Пермский государственный архив социально-политической истории

Основан в 1939 году
по постановлению бюро Пермского обкома ВКП(б)

О трудармии, «вечной ссылке» и первой любви

Александр Фитц

Не с чужих слов знаю сколь трудно составлять генеалогическое древо, особенно, если близкие родственники давно пребывают в лучшем мире, а из документов, кроме паспорта и свидетельства о рождении у тебя ничего нет. Жестокие катаклизмы ХХ века: война, депортация, тюрьма, комендатура, поселение швыряли твоих отца с матерью по пространству Евразии словно утлые суденышки по грохочущему девятым валом океану, и то, что в этом ужасе и кошмаре они умудрились тебя родить и вырастить — уже радость. Какие уж тут прабабушкина метрика и прадедушкина Библия, которую он получил на конфирмацию, и на последней странице которой перечислены все те, кто жил прежде и носил твою фамилию? Хотя правильнее — это ты носишь их фамилию. И это ты знаешь точно. Но вот где они родились, учились, о чем мечтали, кто был их друзьями?.. Почему и как очутились в России?.. За что их упекли в тюрьму и на каторгу?.. Ну, да, согласно пресловутым Указам и Постановлениям советского правительства, но это все обще, а хорошо бы знать конкретно что им инкриминировали. А вдруг сохранился их дом? Конечно, теперь в нем другие люди, но как хочется пройти по улице, по которой ходил дед с бабушкой, бегал мальчишкой отец. Отыскать бы только этот город или село.

Обо всем этом размышлял я, читая трехтомник «Немцы в Прикамье ХХ век» 1, хотя ни я, ни мои близкие никогда не жили в Пермском крае или сопредельных с ним областях. Мне было не только интересно, но и завидно сколь подробно, обстоятельно, цитируя уникальные архивные документы (деловые бумаги, служебную переписку, протоколы собраний, отчеты, распоряжения, дневники, письма), рассказывали авторы о немецком присутствии в этом регионе. Эх, если бы кто-то подготовил подобный труд о немцах, оказавшихся волею судеб в Актюбинской области Казахстана или в Ташкентской области Узбекистана, где мне довелось жить и куда были сосланы родители, а ещё описал немецкие колонии Волыни с перечнем фамилий и мест откуда и когда немцы были туда сосланы. Впрочем, не теряю надежды, что такие работы рано или поздно появятся, а пока возвращусь к трехтомнику «Немцы Прикамья».

Начну с того, что на Западном Урале отсутствовали немецкие поселения, изначально называемые колониями. До 1914 года немец здесь — это чиновник, реже — инженер, врач, торговец или ремесленник. Все они были на виду и всех их можно было перечислить по именам. Только в годы первой мировой войны появляются германские военнопленные, а также гражданские подданные Рейха, принудительно эвакуированные в глубокий тыл из прифронтовых областей Российской империи. После подписания мира с Польшей в 1921 году почти все они возвращаются на родину.

Снова немцы в Прикамье стали прибывать начиная с 1928 года. Для реализации индустриальных проектов советской республики потребовались квалифицированные специалисты и их приглашают из Веймарской Германии. После 1934 года иностранные специалисты, за малым исключением, возвращаются домой. Их заменяют советские инженеры, прибывшие из Москвы, Ленинграда, Казани и Харькова. Некоторые из них носят немецкие фамилии и вскоре всех их арестовывают, как «германских шпионов».

В трехтомнике перечислены имена всех этих «вредителей», «диверсантов» и четко показывается надуманная лживость, выдвинутых против них обвинений.

Массовый приток советских немцев на территорию образованной на Западном Урале Молотовской области приходится на 1941–43 гг. Местные хозяйственные руководители, испытывающие огромный, как они подчеркивают в своих письмах в центр, дефицит рабочей силы, просят Москву прислать им «как можно больше трудармейцев для использования в лесном, нефтяном, строительном и угольном хозяйствах».

После того, как эстонцы, латыши и поляки получают право взять в руки оружие и в составе национальных формирований отправиться из ссылки на фронт, трудовая армия становиться практически полностью немецкой. Мужчин переводят на жесткое лагерное содержание, а женщин размещают в обособленных бараках. И тех и других используют исключительно на самых тяжелых неквалифицированных работах, хотя, конечно, бывали исключения. Но дипломы, квалификация, профессиональный опыт не учитываются.

Кстати, в первом томе2 сообщается интересный факт, о котором мне доводилось слышать и читать, но, к сожалению, без ссылок на официальные источники. Оказывается Николай Францевич Гастелло, посмертно удостоенный (26 июля 1941 г. — А.Ф.) звания Героя Советского Союза за наземный таран колонны вермахта был не белорусом, а выходцем из семьи обрусевших немцев. Теперь понятно, почему в последнее время в прессе регулярно стали регулярно появляться статьи, авторы которых утверждают, что никакого тарана Гастелло не совершал и Звездой героя награжден ошибочно. Все может быть, но зачем в таком случае 1941 году ему национальность заменили?

