фронта, ключевые события дня. Невозможно было обойтись без документального фиксирования этой концентрированной трагедии:

«1–15/XII. Тревоги. 1, 2, 3 днем, 3, 4, 5 вечером 7–8, с 4 на 5 – ночью/1–2/. С 6/XX по 15/XXI тревог нет. 3-го в 6 ч. веч. упала в Неву и ЛГУ/видел П. Ю. Шмидт/. С 4 на 5 ночью упала во дворе ЛГУ – у хим. Ин-та, и во дворе столовой ЛГУ, не разорвалась. Мгновенного действия/для моста, с 2 капсюлями/. Бригада/II/XII стала ее вытаскивать из люка, обезвредила 1 капсюль, тем не менее она разорвалась II/XII в 12 ч. 10 м. 8 чел. Команды разорвано в клочки» [4. Л. 12].

«4/X. Много листовок, например, такие: просим извинения, что попадаем в жилые дома; это неопытные летчики, теперь прибыли опытные» [4. Л. 6].

«15/1. t –12°. За последнее время умерли М. М. Соловьев, М. В. Беженцев, С. А. Толкачев, мать и брат Валенкова. В доме Т. П. на 350 чел. умерло 35» [4. Л. 16].

Рядом с этой практически безэмоциональной фиксацией происшествий стоят более насыщенные личными переживаниями документы – это переписка Марии Владимировны с друзьями и коллегами по институту. Помимо отправки спасительных посылок с продуктами, салом, сушеными овощами, семенами, чесноком, сотрудники часто пишут друг другу письма. В них очень много внимания уделяется обсуждению рабочих моментов, обмену опытом, в отсутствие книг и научной литературы, просьбам посодействовать. Так, Эмилия Вениаминовна Фрисман, доктор физико-математических наук, профессор, специалист в области физики полимеров, пишет из Йошкар-Олы, что занимается изготовлением и изучением фосфоров и с нескрываемым стеснением просит Марию Владимировну достать или переслать хотя бы в письме металлический селен, который стало практически невозможно достать [5. Л. 7].

9 февраля 1943 года, находясь уже в эвакуации в Йошкар-Оле, Мария Владимировна пишет своей коллеге Наталии Мартыновне Гудрис: «Вообще, по-видимому, мы здесь находимся в исключительном положении в смысле быта не только личного, но и научного. Публика это мало ценит и тоскует об Ленинграде; каждый успех расценивается с точки приближения дня возвращения. Что касается меня, то я так наслаждаюсь возможностью работы, что это чувство затмевает у меня все остальное. <…> Первое время у меня шла мучительная внутренняя работа по восстановлению в памяти того, чем занималась до войны и что выкинула из головы, как никому уже больше не нужное. Оказывается – это не так» [6. Л. 23, 25].

Переписка наполнена поддержкой друг друга, заинтересованностью, тревогой за друзей и родных, просьбами сходить в квартиры в Ленинграде, в институт, узнать об оплате квартиры. Кроме того, письма полны иронии и самоиронии:

30 октября 1942 г. Йошкар-Ола. От Марии Владимировны Наталии Гудрис: «Две особенности характеризуют сейчас Й. О.: 1) Грязь. Это что-то неописуемое; правда, быстро сохнущая (в поле, например, было совсем сухо). В темноте приходится решать научную задачу в коэффициентах отражения разных сортов грязи, луж, мокрых досок тротуаров и зияющих дыр в них, в условиях ночного видения. На нашем дворе есть «антигостевой» ров (для прокладки водопроводных труб); в вывороченной глине я недавно так завязла, что пришлось вылезти из обуви и несколько шагов сделать в чулках. <…> Я даже струхнула» [6. Л. 17].

13 апреля 1943 г. Йошкар-Ола. В письме Мария Владимировна пишет: «2 апреля весьма торжественно чествовали Вавилова и Евстропьева. <…> С. И. [Вавилов] в ответном слове говорил о том, как после войны наши несовершенные электрические лампочки будут заменены люминесцирующими. Этот, и только этот «свет будущего» озарял нас на обратном пути домой, когда освещенность была порядка той, при которой С. И. делал свои опыты по флюктуациям света – можно было считать отдельные кванты (новолуние, апрельский дождь)» [6. Л. 40].

