Пермский государственный архив социально-политической истории

Основан в 1939 году
по постановлению бюро Пермского обкома ВКП(б)

Осмысление революции и гражданской войны в трудах П.Б. Струве (1918 – 1921)

Н.Н. Бармина
Удмуртский государственный университет

События революции 1917 г. и гражданской войны в России на протяжении прошедших десятилетий являются не только объектом напряженных интеллектуальных размышлений, но и индикатором идеологической позиции и политических предпочтений в среде русской интеллигенции. В связи с этим несомненный интерес для современного исследователя представляет изучение самых ранних опытов осмысления природы событий, потрясших российское общество в начале XX столетия и ставших заметной вехой всей мировой истории.

Одними из первых отреагировали на Октябрьские события 1917 г. авторы известного сборника «Из глубины» (1918). Особый интерес здесь вызывают статьи П.Б. Струве, в силу весьма своеобразной политической и идейной эволюции, проделанной им в период с середины девяностых годов XIX в.

На рубеже XIX—XX вв. в русской общественной мысли сформировалось весьма оригинальное идейно-политическое течение — «легальный марксизм». К числу «легальных марксистов» относят, как правило, П.Б. Струве, М.И. Туган-Барановского, Н.А. Бердяева, С.Н. Булгакова, С.Л. Франка. Впрочем, круг «легальных марксистов» был шире, к нему примыкали также В.Я. Яковлев-Богучарский, А.С. Изгоев (Ланде), В.А. Поссе.

Эволюция «легального марксизма» как специфического течения русской мысли проходила в три основных этапа. На первом этапе — 1893 — 1897 гг. — главным стержнем деятельности его представителей стала активная критика народничества и сближение, на почве данной идейной борьбы, с революционным крылом российской социал-демократии. Второй период в истории «легального марксизма» — 1897 — 1899 гг. — ознаменовался началом так называемой «критики марксизма» и вызвал всплеск ожесточенных дискуссий и расхождений в социал-демократическом движении России. Третий период развития «легальных марксистов» — 1899 — 1903 гг. — привел к окончательному отдалению указанных выше общественных деятелей от марксизма, социал-демократизма и революционности и к их переходу на умеренно-либеральные позиции, к изменениям в ценностных установках, научных воззрениях и политической практике.

Исторические потрясения, пережитые российским обществом в 1917 г. подтолкнули многих интеллигентов к осмыслению совершавшихся на их глазах событий. Степень их осведомленности в марксистской теории, в революционных процессах, в партийной практике социал-демократов была разной. Тем интереснее взгляды и суждения людей, переживших опыт пребывания в марксистском и социал-демокртическом лагере, способных оценить идейно-политическое движение, пришедшее к власти, не только «извне», но и «изнутри». Именно таким человеком был Петр Бернгардович Струве.

В сборнике «Из глубины» статья П.Б. Струве «Исторический смысл русской революции и национальные задачи», вне всякого сомнения, может рассматриваться как программная (П.Струве был составителем и редактором сборника). Она датирована августом 1918 г. и представляет непосредственную реакцию на собственно революционные события и первый период существования советской власти. Ключевым мотивом, пронизывающим его статью, является концепция катастрофизма. Революция 1917 г. для П.Б. Струве является «национальным банкротством и мировым позором» (Из глубины. Сборник статей о русской революции. М.: Новости, 1991. С.279.).

Автор систематизирует первые попытки выявить истоки революции-катастрофы, отвергая как ссылку на «некультурность» и «невежество» народа, так и ссылку на крах «старого режима». С точки зрения П.Струве, корни русской революции лежат в совпадении «извращенного идейного воспитания русской интеллигенции» с мировой войной, сделавшей народ «особенно восприимчивым к деморализующей проповеди интеллигентских идей» (Из глубины. С. 281–282).

Характерной чертой русской интеллигенции автор считает «психологию и традицию государственного отщепенства», отмеченную ещё в сборнике «Вехи» (1909). Иллюстрируя свою идею пространными историческими экскурсами, П.Струве формирует дуалистическую историософскую концепцию, в которой сталкиваются национально-государственное и антигосударственное начала, причем последнее представляется чертой всей российской общественности.

Любопытно, что П.Струве сомневается в применимости самого термина «революция» к российской трагедии 1917 — 1918 гг., признавая «моральную значимость» этого термина. По его мнению, ничего морального в переживаемых катастрофических событиях не просматривается. Струве отрицает также и какие-либо «созидательные потенции» в русской революции.

Социализм явился для России, по мысли П.Струве, прежде всего «разрушением государственности и экономической культуры», проявлением «с одной стороны, безмерной рационалистической гордыни ничтожной кучки вожаков, с другой — разнузданных инстинктов и вожделений неопределенного множества людей, масс» (Из глубины. С.287.); сама же идея социализма «вовсе не воспринимается массами», вырождаясь в идею раздела имуществ и пассивного потребления.

