Н. В. Подпрятов
Пермский государственный национальный
исследовательский университет

РОМАНОВЫ И НАЦИОНАЛЬНЫЕ ФОРМИРОВАНИЯ
В ГОДЫ ПЕРВОЙ МИРОВОЙ ВОЙНЫ:
ВЗГЛЯДЫ, ПОДХОДЫ, РЕШЕНИЯ

Аннотация. В статье исследуются взгляды, установки и решения Российского императорского дома в период Первой мировой войны, регулировавшие национальную политику в Русской армии. Целью статьи является анализ общих черт и различий в подходах Романовых к созданию национальных воинских формирований.

Актуальность исследования определяется тем, что вопросы национальной политики в полиэтничных и поликонфессиональных государствах в условиях кризисов и войн всегда были и будут предметом пристального изучения, так как во многом определяют дальнейшую судьбу самой государственности.

В статье в хронологической последовательности на основе анализа архивных и личных документов, часть из которых впервые вводится в научный оборот, раскрываются вопросы, выявляющие различия во взглядах Cемьи Императора на вопросы комплектования армии, политические проблемы послевоенного устройства мира и России, анализируются трансформации этих подходов в течение войны, выявляются обстоятельства и источники воздействия на мнение Императора и Верховного главнокомандующего в отношении национальных меньшинств, показаны структуры органов власти и государственного управления, оказывавшие серьезное влияние на принятие решений Николаем II. Автором отстаивается тезис, что, несмотря на лично негативное отношение Императора к идеям автономии Польши, он все-таки под воздействием обстоятельств был достаточно терпим к возможному решению польской проблемы именно таким образом.

Ключевые слова. Романовы, политика, армия, национальные формирования, Первая мировая война.

В условиях начавшейся мировой войны значительно активизировали свою деятельность различные национальные группы, политические партии и общественные движения. Российские власти были заинтересованы в привлечении на свою сторону представителей народов стран-противников России в войне (турецких армян, австрийских чехов и словаков и др.) и в то же время не допустить, чтобы национальные меньшинства собственного государства поддерживали враждебные страны (мусульмане различных национальностей – Турцию, украинцы – Австрию, поляки – Германию и Австрию и т. п.). В условиях боевых действий как военные, так и представители административных органов власти стали разыгрывать этническую карту. И если часть политической элиты государства понимала возможные последствия таких действий, особенно сделанных в публичной сфере, то другая часть истеблишмента видела в таких подходах возможность решить часть текущих задач (развал армии противника, получение «пятой колонны» в тылу врага, раскачивание политической устойчивости стран-оппонентов) и действовала излишне прямолинейно, а часто и беря на себя несвойственные политические функции.

В самом начале войны, в августе 1914 г., после многочисленных совещаний и консультаций, с разрешения наместника на Кавказе И. И. Воронцова-Дашкова, при армянском Национальном бюро создается Распорядительный комитет армянских добровольческих дружин [9, с. 5].

Армянские лидеры твердо настаивали на том, что единственным путем решения армянского вопроса, приемлемым для союзников и полезным для России, является создание автономной Армении в пределах Турции, под покровительством России [1].

А чего же хотела Россия? Министр иностранных дел С. Д. Сазонов в докладной записке Совету Министров в 1916 г. указывал: «Россия в тех же целях ослабления Турции считала государственной своей задачей поддержку армян Турции» [3].

Нужно отметить, что и С. Д. Сазонов, и И. И. Воронцов-Дашков были близки к Николаю Николаевичу-младшему, Верховному главнокомандующему в начале войны, и выражали не только свои позиции по этим вопросам, но отражали и взгляды Великого Князя.

В отношении польских устремлений немаловажную роль сыграло знаменитое воззвание Верховного главнокомандующего русской армией Великого Князя Николая Николаевича 1 августа 1914 г.: «Пробил час, когда заветная мечта ваших отцов и дедов может осуществиться… Пусть сотрутся границы, разрезавшие на части польский народ. Да воссоединится он воедино под скипетром Русского царя. Под скипетром этим возродится Польша, свободная в своей вере, в языке, в самоуправлении. Одного ждет от вас Россия – такого же уважения к правам тех народностей, с которыми связала вас история» [7].

Фактически это было обещание как минимум польской автономии. Именно так оно было воспринято польскими общественными кругами и союзниками России по Антанте.