В трехтомнике приведено немало документов, в том числе и беспристрастных воспоминаний, о жизни немцев. Приведу один из них. «Моя мать — Мария Васильевна Вожакова, — пишет один из авторов трехтомника доктор исторических наук, профессор О.Л. Лейбович3, — во время войны работала на заводе имени Сталина. Человеком она была по-советски правильным. Знала, о чем говорить можно, о чем — нельзя. Но вот однажды — мне было тогда лет восемь — не помню уже по какому случаю, она вдруг рассказала, как зимой сорок второго года навстречу ей, возвращавшейся с работы, шла немца — большая, опухшая от голода, — шла медленно, покачиваясь, едва переступая обутыми в галоши ногами, и несла на плечах коромысло с наполненными ведрами. А за ней шел конвоир с ружьем наизготовку. Рассказала и замолчала. На мои вопросы: почему немка? Зачем её охраняли? Шпионка что ли, и ещё какие-то глупости — ответила крайне скупо и неохотно: немка из Поволжья. Потом уже без конвоиров водили. И знать тебе про это ничего больше не нужно. Прошло много лет, а вот образ не стерся. И впечатление сохранилось в памяти: было жалко и непонятно, видимо, так же, как и матери».

К этому могу добавить, что советским немцам жилось на каторге, т.е. в трудармии, много тяжелее, нежели немцам германским. Уж так повелось — к плененным врагам люди относятся хотя и жестко, но много лучше нежели к предателям. А российские немцы усилиями советской пропаганды были отнесены к разряду «подлых предателей и мерзких вредителей». «Немцы, — как пишут авторы трехтомника, — были вновь отделены от местных жителей. На этот раз колючей проволокой, конвоирами, особенным несчастьем и ненавистью. Массовое сознание не знает оттенков и полутонов. Немец во время войны и в первые послевоенные годы означал врага. Поволжский он был или германский, солдат чужой армии или изгнанный с фронта красноармеец — это было неважно. Да и вступать в контакт с ними было небезопасно».

Интересно рассказывается в этой работе о двух на первый взгляд несовместимых процессах, которые наблюдались в первое послевоенное десятилетие — национальной ассимиляции российских немцев и формирование немецких культурно-территориальных общин. В лесных и рабочих поселках, в которых были «навечно» заперты немцы, вместе с ними проживали другие спецпереселенцы: западные украинцы, крымские татары, а также русские и белорусы из числа бывших военнопленных и жители оккупированных территорий, подозреваемые в сотрудничестве с германскими властями. Вместе они не только работали, но и пили. Пили по-русски. Вот лишь один пример. В записках кинематографиста Виталия Мельникова о военных годах упоминается горемычная судьба его школьного приятеля талантливого и высокообразованного Лео. «После войны его из ссылки не выпустили, и он спился в маленьком таежном поселке Кедровое, где преподавал ссыльным ребятишкам никому там не нужный немецкий язык4».

Но можно и нужно привести совершенно иные примеры того, как люди спасали свои души и свою национальную идентичность. В трехтомнике подробно рассказывается о том как сосланные немцы использовали фактически единственную оставшуюся возможность сохранить религию, обычаи и язык родителей путем создания религиозных общин. На какие муки шли, но не ломались.

К заслуге авторов этого фундаментального исследования я бы отнес и то, что приведя массу уникальных документов, имевших грифы «Секретно» и «Для служебного пользования», они предельно честно и смело раскали о жизни немцев в Прикамье в ХХ столетии. Взять хотя бы опубликованный впервые «Список граждан немецкой национальности, репрессированных по политическим мотивам в Пермской области в 1919 -1959 гг." или «Список лиц немецкой национальности, трудармейцев, умерших от болезней в 1942—1945 гг. на строительстве шахт в пос. Гремяченский». Так вот, едва не все из 389 человек, выключенных в последний, умерли, согласно официальным заключениям, от дистрофии, порока сердца и гемоколита и ни один (!) от голода, а ведь абсолютное большинство скончавшихся юноши и девушки в возрасте от 15 до 21 года.

Эти списки да и весь труд важен ещё и потому, что в пух и прах развенчивает лжетеорию обосновавшегося в Саратове доктора исторических наук Аркадия Германа, пытающегося доказать будто российским немцам в трудармии, под комендатурой и в годы «вечной ссылки» жилось пусть и не очень сладко зато покойно и вообще никакого геноцида в отношении их не было.

К достоинствам работы о истории пребывания немцев на Западном Урале я бы отнес и то, что она богато иллюстрирована, имеет подробный именной указатель, и содержит подробное описание населенных пунктов, в которых жили немцы.

Вышел трехтомник «Немцы в Прикамье ХХ век» сравнительно небольшим тиражом, но приобрести его ещё можно, если позвонить в Правление Землячества немцев из России в г. Штутгарт по тел.: 0711/16659 22.

1Пермь. Изд-во Пушка. (2007). Издание осуществлено при поддержке Федерального министерства иностранных дел Германии, а рекомендовано к изданию объединенным научным советом государственных архивных учреждений Пермского края.
2 Стр. 18.
3 Наряду с профессором О.Л. Лейбович авторами трехтомника. Немцы в Прикамье ХХ век. являются кандидат исторических наук А.С. Кимерлинг, Г.Ф. Станковская, Л.С. Бортник, И.Ю. Федотова, Т.В. Безденежных, Т.В. Бурнышева, А.В. Бушмаков, А.В. Морозов, С.А. Плотников, С.А. Плотников, С.А. Онохов.
4 Мельников В. Жизнь. кино. Искусство кино. 2005.5 С.148.