Пермский государственный архив социально-политической истории

Основан в 1939 году
по постановлению бюро Пермского обкома ВКП(б)

Интервенция как фактор эскалации и затухания гражданской войны в России

Н.Г. Шелепенькин
Пермский государственный университет

После выхода России из войны и начала переговоров о мире с Германией и Австро-Венгрией большевики становились противниками союзников, однако они не спешили делать резкие заявления против большевистского руководства, чтобы не провоцировать антисоюзнические настроения в стране. Вторжение в Россию должно было выглядеть как противодействие германской агрессии. Пока правящие круги США, Англии и Франции изучали возможности участия вместе с контрреволюционными силами России в борьбе с большевиками, Япония уже направила свои военные корабли для защиты своих граждан и фирм на Дальнем Востоке. На открывшейся конференции союзников в конце ноября 1917 г. в Париже было отмечено, что в контроле за ситуацией в России главная роль отводилась Японии и США. Наконец 23 февраля 1917 г. там же был подписан англо-французский договор, называемый к некоторых случаях конвенцией, по которому определялись «зоны влияния» в России между Англией и Францией. В 1-й статье Франция должна была развивать свою активность на севере от Черного моря, а Англия — против турок на юго-востоке. Во 2-й статье говорилось об организации армии по предложению генерала М.В. Алексеева «для открытия враждебных действий против врага (Германия)» и предоставления для этих целей кредита в миллион фунтов стерлингов. С учетом этого в 3-й статье говорилось об ограничении зон влияния союзников: «английская зона — Казачьи области, Кавказ, Армения, Грузия, Курдистан; французская зона — Бессарабия, Украина, Крым» (Штейн Б.Е. «Русский вопрос» на Парижской мирной конференции (1919 — 1920 гг.). М., 1949. С. 28 — 29). Денежные кредиты были сразу же предоставлены Англией и Францией М.В. Алексееву, а затем и Украинской раде от французских властей. К денежным вливаниям атаману войска Донского генералу А.М. Каледину через союзников подключились и правящие круги США. Одновременно велись тайные переговоры представителей Антанты с потенциальными противниками большевиков. Не признав целей и задач переговоров большевиков с Германией, политические круги Англии и Франции открыто стали говорить об интервенции и поощрять движение Японии вглубь Сибири до встречи с германскими войсками, которые якобы тоже хотели двигаться по Сибири до Тихого океана. Японскую экспансию должны были сдерживать США.

Слабая как никогда Советская Россия вела переговоры в Брест-Литовске с представителями серединного блока европейских стран во главе с Германией. Возглавлявший советскую делегацию Л.Д. Троцкий вспоминал: «К мирным переговорам мы подходили с надеждой раскачать рабочие массы как Германии и Австро-Венгрии, так и стран Антанты. С этой целью нужно было как можно дольше затягивать переговоры, чтобы дать европейским рабочим время воспринять, как следует быть, самый факт советской революции и, в частности, её политику мира» (Троцкий Л.Д. Вокруг Октября // Луначарский А.В. и др. Силуэты: политические портреты. М., 1991. С. 72). 18 февраля 1918 г. была получена советским руководством телеграмма о переходе немцев в наступление в направлении Двинска. Не было сомнений в том, что об этом уже узнал весь мир. К моменту приезда в Брест-Литовск нашей делегации были выдвинуты новые немецкие условия, ещё более худшие, чем раньше. Троцкий отметил, что «у всех нас, до известной степени и у Ленина, было впечатление, что немцы, по-видимому, уже сговорились с Антантой о разгроме советов и что на костях русской революции подготовляется мир на западном фронте». 22 февраля 1918 г. на заседании ЦК Троцкий доложил, что к нему обратились представители Франции и Англии с предложением «оказать нам поддержку в войне с Германией». Троцкий высказался за принятие предложения, Бухарин — категорически против. Шестью голосами против пяти ЦК поддержал предложение. Ленин продиктовал решение: «Уполномочить т. Троцкого принять помощь разбойников французского империализма против немецких разбойников». (Троцкий Л.Д. Моя жизнь: Опыт автобиографии. Тт. 1 — 2. М., 1991. С. 373 — 374).

Однако политическими каламбурами изменить ситуацию было нельзя. После ратификации Брестского мира началась открытая интервенция стран Антанты под предлогом создания Восточного фронта против германских войск. В первой трети мая 1918 г. В.И. Ленин писал о «крайней непрочности международного положения Советской республики», которое «чрезвычайно обострилось по причине прямого наступления «контрреволюционных войск (Семенова и др.) при помощи японцев на Дальнем Востоке, а в связи с этим ряд признаков указывал на возможность соглашения всей антигерманской империалистической коалиции на программе предъявления России ультиматума: либо воюй с Германией, либо нашествие японцев при нашей помощи».