Способствовало такой интерпретации слов Великого Князя и то, что Император хранил молчание по этому вопросу, и было не ясно – одобряет он такую позицию своего родственника, со всеми вытекающими отсюда обязательствами России в послевоенном устройстве мира, или нет.

По воспоминаниям бывшего министра народного просвещения П. Н. Игнатьева, обращение Великого Князя Николая Николаевича к полякам оказалось сюрпризом как для большинства членов Совета Министров, так и для самого Императора. Только министр иностранных дел С. Д. Сазонов был в курсе этого обращения и сам принимал участие в его формулировке.

Все министры высказались об опасности издания такого манифеста без одобрения Николаем II. А вот о будущем Польши взгляды разделились: министр юстиции И. Г. Щегловитов, министр внутренних дел Н. А. Маклаков и обер-прокурор Святейшего Синода В. К. Саблер были решительно против каких-либо уступок полякам.

Остальные министры, и особенно Главноуправляющий землеустройством и земледелием А. В. Кривошеин, были склонны предоставить полную автономию Польше.

Но, несмотря на свои убеждения и намерения, Император признал невозможным в сложившихся обстоятельствах возврат к прежним методам управления польскими территориями, хотя и не выразил более четко свою волю: и автономию не провозгласил, и отказа от определенной самостоятельности Польши тоже не было [2, с. 135–137].

В начале октября 1914 г. Верховный главнокомандующий Великий Князь Николай Николаевич одобрил проект создания польских отрядов. Однако вскоре по инициативе начальника Генерального штаба генерал-лейтенанта Н. Н. Янушкевича командование Юго-Западным фронтом направило в Варшаву штаб-офицера для поручений полковника К. Х. Середина для ознакомления с ходом дел. По итогам командировки полковник докладывал, что «высказаны лишь непременные желания… чтобы формируемым легионам был придан характер регулярных частей, составляющих неразрывное целое с русской армией» [6, с. 5].

Исходя из данной оценки, русское командование решило передать дело в руки Польского национального комитета и его военной секции, при этом стараясь не выпустить контроль из своих рук. Было запрещено принимать в «польские легионы» призывников 1914–1915 гг. [8, с. 4].

Верховный главнокомандующий генерал-адъютант Николай Николаевич запросил разрешения считать поляков, поступающих в дружины государственного ополчения, формирующиеся на территории Царства Польского, вольноопределяющимися на время войны, т. е. считать их добровольцами, а не призывниками. В конце января Император дал свое согласие, ссылаясь на статью 12 Правил о военном положении [15, л. 26, 27].

В итоге и Николай Николаевич, и Император, и Ставка видели дело создания польских вооруженных формирований исключительно как часть общей русской армии, безусловно подчиненной российскому военному руководству и сражающихся за общероссийские цели и идеалы [15, л. 26, 27]. Т. е. демонстрировали идеи политического национализма, для которого характерно стремление объединить все народы страны в единую государственную нацию с предоставлением равных прав и возможностей представителям многочисленных народов, но и возложив на них равные обязанности.

Командование русской армией с помощью таких добровольческих формирований пыталось увеличить количественно армию за счет не подлежащих призыву (или освобожденных от воинской повинности) контингентов. Тот же, кто подлежал призыву, вне зависимости от национальной принадлежности, должен был пополнять общероссийские части и подразделения.

Таким образом, Великий Князь Николай Николаевич подходил к вопросу национальных формирований чисто прагматично, по-военному, т.е. стремился использовать всех и все, что может привести к победе в войне. Он в меньшей мере задумывался о политических последствиях своих шагов и заявлений. И знаменитое его заявление по поводу будущего Польши относится к этому же разряду.

Польские формирования при нем создавались как добровольческие, вспомогательные формирования, и не более того. Все попытки польской интеллигенции и магнатов придать этим формированиям национальный характер, жестко пресекались.

Уже будучи на Кавказе командующим Кавказской армией, Николай Николаевич фактически ликвидирует вольницу армянских дружин, превратив их в части регулярной армии. Все это также свидетельствует, что Николай Николаевич отнюдь не поддерживал сепаратистские устремления отдельных национальных групп.

Но он часто шел на поводу у ряда своих помощников, военачальников, ратовавших за создание отдельных этнических формирований. Так, например, произошло с латышскими стрелковыми батальонами, которые стали создаваться как вспомогательные дружины, аналогичные польским и армянским формированиям того периода времени, и создание которых активно лоббировало командование Северо-Западного фронта (генералы М. В. Алексеев и М. Д. Бонч-Бруевич). А вот превращение их в нормальные стрелковые батальоны Русской армии было осуществлен, когда Верховным Главнокомандующим стал Император Николай II.

