Пермский государственный архив социально-политической истории

Основан в 1939 году
по постановлению бюро Пермского обкома ВКП(б)

«… И эта война тиха и жестока»1

С.А. Шевырин, главный специалист
отдела информации, публикации и
научного использования документов
ГКУ «ПермГАНИ»

«В случае территориально-политического переустройства областей, входящих в состав Польского государства, граница сфер интересов Германии и СССР будет приблизительно проходить по линии рек Нарева, Висла и Сана», — было записано в секретном дополнительном протоколе к договору о ненападении между Германией и Советским Союзом от 23 августа 1939 года2. Фактически граница сфер интересов Германии и СССР делила Польшу на две половины.

1 сентября 1939 года германские войска вторглись с запада на территорию Польши. Сбалансированный взаимными договорами мир был разрушен. Началась Вторая мировая война. В свою очередь 17 сентября советские войска заняли восточные районы Польши.

На советско-польской границе жили осадники — бывшие военные, получившие землю — осаду на границе. Почти все эти люди принимали участие в Советско-польской войне 1920 года, а потому расценивались сотрудниками НКВД как потенциальные враги. 29 декабря 1939 года СНК СССР утвердил «Положение о спецпоселении и трудовом устройстве осадников, выселяемых из западных областей УССР и БССР» (так советское правительство называло восточные районы Польши). Согласно этому положению тысячи семей должны были быть переселены в Россию. Переселение началось 1 февраля 1940 года, и ко 2 апреля 1940 года было выселено 139 596 человек. В Молотовскую область было переселено 1737 семей3. На 1 марта 1941 года в спецпоселках НКВД в Молотовской области числилось 1903 семей польских осадников, всего 9160 человек4.

В архивно-следственных делах, хранящихся в Пермском государственном архиве новейшей истории, имеются десятки биографий осадников. Так, в деле Бервида Бронислава Александровича описана его военная карьера и жизнь на осаде: «В августе 1914 г. я был взят в австрийско-венгерскую армию и служил до ноября 1918 г. Освободившись из австрийско-венгерской армии, я перешел в польскую, где служил до 1933 г.. начиная от поручика и кончая майором. С 1919 по 1920 гг. я находился на фронте с СССР. Будучи ранен в левую руку был направлен в лазарет в г. Проскуров. По выздоровлении в конце 1920 г. я продолжал служить, но был уже в тылу. Я проживал на осаде Сенкевичи в деревне Великие Заганцы Котербургского района Тарнопольской области. Вблизи д. Великие Заганцы я имел, как осадник, отдельный хутор, площадь которого составляла 17 га. Из построек я имел одну хату, из скотины было 2 коровы и 2 свиньи. Землю я засевал всю полностью, 2 гектара земли я каждый год сдавал в аренду. В 1939 г. в октябре месяце по приходу Красной армии на территорию Польши я был арестован органами НКВД и находился в заключении в тюрьме в г. Кременчуг, откуда, вместе с другими всадниками, в 1940 г. был переотправлен на Урал, в Чердынский район»5.

