Пермский государственный архив социально-политической истории

Е. А. Норин

Трудмобилизованные
в годы Великой Отечественной войны

«Трудовые армии» времен Великой Отечественной войны – это далеко не самый широко известный для нашего читателя сюжет. В ходе войны в военизированные формирования были мобилизованы многие тысячи людей.

В современной исторической науке и публицистике положение трудмобилизованных оценивают главным образом через призму страданий и лишений. Трудовая армия ассоциируется главным образом с советскими немцами.

Однако в действительности система трудовой мобилизации совершенно не исчерпывалась немцами, и положение разных групп трудармейцев в ходе войны сильно различалось. С одной стороны, трудовой мобилизации подлежали обычные граждане СССР. В рамках Молотовской области эти люди зачастую фактически меняли только место работы либо перемещались внутри самой области. С другой стороны, в области работало много людей, необычных для тогдашней Молотовской области в отношении их этнической принадлежности, – от рабочих из Средней Азии до калмыков.

Особняком стояли советские немцы. По поводу их службы в трудовой армии существует довольно обширная литература, и научная, и мемуарная, и зачастую всех трудмобилизованных сводят именно к ним. Это была часть так называемого «спецконтингента» – людей, привлеченных к труду в порядке мобилизации. Положение трудармейцев часто трактуется как двойственное.

Однако сразу необходимо сказать одну вещь. Трудмобилизованные – не бессловесные жертвы эпохи. Это люди, которые в самый острый момент помогли стране устоять, и своей работой они помогли обеспечить Победу.

КОРНИ ТРУДОВОЙ АРМИИ

Молотовская область была одной из тех, где активно использовался труд мобилизованных. Однако трудовая мобилизация в наших краях началась далеко не в 1941 году.

Трудовая повинность как таковая была введена еще в советской России до образования, собственно, СССР. В 1918 году «Декларация прав трудящегося и эксплуатируемого народа» установила введение всеобщей трудовой повинности. Декрет Совета Народных Комиссаров «О порядке всеобщей трудовой повинности» от 29 января 1920 года подразумевал:

«Привлечение трудящегося населения к единовременному или периодическому выполнению, – независимо от постоянной работы по роду занятий, – различных видов трудовой повинности: топливной, сельскохозяйственной как для государственных, так в известных случаях и для крестьянских хозяйств, строительной, дорожной, продовольственной, снеговой, гужевой, для борьбы с последствиями общественных бедствий и т. п.»¹.

К концу Гражданской войны трудовую мобилизацию вели с размахом. В январе 1920 года на базе 3-й армии РККА развернули 1-ю Революционную Армию Труда. Это формирование действовало на территории Пермской, Екатеринбургской и Уфимской губерний, позднее – также Челябинской и Тюменской. Основной ее задачей была заготовка продовольствия, фуража и дров, а также сельскохозяйственные работы, ремонт орудий труда. Попытки уклонения от такой мобилизации рассматривались как дезертирство.

Таким образом, именно на территории Прикамья родилась Трудармия как социально-историческое явление.

В феврале 1920 года в Трудармию было решено при необходимости привлекать всех не занятых на предприятиях и учреждениях мужчин от 18 до 50 и женщин от 18 до 40 лет. На местах функционировали комитеты по трудовой повинности, которые могли заменить мобилизацию трудовыми заданиями, возлагавшимися на волости целиком.

К моменту создания эта армия насчитывала около 40 тыс. человек, и в дальнейшем ее численность росла. Кроме того, разворачивался целый ряд других трудармий – Украинская, Кавказская, Донецкая и т. д. Для общего руководства создавалась Центральная комиссия по трудовому применению Красной армии.

Военизированные трудовые объединения просуществовали недолго, и к 1922 году были распущены. С точки зрения самой советской власти трудмобилизация была все же чрезвычайной мерой, вызванной дикой обстановкой Гражданской войны. Сам по себе труд рассматривался как перенос войны вовнутрь – к решению гражданских задач власти подходили как к военным действиям.