Деятели латышской буржуазии и интеллигенции, воспользовавшись положением, сложившимся на Северо-Западном фронте, решили искать поддержку в кругах Генерального штаба, военного министра и штаба фронта. Инициативу проявил депутат Государственной думы Я. Гольдман (Гольдманис), по предложению которого 19 мая 1915 г. в Риге состоялось совещание видных представителей провинциальной элиты.

28 мая того же года Гольдман обратился к и. д. Начальника Генерального Штаба генералу от инфантерии М. А. Беляеву с письмом, в котором обосновывал важность и своевременность создания латышских формирований [10, л. 190–191].

9 июля того же года начальник штаба Северо-Западного фронта генерал-лейтенант А. А. Гулевич отвечал Дежурному генералу при Штабе Верховного главнокомандующего, что Главнокомандующий армиями Северо-Западного фронта генерал от инфантерии М. В. Алексеев в целом благосклонно относится к идее создания особых латышских частей [10, л. 202].

Предполагалось, что латышские отряды будут партизанскими, т. е. выполнять операции разведывательно-диверсионного характера на занятой немцами территории прибалтийских губерний.

После тяжелых неудач на германском фронте в 1915 г. разрешение было дано 29 мая 1915 г. Под председательством Я. Ю. Гольдмана создается Временный организационный комитет, а командующему армиями Северо-Западного фронта было предоставлено право прекращения его деятельности [10, л. 18].

Однако и у латышских формирований было много недоброжелателей. Так, помощник главного начальника Двинского военного округа по гражданской части генерал П. Г. Курлов не разрешал членам комитета собираться на заседания и высказывал свое мнение о латышских батальонах генералу Алексееву: «Считаю такое формирование с государственной точки зрения нежелательным и даже весьма опасным. По окончании войны, независимо от ее исхода, наличие таких национальных войск в стране, где разные части населения относятся друг к другу неприязненно, может иметь весьма серьезные последствия» [5, c. 51]. Лифляндский губернатор А. И. Келеповский также требовал разъяснений, на каком основании комитет проводит заседания и вербует добровольцев. Потребовалось вмешательство штаба фронта, чтобы устранить эти препятствия.

Императрица Александра Федоровна в письме Николаю II 29 августа 1915 г. прямо спрашивала: «Не забыл ли ты разослать латышские дружины по полкам?» 4 сентября в новом письме Александра Федоровна опять настаивает: «А как обстоит дело с дружиной латышей? Распустил ли ты ее, распределив ее участников по другим полкам, что ты намеревался сделать и что во всех отношениях было бы безопаснее и правильнее?» [5, c. 51].

Первоначально командование главную задачу формируемых батальонов видело в том, чтобы «облегчить войскам, действующим в Прибалтийском Крае, разведку и службу связи». Считалось, что «латыши, хорошо знакомые с особенностями края (язык, топография, устройство), могут оказать существенную пользу не только как разведчики, но и служа проводниками и переводчиками» [11, л. 14]. Однако впоследствии было принято решение формировать самостоятельные воинские части.

Николай II стал Верховным Главнокомандующим 23 августа 1915 г., а Николай Николаевич отправился на Кавказ. Изменилась и политика по отношению к национальным частям и национальным комитетам.

Фактически уже в августе 1915 г. командование армией, наряду с попытками национального латышского комитета обеспечить приток добровольцев, организовало мобилизацию и принудительное комплектование латышских стрелковых батальонов. Так, тем молодым людям, которым предстояло явиться на призывную комиссию в следующий призыв, разрешалось уже заранее записаться в латышские стрелковые батальоны. Начиная с 1916 г., стрелковые батальоны пополнялись новобранцами, призванными мобилизационными комиссиями, и солдатами-латышами, добровольно перешедшими или переведенными из других частей русской армии [5, c. 52, 53]. А к концу 1915 г. формирование латышских боевых частей окончательно перешло к штабу Северного фронта.

Неудивительно, что по распоряжению штаба Киевского военного округа, который после оставления Польши отвечал за польские части, в их ряды стали направляться солдаты-поляки из запасных частей [12, л. 33]. Т. е. так же как и с латышами, соответственно, формированием польских частей стала заниматься сама армия.