Пашкевич Генрих Адольфович описал в своем дневнике выселение из Польши: «10 февраля поляков Западной Украины и Белоруссии как бы громом с неба ударило. К каждому польскому дому подъехала телега с парой красноармейцев. Великий страх объял поляков, ибо они не знали, с какой целью те приехали. После того как красноармейцы вошли в дом, раздалось: «Руки вверх, обертывайся к стене». Начался страшный плач, т.к. каждый думал, что уже расстается с жизнью. Через некоторое время один из советских прочитал акт или список и сказал: «Собирайся, поедешь в Россию». При этих словах каждый окаменел, сердце перестало биться, а из глаз слезы, как горох посыпались. Ничего больше не было слышно, только плач и слова советских: «Быстрей, быстрей, собирайся!». Описываю здесь свое впечатление и чувство боли по этому случаю. Жена больная, 3 недели после родов; плача схватила малютку—Крысю и говорит: «Муж, я не выдержу. Куда они нас берут, что они хотят с нами делать ?» Я ответил жене: «Не огорчайся, Бог так хочет и Матерь Его Пресвятая возьмет нас под свою опеку». Малютка плачет, не знаю, понимала ли она что-нибудь или предчувствовала что-то, но никогда она так не плакала, как тогда. Мороз на улице больше 20, снег, ветер воет, солнце за тучу зашло, как бы тоскуя по нас. «Быстрей, быстрей, собирайся», — слова красноармейца. Тут уже не было шуток. Больная жена, целуя свою малютку, прижимая ее к груди, долго не могла решиться одеваться, но наконец, видя, что ничего не поможет, т.к. гонят все сильней, плача завернула свое дорогое дитя в перинку и мы начали собираться в дорогу. Взяли с собой вещи первой необходимости и на 3 дня продуктов и в 12 часов выехали из дома, сопровождаемые советским с винтовкой в руке. Мы думали, что только нас постигла такая судьба, однако, когда мы приехали в деревню Пищалынец, то тут уже ждал транспорт семей, таких же товарищей по несчастью. Ничего не было слышно, кроме слов: «Иисус, Мария, что нас постигло. Вернемся ли еще когда-нибудь в свою Отчизну?». В 2 часа дня мы тронулись в путь в Лаповицы. Дорога была скверная, разбитая санями, выбоины на выбоине, сани опрокидываются, люди копошатся в снегу, дети замерзли, плачут и просят есть. У красноармейцев совсем жалости не было. Матери звали и просили, подъезжая к какой-нибудь деревне: «Товарищ, остановись. Дам ребенку покушать и зайду в хату погреться». Отвечают: «Нет времени». И так плачущие дети и страдающие за своих детей матери измученные приехали в Лаповицы в 11 часов вечера. Здесь мы думали, что нам будет лучше. Между тем нас загнали в товарные вагоны, где был иней на стенах, холодно как на улице, топить нечем, воды и света не было. Каждый, замерзший и голодный, мысленно обратился к Богу и стал готовиться ко сну. Матери осматривали своих детей, спрашивая одна другую: «Ваш ребенок жив?». Самым тяжелым моментом для меня и моей жены был тот, когда, посмотрев на своего ребенка, мы не знали, спит ли он или умирает, так тяжело он дышал. Через несколько минут мы еще раз взглянули — а наша дорогая Крысенька испустила дух. Эх, не знаю, сумею ли описать свое и матери отчаяние. Как мужчина я с болью в сердце стал успокаивать жену, говоря ей: «Не плачь, дорогая, Бог дал, Бог взял». Все присутствующие со слезами говорили нам: «Счастливое дитя, умерло на польской земле». Мать схватила свое дитя и прижимая его к груди повторяла: «Крысюня, зачем ты меня покинула?». Так прошло время до утра. Утром открыли дверь и выпустили нас «гулять под штыком». Мы принесли воды, угля и дров, женщины начали прибираться, чтобы приготовить что-нибудь поесть и натопить, чтобы было тепло. В вагоне нас было 37 человек вместе с детьми. Вагоны — товарные, с маленькими оконцами на одной стороне. Клозета не было, завелась ужасная грязь и скверный запах, т.к. другого выхода не было. Женщинам, мужчинам и детям приходилось не стыдиться один другого. После двух дней простоя в Лановицах, начались передвижки с одних путей на другие, а потом отправка в дальнейший путь. Из каждого вагона слышался плач и возгласы: «Родина, надолго ли тебя покидаем?», затем начали петь песни: «Сердечная мать», «По горам и по долам», «Звезда прекрасная», «Боже, который Польшу», «Иисусе Христе» и «Путь Креста Господня» Эти песни гремели в вагонах в каждом транспорте, до самого прибытия на место»6.

В Прикамье семьи «осадников» были размещены в северных лесозаготовительных поселках. Коми-Пермяцкий окружной комитет ВКП(б) так описывал в 1940 году положение в поселках спецпереселенцев-осадников: «Лесозаготовительные предприятия, спецпоселки расположены в непроходимой заболоченной местности. В силу таких естественных условий завоз хлебопродуктов на эти участки в летних условиях невозможен. В результате такого положения рабочие этих предприятий летом 1940 года и члены их семей ощутили систематические перебои в снабжении (два-три дня находились без хлеба или делили 100-200 грамм). В результате чего продукты питания за 10-15 км носили на себе»7.

С 9 по 24 мая 1940 года облздравотделом был проверен ряд спецпоселков осадников Молотовской области. В отчете было отмечено: «Спецкадры II категории (осадники) прибыли из Западной Украины и Западной Белоруссии в конце февраля и в начале марта текущего года. Размещены в поселках лесозаготовительных участков трестов «Комипермлес», «Уралзападолес» и в некоторых районах индустриального значения.