Однако этот опыт не остался полностью забыт.

ТРУДМОБИЛИЗОВАННЫЕ
В ВЕЛИКОЙ ОТЕЧЕСТВЕННОЙ

«Трудармии» не были официальным названием для рабочих подразделений, создававшихся в годы Великой Отечественной войны. Такое именование ходило среди самих рабочих и, конечно, связывалось именно с трудармиями времен Гражданской войны.

В ходе Великой Отечественной войны Советскому Союзу пришлось мобилизовать все наличные силы для защиты страны. Это, разумеется, касалось не только действующей армии. Потребности тыла никуда не делись, а вот с рабочими руками быстро возникли проблемы. Миллионы мужчин буквально в первые месяцы отправились на фронт. Но производство в тылу тоже требовалось наращивать. Все это было очевидно с самого начала, поэтому Президиум Верховного Совета СССР уже 22 июня 1941 года издает указ «О военном положении». Согласно п. 3 указа, военным властям предоставлялось право, среди прочего, привлекать граждан к трудовой повинности для выполнения оборонных работ, охраны путей сообщений, сооружений, средств связи, электростанций, электросетей и других важнейших объектов, для участия в борьбе с пожарами, эпидемиями и стихийными бедствиями; объявлять трудовую и автогужевую повинность для военных надобностей² и т. д.

Новыми правами тут же начали активно пользоваться в тыловых районах. Граждан массово привлекали для разнообразных работ в порядке трудовой повинности. Однако эти решения принимались местными органами, без единого плана и системы. Довольно скоро государство перешло к мобилизационным мерам, в том числе в тылу. Указ Президиума Верховного Совета СССР от 26 декабря 1941 года «Об ответственности рабочих и служащих предприятий военной промышленности за самовольный уход с предприятий» фактически распространял на рабочих и служащих оборонных предприятий режим мобилизации. Содержательная часть указа была лаконичной:

1. Всех рабочих и служащих мужского и женского пола предприятий военной промышленности (авиационной, танковой, вооружения, боеприпасов, военного судостроения, военной химии), в том числе эвакуированных предприятий, а также предприятий других отраслей, обслуживающих военную промышленность по принципу кооперации, считать на период войны мобилизованными и закрепить для постоянной работы за теми предприятиями, на которых они работают.

2. Самовольный уход рабочих и служащих с предприятий указанных отраслей промышленности, в том числе эвакуированных, рассматривать как дезертирство и лиц, виновных в самовольном уходе (дезертирстве), карать тюремным заключением на срок от 5 до 8 лет.

3. Установить, что дела о лицах, виновных в самовольном уходе (дезертирстве) с предприятий указанных отраслей промышленности, рассматриваются военными трибуналами³.

Бросается в глаза лексика – «мобилизованный», «дезертирство» – рабочие фактически приравнивались к солдатам, а уклонение от работ каралось по военным законам. Причем в оборонную промышленность и на сельскохозяйственные работы также мобилизовывали тех, кто там еще не работал. Причем на работу могли мобилизовать и с куда более раннего возраста (или, наоборот, более возрастных людей), чем в армию. Мобилизации подлежали мужчины от 16 до 55 и женщины от 16 до 45 лет. Были мобилизованы даже инвалиды III группы.

Фактически с самого начала войны к гражданскому населению начали применять нормы военного времени, и риторика о превращении всей страны в военный лагерь была не просто словами.