Когда Николай Николаевич стал наместником на Кавказе и Командующим Кавказской армией, то при нем-то как раз армянские дружины были свернуты и переформированы в обычные стрелковые батальоны, подчинявшиеся командованию Русской армией. А расцветали они наоборот, при И. И. Воронцове-Дашкове, который убедил Николая II, что армянские дружины это благо для страны. Сыграло свою роль и благоприятное впечатление, произведенное на Императора армянскими деятелями во время его поездки на Кавказ и в Закавказье в ноябре–декабре 1914 г.

Точно также Николай II и Николай Николаевич одобрили идею создания чешских формирований Русской армии.

К началу Великой войны в Российской империи проживало около 100 тысяч чехов и словаков. В конце июля 1914 г. в ряде городов, таких как Киев, Москва, Санкт-Петербург, Варшава, Одесса, Харьков, были организованы демонстрации, посвященные разрешению создания чешских воинских подразделений [4].

12 августа российский Совет министров поддержал идею создания чешской дружины. 20 августа в Кремле Николаем II была принята московская чешская делегация. 4 сентября Император принял более представительную «общероссийскую» чешскую делегацию во главе с Червены. Вскоре первое чешское воинское формирование было создано и получило свое знамя [14].

Все военнослужащие давали присягу на верность российскому государству и соблюдали российский воинский устав. Российское правительство относилось подозрительно к увеличению подразделений из чехов и словаков.

На фронте «Чешская дружина» демонстрировала высокую эффективность в качестве пропагандистского формирования, успешно разлагая австро-венгерскую армию: на сторону России переходили даже кадровые части. Бойцы использовались преимущественно в качестве разведчиков: «...зная немецкий язык и быт немецкого и… австрийского солдата… чехи и словаки были… идеальными разведчиками… правильная и серьезная разведка… была у нас только с того времени, когда чехи и словаки появились на фронте» [17, c. 17].

22 февраля (7 марта) 1915 г. в Москве прошел первый съезд представителей чешских и словацких обществ в России. Главным результатом было решение создания самостоятельного государства. Летом, в разгар тяжкого «Великого отступления» Русской императорской армии, в Ставке возникла идея пополнять чехословацкие части не только добровольцами, но и военнопленными. Как следствие, численность Чешской дружины увеличилась и к концу 1915 г. была развернута в 1-й Чехословацкий полк двухбатальонного состава. А в апреле 1916 г. была создана уже Чехословацкая стрелковая бригада в составе сначала двух, а потом и трех полков [4].

Генералитет же активно проталкивал идеи создания крупных национальных соединений из поляков и латышей, а впоследствии и чехословаков. Особенно рьяно эти подходы отстаивали генералы М. В. Алексеев, А. И. Деникин, Н. В. Рузский и др.

А вот Императрица Александра Федоровна, не будучи политиком или военным, все-таки пыталась отстаивать свою точку зрения на нацформирования, видимо, обсуждаемую в узком семейном кругу, принимаемую и самим Императором, о том, что все такие воинские образования должны быть распущены и запрещены.

В то же время Императрица являлась шефом Крымскотатарского конного полка, носившего ее имя. Полк этот еще с XIX века нес придворную службу в качестве конвоя Императора и был хорошо знаком Царской Семье. Так, 6 ноября 1914 г. всадникам полка были вручены кораны, присланные Александрой Федоровной [13, л. 3].

С другой стороны, инициатором создания Кавказской туземной конной дивизии были местные аристократические круги. Но добро дал сам Император, а во главе дивизии по предложению графа И. И. Воронцова-Дашкова был поставлен Великий Князь Михаил Александрович, родной брат царствовавшего Императора Николая II, что было со стороны верховной власти знаком высокого доверия к горцам и признательности за их патриотический порыв [16, c. 228, 229]. Поэтому дивизия в течение всей войны находилась в довольно-таки привилегированном положении и трогать ее не рисковал никто, даже командующий 9-й армией Лечицкий.

То есть отношение и Императора, и Императрицы к конным национальным частям в целом было благоприятным. А вот к пехотным формированиям отношение было настороженным, тем более что их участники и так должны были отбывать воинскую повинность.

Однако на Императора, несмотря на всю его податливость и уступчивость в определенных вопросах, оказывали воздействие многочисленные и разнообразные элитные круги, как военные, так и гражданские. И Николай II вынужден был прислушиваться к ним всем и пытаться лавировать между этими взглядами, стараясь не испортить отношения ни с кем – для него важнее был консенсус, хотя бы и только внешний, недопустимо было выносить на всеобщее обсуждение возможные разногласия в кругу Романовых и в то же время нельзя было забывать и о возможных внешнеполитических последствиях решений в национальном вопросе. Отсюда, можно сделать предположение о его нерешительности, длительности принятия решений и стремлении сохранения в тайне самого процесса выработки решения.