Но события прошлого и каждодневные напоминания об ужасах войны все равно настигают автора писем: «На днях было открытие филармонии в Мартеатре «Чайковский». <…> Во втором отделении была инсценирована сцена из «Пиковой дамы», в костюмах. Полину пела и хорошо играла жена Галкина, а Лизу – Вера Ал. Линник. <…> Слушая ее богатый голос, видя ее – цветущую, полную, в старинном белом платье, а затем в черном манто – у фонаря, долженствующего изображать Зимнюю канавку, я вспоминала, как год с небольшим тому назад встретила ее у этой же канавки, на набережной – опухшую, едва бредущую, умирающую… Я не думала, что она выживет» [6. Л. 41].

Из воспоминаний руководителя лаборатории научной фотографии ГОИ в годы войны, автора многих войсковых оптических приборов, лауреата Сталинской премии Григория Павловича Фаермана, опубликованных в стенгазете ГОИ № 5 от 09.05.1965 г., узнаем, что в эвакуацию в г. Йошкар-Ола попало чуть более половины довоенного состава лаборатории. В здании Поволжского Лесотехнического института, куда прибыли сотрудники института, не было ни водопровода, ни центрального отопления, ни электропроводки, – все это монтировали сами. Работа по созданию средств наземной фоторазведки была начата сразу. Сотрудники ГОИ выезжали на фронт, чтобы обучить работе с приборами, разработанными в лаборатории, подразделения артиллерийской разведки и выработать приемы боевого применения техники [7. Л. 24].

Сотрудниками лаборатории была создана серия длиннофокусных приборов для документальной военной кинохроники, прибор-фотоснайпер. Также была разработана система спектрозональной аэросъемки и дешифрования и положено начало разработкам малогабаритных светосильных аэрофотоаппаратов. Также с помощью лаборатории было налажено производство марок для снайперских прицелов.

«Сейчас трудно поверить, что все это было сделано малым числом людей менее чем за 4 года. Сделано в условиях трудного быта, острой нехватки самого необходимого, одновременно с заготовками дров, работой на индивидуальных и институтских огородах и т. п. Все это делалось в постоянной атмосфере переживаний, связанных с общим положением на фронтах, потерей близких, тревогой за Ленинград и ленинградцев» [7. Л. 26, 27].

Документы военного времени из личного фонда Петра Ароновича Фридкина (1900–1968) также заслуживают внимания. Петр Аронович был специалистом в области электротехники, доктором технических наук. Был автором нескольких книг, более 70 изобретений, опытно-конструкторских разработок, монографий, учебников. Возглавлял конструкторское бюро завода «Электросила».

Во время эвакуации на Урале, в Свердловске, работал на заводе «Уралэлектромаш», продолжал изобретать и совершенствовать уже созданные им электродвигатели, электроприводы, мельницы и другое заводское оборудование, руководствуясь высокой целью – оптимизировать работу электромашиностроительных заводов в военное время. Личные дневники и тетради заполнены расчетами и каждодневными исследованиями работы заводских машин.

В начале войны в своем дневнике он пишет: «1–VII-1941 г. Последняя неделя принесла с собой великую войну, а с ней вместе напряженность, тревогу миллионов людей, перспективу миллионов убитых и искалеченных жизней человеческих, погубленных тысяч самолетов, автомашин, других материальных ценностей, измеряемых стоимостью в миллиарды рублей. За десятки лет умелого и упорного труда не соберет человечество того, что растрачивается за год войны. Глотка ее велика теперь. Это – не то, что было в средних веках, когда рыцарь, сабля, панцирь да хороший конь исчерпывали “спецификацию” войны. Теперь эта “спецификация” состоит из тысяч наименований предметов вооружения. <…> Для танков, самолетов, автомобильного транспорта и флота нужны нефтепродукты в количествах, доходящих до тысяч тонн в сутки. Артиллерийские, пулеметные, бомбовые залпы требуют ежедневно металлов разных в количествах, доходящих до десятков тысяч тонн. Что это все значит? Это значит, что исход войны решается теперь техникой, промышленностью, ее материальными ресурсами и возможностями, инженерами, новыми изобретениями» [8. Л. 64–65].