Поскольку тыловая жизнь быстро переходила на «военизированные» рельсы, естественно, что вскоре вспомнили и об опыте времен Гражданской войны и тогдашних трудовых армиях. Уже осенью 1941 года Наркомат обороны и НКВД параллельно начали формировать строительные батальоны, а также рабочие отряды и колонны. Служащие этих формирований являлись военнослужащими, они, как и все, давали присягу, на них распространялись все права и обязанности бойцов и командиров Красной Армии. Вообще, организация таких формирований отличалась разнообразием. Кроме стройбатов, рабочих колонн и рабочих отрядов создавались, например, ОСМЧ – особые строительно-монтажные части. Статус военнослужащих изменился на статус гражданских «трудмобилизованных» только к весне 1942 года. При этом рабочие подразделения не были расформированы, а только передавались из подчинения Наркомата Обороны в подчинение гражданских наркоматов. В ходе войны трудовая мобилизация коснулась в первую очередь обычных граждан СССР, относившихся к народам, не стоящим ни на каком особом положении. В Молотовской области с 1941 года работали над учетом и привлечением к труду эвакуированных, а также людей, уже живущих и работающих в области.

Наиболее массовой мобилизация в трудовые части была среди некоторых конкретных категорий населения. Так, в них массово привлекались представители народов Средней Азии. По комплексу причин в СССР уже в ходе войны отказались от массового призыва жителей среднеазиатских республик на действительную военную службу, но трудовая мобилизация коснулась их в полной мере.

Наконец, заметным источником людских ресурсов для трудовой мобилизации стали представители народов, ассоциирующихся с государствами, напавшими на Советскую Россию. Речь шла именно о советских гражданах определенного происхождения. Это касалось не только немцев, но также румын, венгров, финнов.

СТРОИТЕЛЬНЫЕ БАТАЛЬОНЫ
И РАБОЧИЕ КОЛОННЫ

С началом войны возникла необходимость как можно скорее заменить рабочих, массово уходящих на фронт. К тому же война сама по себе требовала как можно скорее перевести экономику на нужды обороны. Тем более впереди была эвакуация, перемещение массы людей и производств. Между тем военные как раз предпочитали получить из тыла как можно больше технически грамотных людей – и на фронт уходили не только чернорабочие, но и специалисты. Порядок производства в тылу был нарушен, а продукции требовалось только больше.

В качестве решения проблемы было решено использовать систему рабочих батальонов и колонн. Тем более что среди капитанов советской промышленности большинство составляли люди, видевшие Гражданскую войну и знающие об опыте военизированных рабочих формирований 20-х.

Буквально 8 июля 1941 года, то есть через пару недель после начала войны, Государственный комитет обороны издает Постановление «Об организации особых строительно-монтажных частей в составе «Народного комиссариата по строительству». Этим документом в составе Наркомстроя создавались специализированные части – ОСМЧ. Их персонал освобождался от мобилизации в вооруженные силы. Особые строительно-монтажные части должны были заниматься строительством предприятий оборонной промышленности, восстанавливать объекты, поврежденные в ходе военных действий, и строить оборонительные сооружения.

Уже существовавшие строительно-монтажные организации переводились на положение ОСМЧ. Начальникам частей разрешалось многое, в частности – устанавливать сверхурочные работы – до трех дополнительных часов собственным распоряжением и более – с утверждения наркома по строительству. Сверхурочные требовалось оплачивать в полуторном размере. Наркомстрой имел право перебрасывать ОСМЧ по стране на те объекты, где срочно требовалась рабочая сила – и отдельными группами, и в полном составе.

ОСМЧ были наиболее гибким инструментом в руках Наркомстроя. Эти мобильные строительные организации оперативно перебрасывали, объединяли или наоборот, разделяли. В Молотовской области было дислоцировано 5 ОСМЧ – № 18, 20, 48, 63 и Севуралтяжстрой. Эти организации проработали до конца войны.

Уже в постановлении об организации ОСМЧ указывается возможность перевода рабочих, служащих и инженерно-технического персонала на казарменное положение с обеспечением питания за счет наркомстроя. Отдельно подчеркивалось, что в случае гибели или увечий пенсии пострадавшим и их семьям выплачиваются по армейским нормам. Фактически это была уже классическая мобилизация в военизированные подразделения, пусть еще и без использования «военной» лексики. Всего росчерком пера на положение военизированных строительно-монтажных частей переводилось сразу 70 трестов по всему СССР⁴.