Николай, без всякого сомнения, был вынужден считаться с политическими вопросами и взаимоотношениями с союзниками по Антанте.

Антанта обещала России черноморские проливы, но речи об изменении западных границ, территорий, населенных поляками, не было. И тут вдруг Николай Николаевич заявляет о возможной автономии. Это в корне меняло все договоренности с Антантой.

Диктаторских полномочий у Николая не было, вернее, он ими не пользовался, а прислушивался к мнению ближайшего окружения, т. е. давление на него шло с разных сторон, а он пытался занять золотую середину, что, естественно, не получалось. Отсюда задержки в принятии важных решений или же длительное молчание по важнейшим вопросам. В большей степени в это время он прислушивался к военным, доверяя их профессионализму, тем более что это было связано с деятельностью армии, да еще и в условиях ведущейся войны.

У всех членов дома Романовых подход был, в общем-то, одинаковый – все выступали за сохранение целостности России и неотъемлемости любых ее частей. Другое дело, что некоторые тактические шаги, совершаемые здесь и сейчас и кажущиеся вполне логичными и безобидными, могли приводить в будущем и приводили к далеко идущим негативным для страны политическим последствиям.

Библиографический список

1. Армяно-курдские отношения на фоне рапорта генерал-майора Болховитинова Л. М. // Курдистан [Электронный ресурс]. – (дата обращения: 20.02.2012).

2. Воспоминания Павла Николаевича Игнатьева, бывшего министра Российской империи. Chapter IX. The Polish Question. P. 135–137 // Бахметьевский архив Колумбийского университета (BAR). Iurev Coll. Box. 1.

3. Гасанлы Дж. Армянские добровольцы на Кавказском фронте 1914–1916 // Информационное агентство «Туран» [Электронный ресурс]. – (дата обращения: 24.04.2015).

4. Захарова И. Долгий путь домой. Чехословацкий корпус в России // Warspot [Электронный ресурс]. Публикация 17 мая 2015 г. (дата обращения: 30.05.2020).

5. История латышских стрелков (1915–1920). – Рига: Издательство «Зинатне», 1972. – 788 с.

6. Копылов Н. А. Польские военные формирования в составе русской армии (1914–1916): военные и политические проблемы формирования и боевого применения // Великая, Священная, Отечественная: Россия в Первой мировой войне: материалы междунар. науч.-практ. конф., посвященной 100-летнему юбилею Первой мировой войны. 26–28 июня 2014 г. Калининград / [Электронный ресурс]. – (дата обращения: 20.06.2020).

7. Летопись войны. – 1914. – № 1.

8. Нива. – 1915. – № 7.

9. Петросян Г. Из истории создания армянского Национального Собрания и Армянского Национального Совета // Сайт Ереванского госуниверситета [Электронный ресурс]. – (дата обращения: 21.01.2017).

10. Российский государственный военно-исторический архив (РГВИА). Ф. 2003. Оп. 2. Д. 323.

11. РГВИА. Ф. 2003. Оп. 2. Д. 324.

12. РГВИА. Ф. 3449. Оп. 1. Д. 29.

13. РГВИА. Ф. 3637. Оп. 1. Д. 3.

14. Ратьковский И. С. Белочехи в Казани: «Была кровь, были и хлеб-соль, были балы, работала и контрразведка». Интервью 04.04.2017 г. // Реальное время [Электронный ресурс]. – (дата обращения: 30.05.2020).

15. Российский государственный исторический архив (РГИА). Ф. 1276. Оп.10. Д. 80.

16. Софьин Д. М. Кавказская туземная конная дивизия // Национальный вопрос и этнические воинские формирования русской армии в годы Первой мировой войны: монография / Н. В. Подпрятов, М. Г. Суслов, М. В. Шиловский, Р. О. Саакян, Н. П. Карцева, Н. А. Копылов, Д. М. Софьин, А. Д. Поперечная; Перм. гос. нац. исслед. ун-т. – Пермь, 2017. – 374 с.

17. Татаров Б. А. Боевая работа Чешской (Киевской) дружины 1914–1915 гг. // Доброволецъ. – 2004. – № 2.