Все пункты размещения спецпереселенцев представляют собой зоны громаднейших лесных массивов с преобладанием лесов хвойной породы и на значительном расстоянии от местных селений и районных центров. Территории, окружающие спецпоселки, как правило, заболочены, в отдельных точках местность резко пересеченная, гористая...

Во всех занимаемых бараках и домах-общежитиях редко наблюдаются индивидуальные кровати и, как правило, для отдыха и сна используются общие нары, рассчитанные на семью, в редких случаях спят и на полу... Оборудование бараков примитивное: общие столы, количество которых недостаточно, отсутствие скамей, плевательниц. Редко встречаются умывальники и имеет место полное отсутствие кипятильников. Бачков для хранения кипяченой воды нет нигде, и факты пользования сырой водой имеют место во всех районах... Бараки и дома в надлежащий вид не приведены, не утеплены, не отремонитрованы и не побелены. Железные печки, постоянно отопляемые в течение дня, дымят, создавая копоть и чрезвычайно душную атмосферу в жилом помещении.

Новый состав спецпереселенцев вскоре после прибытия на места назначения, при отсутствии теплой одежды и обуви, дал высокие цифры заболеваний простудного характера: грипп, пневмонии с единичными случаями смерти, вспышки брюшного тифа»8.

Естественно, что такие условия жизни вызывали недовольство среди спецпереселенцев. Все высказывания недовольства фиксировались сотрудниками НКВД, и часто на основании этих высказываний заводились следственные дела. Катализатором для возбуждения дел об антисоветской пропаганде и агитации мог быть факт невыхода на работу или невыполнения норм валки леса. Например, летом 1941 года были арестованы семь спецпоселенцев-поляков, проживавших в спецпоселке Песчанка Чердынского района. Самый ранний документ в этом деле датируется 7 февраля 1941 года, это рапорт о невыходе на работу 11 человек и опоздании 34 человек. Невыход на работу и опоздание спецпереселенцы мотивировали объективными причинами — температура воздуха была минус 40 градусов. Комендант спецпоселка сделал свои замеры температуры и написал: «В момент выхода на работу в 7 часов — 39,5 градуса: в 8 часов — 38; в 9 часов — 36: в 10 часов — 34. Исходя из вышеперечисленных фактов прихожу к следующему выводу: за нарушение указа Президиума Верховного Совета СССР от 26.06.1940 г. передать материалы в народный суд для привлечения к ответственности»9. Уже в августе 1941 года следователи Молотовского УНКВД составили «Обвинительное заключение»: «...в Чердынском районе вскрыта и ликвидирована контрреволюционная повстанческая группа, состоящая из бывших польских осадников...»10. Фактически этих людей могли расстрелять, но 6 октября 1941 года все они были выпущены на свободу: «Принимая во внимание, что Абсторский А.А., Добровольский Ф.М., Герах А.Н., Гжондковский И.К., Венгжин П.К., Пашкевич Г.А., Черницкий П.Л. являются гражданами польского государства и подпадают под амнистию, объявленную Указом Президиума Верховного Совета СССР, полагал бы... из-под стражи освободить, следственное дело №707 по обвинению выше указанных лиц — производством прекратить».

Начавшаяся Великая Отечественная война побудила СССР искать союзников и собственные резервы. 30 июля 1941 года были восстановлены дипломатические отношения с польским правительством в изгнании, одновременно был подписан договор об освобождении из ГУЛАГа и со спецпоселений польских граждан. 12 августа 1941 года Президиум Верховного Совета СССР издал указ об амнистии польских граждан. Также было решено на территории СССР создать польскую армию из освобождаемых польских граждан.

Польские граждане в Молотовской области, получив документы, стремились как можно быстрей уехать. Лишившись практически бесплатной рабочей силы, леспромхозы начали писать жалобы, в ответ партийные органы требовали проводить идеологическую работу и попытаться уговорить поляков остаться на Урале: «...поляки бросают работу и уезжают, причем предприятия треста «Комипермлес» и райкомы ВКП(б), столкнувшись с этими фактами, не организуют работы с уезжающими, пустили это дело на самотек, вместо того, чтобы со всей прямотой разъяснить полякам, с какими трудностями они могут встретиться при неорганизованном выезде, доказать им необходимость и целесообразность остаться на месте или в пределах округа, в ряде мест оказались бессильны и прекратили работу.