В конце июля последовали распоряжения о переводе на Урал подрядно-строительных организаций Наркомстроя и о создании новых строительных батальонов.

Строительные батальоны поначалу формировались наркоматом обороны и параллельно НКВД. Служащие стройбатов, в соответствии с позицией ГКО, являлись военнослужащими.

В течение войны часть строительных батальонов были переформированы в рабочие колонны. В феврале 1942 года секретарь Молотовского обкома ВКП(б) Денисов Г. А. докладывал, что всего в области функционирует 56 рабочих колонн, в составе которых задействовано до 50 000 работников. Из них 19 – в составе Наркомстроя, остальные распределены по другим ведомствам – авиационной промышленности, химической промышленности и т. д.

Поначалу рабочие формирования создавались без четкой системы. Весной 1942 года последовал даже окрик «из стратосферы» в адрес Наркомата обороны – от военных потребовали прекратить формирование рабочих колонн для передачи их гражданским наркоматам. Соответствующие функции возложили на сами наркоматы. Однако при этом трудовая мобилизация велась через военкоматы.

10 августа 1942 года увидело свет Постановление Совнаркома «О порядке привлечения граждан к трудовой повинности в военное время». Оно обеспечивало широкие возможности по привлечению граждан к работам. Трудовая повинность объявлялась для выполнения оборонных работ, заготовок топлива, специальных строительных работ, охраны путей сообщения, средств связи, электростанций, электросетей, борьбы с пожарами, снежными заносами и тому подобных нужд. Причем привлекать к труду людей было возможно за пределами их постоянного места жительства.

Правда, здесь же оговаривалось, что привлекать к такой повинности следует на срок до двух месяцев при восьмичасовой продолжительности рабочего времени и трех часах возможных сверхурочных. Такой труд оплачивался, а уклонисты подлежали уголовной ответственности.

Со временем к работе начали привлекать даже неработающих инвалидов III группы.

Рабочей силы для укомплектования колонн постоянно не хватало. Трест «Кизелшахтстрой» даже пытался вернуть квалифицированных рабочих из армии. Впрочем, без особого успеха – фронтовики все-таки были нужны на фронте. Зато больше успеха имела просьба секретаря ЦК Латвии Пельше – дело в том, что в одном из трудбатальонов в Молотове работали латыши-шоферы⁵. Эти люди были мобилизованы в РККА в начале войны вместе с автомобилями, а после оставления Латвии их отправили в трудовую армию, в глубокий тыл. Просьба заключалась в их передаче обратно в РККА в состав латышских национальных подразделений. Эта просьба была удовлетворена.

Вообще, существовала своеобразная «циркуляция» рабочей силы. После мобилизации людей могли, наоборот, демобилизовать и направить к прежним местам жительства и работы – так, например, летом 1942 года из расформированных рабочих колонн в сельское хозяйство направили 78 человек – агрономов, механиков, зоотехников и т. д. С другой стороны, военные хотели бы получить себе как можно больше живой силы – так, в январе 1942 года начальник ОСМЧ № 29 Кузьмич ходатайствовал об освобождении от призыва своих подчиненных – слесарей, монтажников, сварщиков и монтеров. Стройка была важнее некуда – пороховой завод № 98, и своих специалистов Кузьмичу удалось отстоять. Хозяйственники и военкоматы едва ли не дрались за людей – военные даже пытались отбирать бойцов в действующую армию в обход уже существующих директив.

Рабочие колонны, переформированные из строительных частей, прошли через наиболее трудный период – зиму 1941/42 и 1942 год. Это было время наибольшего напряжения сил страны и – самого острого кризиса снабжения. В докладе начальника горотдела НКВД в Березниках лейтенанта госбезопасности Горчилина указывался просто ужасающий перечень трудностей, с которыми пришлось столкнуться трудмобилизованным.