А в германской политике одна военная партия хотела бы развернуть немедленное наступление и взять верх над другой военной партией, которая лишь на время заключив мир, стремилась «к новым аннексиям в России». По мнению Ленина в Германии большинство империалистической буржуазии стояла на тот момент за аннексионистский мир с Россией. В ленинской политике нет детальной проработки данной ситуации, общим лозунгом «лавировать, отступать, выжидать». В.И. Ленин ориентирует своих соратников на продолжение подготовки Красной Армии «изо всех сил» (Ленин В.И. ПСС. 5-е изд. Т. 36. С. 322 — 323).

Германия, по оценке Н.Е. Какурина, на оккупированной территории, осуществляла политику по древнему принципу «разделяй и властвуй». Немцы отрицательно относились к Добровольческой армии, поскольку генералы А.И. Деникин и М.В. Алексеев не признали Брестского мира и заявляли о своей верности союзническому долгу, но покровительствовали атаману П.Г. Краснову, который летом 1918 г. писал письмо кайзеру Вильгельму с просьбой признания самостоятельности Донской области. Однако армия Деникина, «испытывая постоянную нужду в огнеприпасах», тайно получала их от Краснова, а тот, в свою очередь, получал их от немцев. (Какурин Н.Е. Как сражалась революция. Т. 1. 2-е изд., уточн. М., 1990. С. 25 — 26.).

Дипломатический представитель Германии в Советской России граф Вильгельм Мирбах-Харф по инструкции германского МИДа должен был собирать и изучать информацию о большевиках, т.е. быть «беспристрастным наблюдателем» и не вступать в контакт с антибольшевистскими организациями. Наблюдение за большевиками он вел, и в частном письме министру иностранных дел Германии от 25 июня 1918 г. он поставил диагноз большевизму: «…мы, бесспорно, находимся у постели тяжелобольного; и хотя возможны моменты кажущегося улучшения, но в конечном счете он обречен». Когда «в один прекрасный день» большевистский режим рухнет, то худшим вариантом дальнейшего развития событий для немцев стал бы приход к власти второй массовой партии в России — эсеров, «подкупленных деньгами Антанты и снабженные чехословацким оружием». Они тогда могут вернуть «новую Россию» в ряды противников Германии. Германский посол Мирбах делал все, чтобы этого не допустить. Для этого он тайно вступил в контакты с русскими контрреволюционерами, противниками Советской республики. Мирбах делал ставку на октябристов и кадетов «правого центра» (А.В. Кривошеин), промышленные и банковские круги (К.И. Ярошинский), «сибиряков» (А.И. Дутов, А.В. Колчак и др.). Но завербовать на свою сторону «сибиряков» — «наиболее трудная проблема». В то же время, Мирбах подчеркивал, что «если бы она была разрешена, то перед нами открылись бы ещё более широкие перспективы на базе использования природных богатств Сибири. При этом я хочу здесь лишь в самых общих чертах напомнить о новых, почти неограниченных возможностях нашего проникновения в Сибирь и на Дальний Восток». При этом не надо никакого насилия и «мы сможем до последнего момента внешне сохранять видимость лояльных отношений с большевиками». Но для этого, по мнению Мирбаха, необходимо крупное выступление германских войск, а когда большевики и их режим рухнут, то к власти прийдут «наши здешние возможные друзья», которые внутренне уже примирились с потерей Польши, Литвы, Курляндии и даже Лифляндии, но никак не могут согласиться с потерей Эстонии (Ревель) и отделением Украины от России. В этом вопросе Мирбах считал, что германская сторона должна пойти на уступки: «Совершенно бесплатно, разумеется, мы ничего не получим: какой-то ценой все же придется расплачиваться, если не сразу, то в процессе развития событий». (Документы германского посла в Москве Мирбаха // Вопросы истории. 1971. № 9. С. 128 — 129.).