Основным содержанием работы агитколлективов должно быть: разъяснение вопросов международного положения, сводок информбюро и положения на фронтах Отечественной войны, разъяснение примеров самоотверженности рабочих, колхозников, служащих в тылу, на фабриках, заводах, полях, в лесной промышленности, мобилизация масс поляков на стахановскую работу»11.

Многие поляки из Молотовской области стремились стать солдатами армии Андерса или дивизии имени Костюшко. Но не всем это удалось. Арестованный в 1944 году в Березниках Жепко Ришард Иосифович рассказывал на допросах: «В польскую армию нас не берут, а держат на Урале как рабочую силу... Все мы писали письма в Польское посольство и в польскую дивизию с просьбой посылки нас в польскую армию... В письмах мы все описывали об издевательствах над поляками, о голоде, которым нас, поляков, изводят... С разрывом дипломатических отношений СССР с правительством Сикорского мы узнали, что под активной настойчивостью Ванды Василевской на территории СССР создается польская дивизия имени Тадеуша Костюшко. Вначале мы все высказывали свое нежелание служить в этой дивизии, но потом в беседах мы стали высказывать свое намерение пойти служить в польскую дивизию и вместе с Красной армией вести борьбу против фашистской Германии…»12. Вместо фронта Ришард Иосифович был направлен в стройбатальон в Березники Молотовской области. Адам Врубель написал несколько писем в город Бузулук Чкаловской области, где шло формирование Польской армии:

«В штаб Польской армии!
Обращаюсь к господам с просьбой о принятии и рассмотрении моего заявления, в котором прошу принять меня в ряды Польской армии, сформированной на территории СССР.
7 июня 1937 г. проходил призывную комиссию в Белой Крак и был признан годным к действительной военной службе по категории А.
По моей просьбе меня приняли в школу подхорунжих Военно-Морского флота в Торуне.
Как доброволец принимал участие в борьбе за свободу Родины...
19 апреля 1941 г. меня призвали в Красную армию, где пробыл до 8 июля 1941 г., после чего обезоружили и привезли в Березники Молотовской области, включили в стройбатальон, в котором работаю до настоящего момента...
Подавал уже не одно заявление о принятии меня в Польскую армию, однако до сегодняшнего дня они остались без ответа.
Кроме того, обращаюсь к панам с просьбой как можно быстрей принять меня в ряды Польской армии. Очень прошу не отказать в моей сердечной просьбе.
Без сомнения буду выполнять все свои обязанности с честью и гордостью, как подобает поляку.
С биением сердца жду ответа...
Березники, 27.01.1942 г.»13

Весной 1943 года Василевской, Лямпе, Завадским был создан Союз польских патриотов, в задачи которого входило формирование Войска Польского и помощь полякам в СССР. Уже в мае 1943 года в Молотовскую область поступило распоряжение из Москвы:

«В исполнение постановления ГКО 3293 от 06.05.1943 г. и директивы Наркомата обороны окажите полное содействие в призыве бывших польских граждан для направления в польские части, формируемые на территории СССР. Призыв производить в первую очередь из строительных батальонов и Наркоматов, включая УНКВД. Работу закончить в максимально сжатые сроки. 26.05.1943 г.»14 В июле 1943 года в Молотовский обком ВКП(б) пришла телеграмма Ванды Василевской: «Убедительно прошу оказать помощь детям призванного в польскую дивизию имени Костюшко Черняка Петра Ивановича: Тадеушу, Брониславу, Елене, Казимиру, Болеславу, проживающим округ Коми Юрлинский район участок Кирянов деревня Сгоров»15.

В Перми (тогда — Молотове) тоже было создано отделение Союза польских патриотов. В архиве сохранилось письмо 1946 года, написанное руководством областного отделения Союза польских патриотов перед отправкой на Родину:

«Секретарю Молотовского обкома ВКП(б) т. Гусарову
Председателю Молотовского облисполкома т. Швецову
Имеем честь известить Вас, что польские граждане Молотовской области перед выездом на Родину сдали в сберегательные кассы области, в фонд восстановления разрушенных немецкими захватчиками районов СССР облигации Госзаймов на сумму 482 026 рублей, в том числе 25 670 рублей спецвкладов.

