23 июня 1947 г.
Курорт «Ключи».
Прожил здесь уже неделю, а ничего хорошего еще не видел. И вот сегодня решил начать вести дневник. Постараюсь восстановить все, что было со мной после отъезда из дома. Начинаю вспоминать.
14 июня 1947 г.
Зина проводила меня на станцию. С Боренькой проститься не пришлось. Когда я поехал, то он спал. Но ничего, выздоровеет. Мы с Николаем забрались в служебный вагон и очень хорошо и свободно доехали до Кунгура.
Там, когда сошли с поезда, зашли в буфет. Выпили и из-за этого опоздали на автомашины. Пришлось ночевать в Кунгуре на курортной базе. Но мы хоть устроились хорошо. Нам с Николаем досталась настоящая кровать. Я немного даже уснул.
15 июня 1947 г.
Утром сходил на базар. Купил себе хорошенькие за 70 руб. у какого-то «подсана[1]». Больше ничего хорошего не видел. В 12.00 час. дня пришла автомашина. Садились с боем. Но все-таки поехали в Ключи.
Дорогой я весь запылился, тем более что сидел я на самом конце кузова. В Ключи приехали под вечер. Оформили все документы, покушали, сходили в баню и улеглись спать. Я поселился в корпусе № 3, ком. № 27. Это примерно в одном километре от основных баз курорта.
16 июня 1947 г.
Утром встал поздно. Зашел в физкабинет. Там произвели взвешивание и другие процедуры.
Вес мой – 60,7 кг.
Рост – 165 см.
Сила рук: левой – 47, правой – 48.
Целый день никуда не ходил. Спать лег вовремя и сразу же уснул. Это я отсыпался за дни, которые потратил в городе на оформление путевки. Днем немного позагорал. Было очень жарко.
17 июня 1947 г.
Ходил к врачу. Она мне прописала только прием сероводородных ванн.
Написал домой письмо. Аня его отослала. Знакомиться совершенно не с кем, да я и не стараюсь. Лучше отдохнуть хорошенько, чем заниматься плясками да трясками.
Да, кстати, и баяна-то здесь нет. С Аней в одной комнате живет молоденькая девочка Аля. Она тут с одним пареньком вроде как-то знакома. Его зовут Виктор. Так вот мы втроем ходили на гору, которая находится у самого курорта и из-под которой бьют ключи сероводородной воды.
На этой горе написаны слова:
Это говорят, что когда-то курортники сами выложили.
18 июня 1947 г.
Ходил впервые на сероводородные ванны. Вообще-то в них лежать приятно для тела, но очень неприятно для обоняния. Весь воздух пахнет как бы протухшими яйцами. 1-й раз лежал только всего лишь 5 минут.
Кстати, о яйцах. Они здесь стоят 30 руб. десяток. Иногда можно даже и за 25 руб. купить. Молоко тоже недорогое – 10 руб. литр. Вот я и беру все это ежедневно и кушаю.
Вечером я, Аня, Виктор и Аля ходили в лес. Там немного выпили на свежем воздухе, а потом ушли в кино смотреть .
19 июня 1947 г.
Погода с утра хмурая. Был даже дождь. Все сидели дома. Ходили только кушать. Вечером, правда, откуда-то притащили баян, и я станцевал два или три танца с девочкой, которая живет вместе с Аней.
20 июня 1947 г.
Сразу же после ужина начались игры и танцы. Я танцевал много, но каждый танец с разными. И вот когда все кончилось, я потерял книгу «Высокое давление». Я подумал, что отдал ее Ане, пришел к ней в комнату и спросил. А она на меня раскричалась, что я здесь как мальчик танцую, а дома больной сын, и сказала, что «выходи из комнаты». Я, конечно, ушел и больше к ней никогда не зайду. А то, что Боренька болеет, так я ничем помочь не могу. Мне и так его жаль. Да и по Зине я скучаю. Здесь фактически совершенно нет подходящих женщин для знакомства, чтобы они были в моем вкусе. Да в этом году я же слово дал сам себе и Зине, что буду только есть, спать, отдыхать и все. Так я и делаю.
Правда, тут есть одна черненькая девушка, так я иногда с ней перекинусь словом и больше все. А что в смысле того, что[бы] в лес ходить с кем-то, так я и не думаю. Даже с ребятами-то и то я был в лесу только один раз. Ягод пока еще нет. Но очень много земляничного и клубничного цвету. К 1-му июля я думаю, что мы будем вовсю есть ягоды. Тем более, что их здесь великое множество.