Переписка Петра Ароновича с его «лучшим учеником», как он сам назвал его в одном из писем, и ставшим близким товарищем, Давидом Ароновичем Плиссом, а также с родным братом и коллегами – не может никого оставить равнодушным. Письма полны тепла, искренней тревоги, желания поддержать и ободрить. В переписке ученика с учителем после краткого обмена новостями идут рассуждения о работе, обмен мнениями по усовершенствованию конструкции электропривода.

Алексей Викторович Логинов (1907–1993) – специалист в области физиологии и патофизиологии, личный фонд хранится в ЦГАНТД СПб. На хранении имеются его воспоминания о войне и деятельности Ленинградского дерматовенерологического института, в котором он заведовал лабораторным отделом, во время блокады.

После ночных бомбардировок в конце лета 1941 года он пишет: «Бомбардировка начиналась по-немецки методически в 18 ч. 30 мин., едва успеешь добраться с работы до дому, и продолжалась очень часто всю ночь, по несколько раз. Люди спускались в бомбоубежище или сидели дома, но вообще не спали, прислушивались к грохоту взрывов. Я вначале удивлялся, как это и я сам, и все другие после таких ночей шли на работу и героически ее выполняли. В дальнейшем я понял, появилась какая-то сверхвыносливость, рожденная сознанием совершенной необходимости твоего труда, каждого мужчины, женщины, каждого рабочего, ученого, писателя и даже музыканта, ибо это поднимало вдохновение» [9. Л. 14].

В условиях блокады Ленинграда существовала огромная опасность распространения инфекционных заболеваний: замерзший водопровод, канализация, отсутствие электроэнергии и топлива, разрушенные снарядами бани, прачечные, используемая для питья зараженная вода из каналов, гибель людей и задержка в вывозе трупов, голод, дистрофия, заболевания сыпным и брюшным тифом, дизентерией при истощении. Однако за все это время были лишь ограниченные вспышки инфекционных заболеваний, быстро ликвидированные. Были созданы чрезвычайные противоэпидемические комиссии города, районов и области, противоэпидемические отделы Военно-санитарного управления Ленинградского фронта. Колоссальное значение имела и деятельность самого населения: были созданы так называемые санитарно-бытовые комиссии при домохозяйствах, в дальнейшем переименованные в санитарные посты Красного креста. «В середине июня 1942 года в 12 тысячах домохозяйств действовали уже 3 тысячи постов; только с 15 июля по 15 августа ими проведено обследование 26 900 квартир, выявлено 3500 больных, в том числе 1109 инфекционных. Героическим подвигом ленинградцев стала очистка города в марте 1942-го, когда на улицы и дворы вышло 318 тысяч истощенных до крайности людей и, пользуясь только тяжелыми ломами, лопатами и санками, очистили 12 тысяч дворов, свыше 3 миллионов кв. метр. городской территории и вывезли под обстрелом миллион тонн нечистот, мусора, снега и льда. Город был полностью очищен. Это стало беспримерным подвигом ленинградцев» [9. Л. 19].