От имени всех поляков просим Вас принять этот скромный подарок как свидетельство нашей глубокой благодарности для народов Советского Союза и Правительства СССР за оказанное нам гостеприимство в тяжелых годах войны, а также братскую помощь, оказанную нашему народу в его борьбе за свободу и независимость.

Просим принять наше горячее заверение, что после возвращения на Родину будем стоять на страже дружбы польского и Советского народов, которая является гарантией победы демократии и прогресса.

Председатель облправления Союза Польских патриотов Мочерловер
Зам. Председателя областного правления Союза польских патриотов Яблонек».

Так закончилась для многих поляков «уральская осада», окончания которой так долго и всем сердцем ждали: «19.02.1943 г. — Уплывают дни, дни серые, тоскливые, полные горечи, грустью за домом, за вами любимые. Когда это кончится, все эти муки, тоска за домом, за вами, за женой, сыном, матерью и отцом, за всеми. Война все продолжается, забирают миллионы людей на фронт, а в нашем положении ничего не изменяется.

В настоящее время сам вижу, что живу собственной жизнью, живу с вами, как хорошо говорю, хорошо живу с вами, мое сердце, душа и мысли с вами, любимые. Не чувствую так этого одиночества, которое меня окутало в настоящее время. Снег, зима, которая не имеет конца. Смерть голодная, вши, грязь — это все собирается на наше мучение, а к тому еще то, что я поляк. И эта война тиха и жестока.

Дай Боже только вернуться до вас! Жить около вас, переносить терпение, смеяться и радоваться вместе с вами.

Перспектив выезда из Березников нет. Буду зимовать. Пусть это будет последняя зима в этой неприманчивой земле сибирской. Дай Боже, чтоб эта мука моя и всех людей закончилась, и чтоб я мог поехать домой»16.

___________________________
1 Из дневника Имберовича Э. В. // ПермГАНИ. Ф.641/1. Оп.1. Д.9149.
2 Война Германии против Советского Союза (1941-1945). Каталог документальной экспозиции в зале «Топография террора». — Берлин, 1992. С. 34.
3 Докладная записка начальника ОТП ГУЛАГ М.В. Конрадова наркому внутренних дел СССР Л. П. Берия о приме и расселении спецпереселенцев-осадников из западных областей УССР и БССР по различным краям и областям СССР. Не ранее 2 апреля 1940 г. // История сталинского ГУЛАГа. Конец 1920 — первая половина 50-х годов. Т. 5. Спецпереселенцы в СССР. — М.. 2004. С. 273.
4 Суслов А. Б. Спецконтингент в Пермской области (1929-1953 гг.) — Екатеринбург — Пермь, 2003. С. 356.
5 Архивно-следственное дело Бервид Б.А. // ПермГАНИ. Ф.643/2. Оп.1. Д.17971.
6 Архивно-следственное дело Пашкевича Г.А. // ПермГАНИ. Ф.641/1. On.1. Д.4313. Т.2. Переписка. Л.92.
7 Из докладной записки. 1941 г. // ПермГАНИ. Ф.200. Оп.19. Д.120. Л.12.
8 Материалы обследования населенных пунктов спецкадров II категории по Молотовской области. 9-24 мая 1940 г. // ПермГАНИ. Ф.105. Оп.6. Д.116. Л.157-171.
9 Архивно-следственное дело Бервид Б.А. // ПермГАНИ. Ф.641/1. Оп.1. Д.4313. Л.114-115.
10 Архивно-следственное дело Бервид Б.А. // ПермГАНИ. Ф.641/1. Оп.1. Д.4313. Л.104.
11 Из Постановления бюро Коми-Пермяцкого окружкома ВКП(б). 1941 г. // ПермГАНИ. Ф.200. Oп.19. Д.244. Л.132-133.
12 Из протокола допроса Жепко Р.И. от 9 октября 1943 г. // ПермГАНИ. Ф.643/2. Оп.1. Д.23968. Л.32.
13 Из архивно-следственного дела Врубеля А.И. // ПермГАНИ. Ф.641/1. Оп.1. Д.12236. Приложение. Л.16.
14 ПермГАНИ. Ф.61. Оп.29. Д.575. Л.41.
15 ПермГАНИ. Ф.105. Оп.9. Д.488. Л.3-4.
16 Из дневника Имберовича 3.В. // ПермГАНИ. Ф.641/1. Оп.1. Д.9149.