Планам Мирбаха не суждено было сбыться и не только по причине его убийства в ходе заговора левых эсеров. Генерал Л.Г. Корнилов в своей политической программе революцию воспринимал как «пожар анархии, вспыхнувший в центре и перекинувшийся в армию и на окраины», в результате чего произошло установление господства «германо-большевизма». Генерал Корнилов своей ближайшей задачей ставил «сокрушение большевистского самодержавия и замену его таким образом правления, который обеспечивал бы в стране порядок, восстановил бы попранные права гражданства и, закрепив целесообразные завоевания революции, вывел бы Россию на светлый путь свободы и прочного почетного мира, столь необходимого для культурно-экономического прогресса государства». (Приложение № 2. Политическая программа ген. Корнилова // Архив русской революции. В 22 т. Т. 9 — 10. М., 1991. С. 285.). Для достижения этой цели от отправил делегацию в Сибирь с «Наказом», носившем широкий характер отношений и с войсками, и с правительствами, и с политическими организациями. «Делегация в Сибирь» отправилась в конце февраля 1918 г. В Омске руководство местных кадетов не стало даже обсуждать программу вооруженной борьбы против большевиков, ссылаясь «на директивы центрального комитета партии» и на безнадежность вообще «выступлений против Советской власти без поддержки со стороны союзных держав». 11 июня 1918 г. делегация от Корнилова достигла Владивостока и за неделю собрала много информации о положении дел на Дальнем Востоке, «в частности, по вопросу о военной интервенции союзников, который с таким нетерпением ожидали в Сибири, пришлось убедиться, что ещё нет особенных данных к тому, чтобы считать её близкой и неизбежной». Но с момента выезда с Дона прошло уже много времени (конец февраля — середина июня 1918 г.), постановка вопроса о союзнической интервенции уже во многом изменилась (к примеру, произошло выступление чехословацкого корпуса). Члены делегации теперь уже обсуждали и возможности «неблагоприятных последствий такой интервенции в смысле ущерба крупным государственным интересам России на Дальнем Востоке и в Сибири», но пришли к выводу, что союзники будут между собой соперничать, а в вопросе о более существенной компенсации, «которую пришлось бы предоставить за оказанную помощь, то она окупилась бы во много раз восстановлением единства и целостности России». («Отчет о командировке из Добровольческой Армии в Сибирь в 1918 году (составлен в феврале — марте 1919 года, представлен генералу Деникину в апреле того же года) // Архив русской революции. В 22 т. Т. 9 — 10. М., 1991. С. 251, 269, 272 — 273). Широкомасштабная интервенция союзников началась с массированного выступления чехословацкого корпуса на огромной территории России от Пензы и Сызрани до Владивостока. «Чехи — наши союзники, они также союзники Франции и Англии; все что они делают при чрезвычайных обстоятельствах или в связи с непосредственными требованиями военной обстановки, мы одобряем и будем их поддерживать», — заявил в Челябинске Генеральный консул США Гаррис 6 августа 1918 г. (Американские солдаты в Сибири. Составитель Мальков В.Л. // История СССР. 1991. № 1. С. 164). Но несмотря на, казалось бы, идеальное расположение сил интервентов по периметру страны и в центре, военная удача была не на их стороне. Без поставок союзниками оружия, боеприпасов, обмундирования и даже продовольствия многочисленные советские армии не смогли бы воевать. Это звучит аксиоматично. Старший консультант пресс-бюро Службы внешней разведки России полковник В.Н. Карпов в своем интервью представителю журнала «Новая и новейшая история» напомнил о том, «что до приглашения белогвардейцами иностранных интервентов гражданская война в России не велась. Она стала возможной тогда, когда „союзники“ высадились в различных регионах России, которые они впоследствии захотели оставить за собой в качестве платы за помощь белому движению». (Советская разведка и русская военная эмиграция 20-40-х годов. Интервью со старшим консультантом пресс-бюро Службы внешней разведки России полковником В.Н. Карповым // Новая и новейшая история. 1998. № 3. С. 120). Сами организаторы интервенции утверждали, что без интервентов белое движение потерпит немедленное поражение. У.Черчилль писал, что вывод войск интервентов из Советской России приведет к гибели все небольшевистские войска: «Подобная политика была бы равнозначна выдергиванию чеки их взрывного устройства. В России будет покончено с сопротивлением большевикам…» (Цит. по: Галин В.В. Интервенция и гражданская война. М., 2004. С. 16.)

Глава корниловской «Делегации в Сибирь» в своем отчете о командировке писал, что летом 1918 г. во Владивостоке «мнение о необходимости этой интервенции разделялось здесь всем почти русским населением, кроме большевиков и примыкающим к ним социалистов крайнего левого крыла». (Отчет Армии в Сибирь в 1918 году…. С. 274). Организаторы белого дела порой выглядели наивными в своих глобально-стратегических планах свержения власти большевиков. Так, члены «сибирской делегации» полагали, что плата за «помощь» интервентам во много раз окупится «восстановлением единства и целости России». Историк В.В. Галин в своем основательном исследовании предложил взглянуть на помощь интервентов не с глобально-стратегической стороны, а с другой, «более приземленной стороны», и обобщил в одном разделе повествование о том, как «интервенты в повседневной практике предпочитали брать плату за „помощь“ „во имя высоких идеалов“ сразу и без церемоний». Начали вывозить с оккупированной территории немцы (зерно, картофель, овощи, скот, лошади, уголь, железная руда, марганец, металлолом и т.д.). Продолжили турки и французы (зерно, лен, табак, соль, шерсть). Англичане вывозили традиционные сырье и товары (нефть, лес, марганец, пеньку, смолу и т.д.). Американцы от них не отставали. Японцы вывезли почти весь годовой улов сельди, много лососевых рыб. Все вместе грабили Россию и увезли много паровозов и вагонов вместе с ценными грузами. Всего белогвардейцы, немцы, англичане, французы, японцы, американцы увели из России за 1918 — 1922 гг. более 800 судов. Чехи не отставали в деле грабежа от своих покровителей (металлы, ценные машины, породистые лошади). Чехи не постеснялись даже объявить военной добычей часть книг из библиотеки Пермского университета и лабораторию. Особый вопрос — золото России. Но это уже другая история. (Галин В.В. Интервенция и гражданская война. М., 2004. С. 482 — 487.).

Вернуться к списку