Пермский государственный архив социально-политической истории

Основан в 1939 году
по постановлению бюро Пермского обкома ВКП(б)

О работе с ветеранами революционного движения – участниками похищения и убийства в Перми Великого Князя Михаила Романова

Н. А. Аликина,
директор Пермского государственного архива
социально-политической истории
в 1962–1981 гг.

50 лет назад вся страна готовилась отметить юбилей – 50 лет Советской власти. Готовился и архив. Мы подготовили большую книгу. Она называлась «Революционеры Прикамья» – 150 биографий участников революционного движения в Прикамье. В этой книге участвовали 80 авторов: работники музеев, архива, библиотек. Книжка была настолько выгодная, удобная и ценная, что прошло 50 лет, но и до сих пор те, кого интересует Октябрьская революция, не могут обойтись без этой книги. Я не напрасно о ней сказала: при подготовке «Революционеров Прикамья» мне пришлось поработать в Москве с ветеранами партии, которые в разные годы попали в Москву.

Мясников – удивительный человек. Он прожил 56 лет, если из этих 56 лет отбросить 16 лет на детство и раннюю юность, то остальные 40 лет распределятся так: 32 года он подвергался репрессиям – был в тюрьмах, в побегах, в ссылке, на каторге и в вынужденной эмиграции, и только 8 лет – на свободе. Но эти 8 лет тоже не подряд, а отрезками времени, и в эти отрезки он заслужил всеобщее признание, его знала… вся Россия, а главным образом он «поставил на уши» ЦК партии, им занимался Свердлов, им занимался Зиновьев… Когда его направили в Петроград на исправление, Зиновьев о нем сказал: «Вот, говорят, к нам присылают опасного оппозиционера, но мы таких оппозиционеров, как Мясников, не боимся, мы с ним справимся»… И справились… А в это время Мясников ездил по заводам и собирал материал… После Петрограда он написал, выдал дискуссионный материал, главным тезисом которого была «свобода слова и печати». Владимир Ильич Ленин пять писем написал – 3 телеграммы и 2 письма; одно из писем большое – именно возражение против тезиса свободы слова. Это произведение Ленина – не письмо, а именно произведение – вошло в его собрание сочинений.

Я очень надеялась, что Марков мне расскажет то, что я вам рассказала о Мясникове – все это я в то время не знала. При подготовке сборника я несколько раз была в Москве. Мне удалось встретить ветеранов партии, живущих там. В одну из встреч… на эту встречу пришел Андрей Васильевич Марков – один из расстрельщиков Великого князя. В то время я понятия не имела об этой акции, об этом событии, но мне с Марковым очень важно было встретиться, потому что я в то время занималась темой «КПСС в борьбе с рабочей оппозицией (на материалах Пермской губернии)». Мясникова – организатора расстрела – я уже хорошо знала по документам, и знала, что Марков тоже очень хорошо с ним был знаком.

Я после встречи подошла к Маркову и предложила его проводить. Эта встреча проходила в музее Калинина (рядом с библиотекой Ленина), а Марков жил на Арбате. Тут ехать некуда, мы шли с ним пешком, и я пыталась выяснить у него что-либо о Мясникове. Марков отмалчивался, или говорил «я не знаю», «я не помню», или – «да» и «нет». Так мы подошли к его дому – он жил в одном из переулков недалеко от театра Вахтангова. У дверей я уже собиралась с ним попрощаться, и он вдруг поднял руку, на ней были странные часы. Я спросила: «Откуда у вас такие часы?» Он немножко поразмышлял и говорит: «Эти часы я снял с убитого помощника Мишки Романова на память». Я, наверное, открыла рот, потому что сильно удивилась: он именно так и сказал – «Мишка Романов». А снял он часы с его помощника, с Джонсона. Я говорю: «Расскажете?» Он подумал и говорит: «Расскажу». И куда делась его сдержанность, незаинтересованность, он четко, очень подробно мне в течение почти часа рассказывал. И закончил свой рассказ словами: «Вот я с тех пор боюсь, что монархисты меня найдут и убьют». Я спросила: «У вас письменные эти воспоминания есть?» Он говорит: «Да, есть». Я говорю: «Пришлете в архив?» Он говорит: «Пришлю». И когда я вернулась из Москвы в Пермь, примерно недели через две пришла бандероль с этими воспоминаниями, я их еще прочла и подумала: «Они никогда не будут востребованы», спрятала их в сейф, и долгие годы они там пролежали…