Когда в июле 1942 г. здания института были полностью разрушены от сильнейшего обстрела 40 разорвавшихся снарядов, А. В. Логинов был направлен в Парголовский район Ленинграда в качестве зам. зав. райздравотделом и старшего эпидемиолога для обслуживания оборонных работ лесои торфоразработок в прифронтовом районе. Здесь, на Карельском перешейке, вместе с единственным помощником-эпидемиологом Н. В. Лебедевой, с одной дезкамерой и отсутствием автотранспорта, они проводили санитарные мероприятия. В любое время года, в дождь и снег, они преодолевали километры путей в распутицу, чтобы добраться до населенных пунктов. А там, в условиях скученности людей в землянках, наскоро сложенных бараках с нарами в два ряда, жили изможденные голодом ленинградки, давно забывшие о чистоте одежды и тела. Однажды в бараке одна женщина заболела сыпным тифом, нужна была срочная дезинфекция. Истощенные и бессильные женщины отказались идти пешком со всей одеждой до ближайшей бани (2–3 км пешком) для проведения элементарной санобработки и дезинфекции одежды. Пришлось прибегнуть к «жестокой мере»: объявили, что им будет отказано в тарелке супа из ботвы, которая составляла весь обед и которую каждый ждал, отсчитывая минуты. С трудом, но все дошли до пункта санобработки и были очень рады, что наконец помылись в бане. Заболевание не распространилось.

С особым интересом можно изучать рабочие тетради Рудольфа Людвиговича Мюллера (1899–1964), физико-химика, доктора химических наук, профессора, чьи документы также хранятся в фонде ЦГАНТД СПб. В 1940 г. на химическом факультете ЛГУ он основал кафедру электрохимии, занимался химией полупроводников. Перед Великой Отечественной войной он был репрессирован, в середине 1950-х гг. вернулся в родной ЛГУ и также стал работать в Государственном оптическом институте им С. И. Вавилова. Его наброски научных работ за 1944 год хранятся на разнообразных бумажных носителях: на обложках тетрадей, в самих тетрадях и блокнотах, на маленьких обрывках бумаги, на миллиметровой бумаге, на бланках Санбаклаборатории Красноярского ИТЛ (Краслага) НКВД СССР, куда он был репрессирован и где он продолжал свою научную деятельность (фото 6). Все они усеяны множеством расчетов, формул, графиков, записей, сделанных мелким почерком, настолько тесно, насколько только это представлялось возможным. Исследовательская работа не прекращалась ни на минуту даже в самых тяжелых условиях исправительно-трудового лагеря, в условиях жесткой экономии и нехватки элементарной писчей бумаги.

Заканчивая статью, стоит отметить, что дневники, которые не были обязаны проходить через «фильтр» военной цензуры, являются отражением искренних личных переживаний автора, его собственного особого видения событий современной ему действительности. Так называемые «тыловые» дневники и личные письма, воспоминания военного времени обладают огромным потенциалом для изучения. Они еще раз обращают наше внимание на то, что все эти страшные события случились с живыми людьми, живо и остро воспринимающими происходящее. Они подтверждают то, что обычный подвиг обычных людей, жили ли они в осажденном Ленинграде или были в эвакуации, в том, что они жили, трудились, не покладая рук, как бы тяжело им это ни давалось.

Список источников и литературы

1. ЦГАНТД СПб. Ф. Р-153. Оп. 1–1. Д. 91.

2. ЦГАНТД СПб. Ф. Р-153. Оп. 1–1. Д. 87.

3. ЦГАНТД СПб. Ф. Р-153. Оп. 1–1. Д. 90.

4. ЦГАНТД СПб. Ф. Р-153. Оп. 1–1. Д. 94.

5. ЦГАНТД СПб. Ф. Р-153. Оп. 1–1. Д. 96.

6. ЦГАНТД СПб. Ф. Р-153. Оп. 1–1. Д. 98.

7. ЦГАНТД СПб. Ф. Р-153. Оп. 1–1. Д. 108.

8. ЦГАНТД СПб. Ф. Р-197. Оп. 11. Д. 12.

9. ЦГАНТД СПб. Ф. Р-437. Оп. 1. Д. 98.

LIVING LETTER

Mironova O. Z.,
Head of document use department

Abstract. Based on the documents, stored in the personal funds of the archive, the role of personal correspondence, wartime diaries, in which the authors share their sincere experiences, impressions, their own vision of the events of the Great Patriotic war, is revealed.

Keywords. Personal funds, siege of Leningrad, evacuation, personal correspondence, diaries.