П.Б. Струве выходит на более высокий уровень критики классовой теории как таковой в её марксистской интерпретации: «Учение о классовой борьбе отправляется именно от представления о необходимом совпадении объективной группировки, класса в объективном смысле, с психологическим единством, классом в социально-духовном смысле» (Из глубины. С. 289.). Основная ошибка марксистов, по мнению П.Струве, состоит в недооценке субъективного момента в процессе формирования класса, тогда как в реальности «не наличность класса, как объективного разряда, порождает классовое сознание, а, наоборот, наличность классового сознания объективно конституирует класс» (Из глубины. С. 290). Концепции класса, полагает П.Струве, должно противопоставить идею нации, из чего делается вывод о насущных задачах современности (1918 г.): «воспитание индивидов и масс в национальном духе» (Из глубины. С. 295.), иллюстрируя тезис ссылками на опыт 1612 г.

Сам П.Б. Струве принял активное участие в белом движении в годы гражданской войны, сыграл видную роль в идеологическом обосновании белой идеи. В ноябре 1919 г. он выступил в Ростове-на-Дону с публичными лекциями, текст которых был опубликован в виде брошюры «Размышления о русской революции» (София, 1921). В этих лекциях П.Струве выдвигает тезис о «внешней» природе русской революции, считая её «подстроенной и задуманной Германией» в борьбе за мировое господство, для чего необходимо было сокрушить Россию (Струве П.Б. Размышления о русской революции. София, 1921. С.4.).

Более того, важнейшей идеей для П.Струве становится провозглашение исключительно-русского характера революции 1917 г. и большевизма, как явлений невозможных на Западе в силу традиций трудовой этики и порядка в европейском рабочем классе. Мировое значение большевизма, по Струве, заключается в «крушении социализма» (Струве П.Б. Размышления… С.16.), так как «эгалитарный социализм есть отрицание двух основных начал, на которых зиждется всякое развивающееся общество: идеи ответственности лица за своё поведение вообще и за экономическое поведение в частности, и идеи расценки людей по их личной годности. В частности по их экономической годности. Хозяйственной санкцией и фундаментом этих двух начал всякого движущегося вперед общества является институт частной, или личной собственности» (Там же. С.17). Удивительно, что в этом пассаже П.Струве не делает различения между собственностью личной и частной — для профессионального экономиста, автора серьезных исследований это странно. Тем не менее, важна основная идея — концепция личной годности как фундаментальный постулат либерализма (и в первую очередь — экономического либерализма!) позиционируется как единственное условие хозяйственного развития, которого по определению лишен социализм (коммунизм) как система экономической организации.

В лекциях 1919 г. П.Струве проводит аналогию между революцией и гражданской войной в России и эпохой Великой Смуты начала XVII столетия, а также между Добровольческой армией А.И. Деникина и Нижегородским ополчением К.Минина и Д.Пожарского. (Там же. С.23.). В этих лекциях присутствует и рефлексия по поводу старого монархического режима; интеллигенции, которая «выросла во вражде к государству, от которого она была отчуждена, и в идеализации народа…, которого, в силу политических и культурных условий своего и его развития, она не знала» (Там же. С.28.).

Анализируя роль различных политических сил в революции, П. Струве отмечает, что «логичен в революции, верен ей по существу был только большевизм и поэтому в революции победил он» (Там же. С.31.).

Ещё одним из любопытных опытов осмысления природы большевизма является речь П.Б. Струве на Съезде представителей Русской промышленности и торговли в Париже 17 мая 1921 г. (Струве П.Б. Итоги и существо коммунистического хозяйства. Берлин: Слово, 1921.) Коммунистическая революция здесь рассматривается как «натурально-хозяйственная реакция», как продолжение политики «военного хозяйства» или «военного регулирования», не имеющего ничего общего с идеей социализма (Струве П.Б. Итоги и существо… С.8.). Отсюда неизбежно возникает дилемма: либо социализм не является высшей формой хозяйства, либо в России — не социализм. Русская революция, таким образом, ставит «под вопрос самые принципиальные основы социализма, а не только исторические условия и политические методы осуществления данного опыта» (Там же. С.16.). В первых шагах НЭПа автор видит постепенный отход большевиков от изначальных принципов коммунистической революции, а потому «эволюция большевизма будет условием и сигналом для революции против большевизма» (там же. С.30.).

Проанализированные три работы П.Струве иллюстрируют процесс вызревания ряда ключевых концептов, ставших базовыми для эмигрантской и — под её непосредственным влиянием — западной историографии Октябрьской революции и гражданской войны. С конца 1980-х гг. начался весьма любопытный процесс усвоения ряда новых идейных схем представителями отечественной исторической науки. К числу более или менее вошедших сегодня в историческую (и не только) науку можно отнести: идею коммунистической революции как сугубо российского явления; мысль о роли Германии в развязывании революционных процессов в России; тезис об антигосударственной природе большевизма; теорию изначальной экономической несостоятельности социализма; провозглашение экономического либерализма универсальной основой хозяйственного развития. Практически без критики воспринимается тезис о катастрофической природе революции. Налицо и тенденция редуцировать значение событий 1917 г. путем отхода от термина Октябрьская революция и использования других понятий (таких как «большевистский переворот», «октябрьский переворот», «захват власти большевиками»).

Вернуться к списку