Вернусь к 1920-м годам. Когда состоялся расстрел, участников расстрела было четыре человека: Жужгов, Иванченко, Марков и Колпащиков – все они рабочие Мотовилихинского завода, а руководил ими, вернее, идея, инициатива, организация и руководство было осуществлено таким фанатичным революционером – Гавриилом Ильичем Мясниковым. Вообще, его идея и намерение были в том, что он считал: живший в Перми Великий князь Михаил Александрович Романов при наступлении белогвардейских войск может стать знаменем контрреволюции, то есть лозунгом будет «За царя и Отечество», что даст возможность войскам привлечь на свою сторону население. После расстрела никого не наказали, не осудили, напротив, они радовались, и был разговор такой: «Славно мы послужили революции», и даже все вместе впятером сфотографировались.

Вот еще что… В это время был уже создан Пермский истпарт, руководила им Конкордия Григорьевна Ольховская – очень активная женщина, которую прислали в Пермь, она участница Гражданской войны, окончила Московский университет (3 курса). Она не только издала несколько сборников по истории революционного движения в Перми, но и подготовила сборник о расстреле Михаила Романова. Он был уже готов к печати, но его взяли на проверку чекисты, и посчитали, что этот сборник нельзя печатать, и не вернули. Он исчез бесследно, но остались подлинники воспоминаний, остались документы (вторые экземпляры) – это было большое богатство. Но судьба трагичной оказалась для них. В 1930 году ликвидировали окружкомы, и Пермь низвели до районного центра – у нас был не горком партии, а горрайком, – и Ольховскую перевели директором музея, и она все свои документы… а их было очень много, по сути дела сумела собрать все партийные документы, материалы пленумов, конференций районных партийных организаций. В музее тоже места не было; эти документы были растыканы буквально по полкам, по шкафам, лежали в ящиках, в мешках, и в таком виде они хранились долгие десятилетия. В 1935 году Уральский обком принял решение взять эти документы в Свердловск. Ольховская не позволила это сделать, но пока она бегала, добивалась решения, чтобы эти документы сохранить в Перми, приехавший за документами Быстрых (будущий профессор) собрал два ящика, заколотил, отправил в багаж и перед носом Ольховской помахал квитанциями. Но он увез не всё. А на следующий год (в 1936 г.) Ольховскую сначала исключили из партии, а потом… Она знала, что вслед за исключением будет арест, поэтому, забрав двоих детей, бросив все документы, вещи, квартиру, сбежала и больше никогда не была в Перми.

В 1954 году в музей пришла работать директором Людмила Григорьевна Дворсон, сразу с университетской скамьи… Она не знала, как избавиться от этих документов, и, нагрузив машину, договорившись с Госархивом, отправила их туда. Но в Госархиве тоже места было мало. Оказалось, документы совершенно некуда положить, и не нашли ничего лучшего, чем сгрузить их в сарай, который стоял во дворе. Там они еще пролежали десять лет… Конечно, многие документы погибли, физически погибли от дождя, снега, холода, жары. И только в начале 1960-х годов сотрудник архива (здесь – Л. С. Кашихин), которому поручено было их обрабатывать, провел большую работу и нашел эти самые документы о расстреле Михаила Романова – он нашел подлинники воспоминаний…

В скором времени эти документы будут опубликованы в новой книге «Скорбный путь Великого князя Михаила Романова» (2-е издание), которая выйдет в 2017 году.