21 июня 1947 г.
Холодно. Частенько идет дождь. Никуда не ходили. Все время сидели в комнате. Вечером было кино «Хай живе родная Беларусь». В кино мы с Виктором тоже не ходили. Спать лег пораньше. С Аней не разговариваем. У меня тоже есть гордость. Да и вообще я не люблю, когда мне читают разную мораль. А то, что я переживаю и скучаю о Борисе и Зиночке, так об этом я сам лишь знаю. Я их даже во сне все время вижу.
На ванны хожу через день, но пока ничего еще от них не чувствую. Этот воздух так вреден, что даже часы и металлические предметы с собой брать не разрешается. Часы я не беру, а у меня в кармане лежала мелочь, так она вся уже почернела. Я нарочно не буду ее убирать до конца лечения – посмотрим, что получится.
22 июня 1947 года
В 1941 году я в эти дни был как раз в Москве и видел там начало войны. А сейчас вот отдыхаю и лечусь на курорте. Но мне так здесь не нравится, что скажи мне: «Поезжай домой», и я не задумываясь уехал бы.
День с утра был пасмурный, но к вечеру погода разыгралась, и вот вечером снова произошло столкновение с Анной. Перед ужином я играл в бильярд, а та черная девчонка сидела на веранде. А в столовую мы шли вместе несколько человек, и вот Анна налетела на эту девчонку и давай ее при всех «страшить», что она будто бы за мной бегает, разбивает семью и т.д. и т.д. Та, конечно, растерялась. Я сказал Ане, что она все это кричит напрасно. Ну, тут она и на меня напустилась. Но ведь я не девочка и не ее Яша. Я, конечно, не вытерпел и так ее обматерил при всех, что она еще дня три ходить красная будет. Это ей наука – пусть не связывается со мной. Я и так очень нервный, да если она еще будет меня злить, так совсем становлюсь «психом».
А Зиночке своей я как был верен, так и останусь. Она, по-моему, сама за последнее время замечала, что я ее люблю, хотя и не говорю об этом. А уж мое поведение на курорте ничем не запачкано. Наоборот, я всегда стараюсь уединиться.
Сегодня еще раз я выпил и все. Больше денег на водку нет. Буду только брать молоко и яйца. Все, что я привозил из дому, сегодня уничтожил окончательно. Сейчас буду жить только по курортной норме. А кормят очень плохо. Мясо [дают] один раз в сутки, а жиров вообще нет. Купаться не приходится. Плохая погода, и вода очень холодная. Но все равно я отсюда не уеду, не побывая в воде: хоть раз, да все-таки искупаюсь.
Вечером танцы были у нашего корпуса. Но я танцевал только три танца. Да и то с Алькой. Играли в почту. Какая-то зараза написала мне три записки, что я хожу пьяный, а кто писал, я так узнать и не мог. Да, вообще-то и черт с ними – пусть пишут что надо. Во сне опять видел Борьку. Будто бы я его с собой на курорт увез. Как он там у меня? Хоть бы выздоровел скорее, а то все время о нем и дума[ю]. Как же там Зина живет? Как мне хочет[ся] поспать с ней хотя бы одну ночку. Но это сейчас так же невозможно, как достать с неба луну. Ну, ничего, потерплю. А приеду, так за все дни ее крепко-крепко обниму и поцелую.
23 июня 1947 г.
Сегодня был на приеме у врача. Никаких изменений у меня нет. Сейчас вот лежу загораю и в то же время пишу дневник. Вокруг так много ягод, но еще зеленые. Сегодня мне черная девчонка сказала, чтобы я с ней даже больше и не разговаривал. А я, конечно, от этого ничего и не теряю. Меньше хоть сплетен и ссор будет. Солнце опять скрылось за облаками.
Вечером станцевал два раза с Алькой. Аня, по-моему, нарочно ее посылает со мной танцевать, чтобы я не приглашал других девчат. А остальное свободное время я играл в волейбол.
С Аней не разговариваем и как будто бы не замечаем друг друга. В общем, ссора продолжится до конца лечения на курорте, и даже может продлиться и дома.
Д. 13. Л. 21 – 27.
[1] Так в документе, вероятно, имеется в виду слово «пацана».
Стихийный рынок по продаже и обмену продуктов, вещей, продуктовых карточек, периодически разгоняемый милицией. Во второй половине 1940-х гг. располагался рядом с официальным рынком (с деревянными прилавками и навесами над ними) близ проходных завода им. Сталина.