«547 чел. расквартированы в 7–8 километрах от гор. Березники в землянках, полностью неблагоустроенных. Пол в землянках глиняный, умывальников нет, в результате люди вынуждены мыться на улице из кружек, а в связи с похолоданием большинство людей совсем почти не умываются. Вешалки для верхней одежды отсутствуют, в результате этого вся верхняя одежда находится на нарах. Сушилка для сушки обуви и одежды отсутствует, в связи с этим бойцам приходится выходить на работу в мокрой одежде и обуви. Бачков для питьевой воды нет. Постельной принадлежностью колонна не обеспечена, матрацев и одеял на 3 чел. выдан один комплект. Нательного белья также не хватает. Обмундированием и обувью колонна полностью не обеспечена. Недостает шапок 596, верхней одежды 419. Особенно плохо дело обстоит с обувью. Обувь вся ветхая и малого размера, на 35 % бойцам выданы лапти, но к ним не выданы портянки зимние, каковых пока еще в наличии нет. Лапти колонна изготовляет своими силами, для чего выделена бригада в количестве 9 человек, но снабдить полностью лаптями это количество людей не может. У стройуправления на складе лаптей также пока в наличии нет»⁶.

Кроме того, стройколонна не имела бани (ее только предстояло построить) и пользовалась городской. Но городская баня предоставляла только ночное время. Трудармейцам приходилось долго идти до нее и обратно, и из-за этого в банные дни люди просто не могли поспать. Поскольку возможность помыться выпадала только раз в месяц, все ходили завшивленные. Изолировать больных от здоровых не было возможности, единственный фельдшер колонны находился в Молотове. В пищеблоке не было посуды, продукты не выдавались в полном объеме в силу того, что их просто не было.

При этом, судя по тому же докладу, колонна пахала изо всех сил и выполняла работу ударно. А вот с дисциплиной дела обстояли своеобразно. На работу и с работы люди шли растянувшейся аж на километр колонной, а в перерывах между работами… волочились за местными барышнями. Местом для романтических встреч служила землянка, в которой хранились дрова.

О подобных же проблемах сообщали и другие руководители колонн. Так, военинженер 3-го ранга Пильгун, командовавший колонной № 1293 (г. Молотов), с тревогой писал о неподготовленности рабочих мест, недостатке инструментов, о срыве общественного питания – в результате чего 900 человек из его колонны оказались в состоянии вынужденного простоя. Недоставало спецодежды, зимней одежды. Люди часто болели гриппом и воспалением легких.

Нужно заметить, что как командование колонн, так и сами работники относились к своей работе серьезно и не рассматривали работу в колоннах как форму немилости. Судя по документам, например, собрания парторганизаций регулярно выглядят скорее как производственные совещания. Например, на партсобрании строительной колонны 1461, работавшей в Лысьве, один из руководителей вел просто-таки вольтерьянские речи:

Я считаю, что в транспортном цехе наши бойцы не выполняют норму потому, что неправильно расставлены рабочие силы. На платформу в 18 тонн угля ставят 6–8 чел., разве это работа? Люди не работают, а мешают друг другу. Администрация мер никаких не принимает. Так давайте сами возьмем инициативу в свои руки и дело исправим⁷.

Как легко заметить, это не очень походит на разговоры угнетенного тоталитарным строем узника – специалист болеет за дело и собирается повысить эффективность работы в обход собственного руководства.

А исправлять действительно было что. В конце февраля 1942 года Молотовский обком в лице 1-го секретаря Н. Гусарова подвел итоги работы стройколонн за прошедшее время – и выводы были неутешительными. Организация работы ОСМЧ и строек была признана неудовлетворительной. Комсостав плохо изучал строительное дело, недостаточно разбирался в собственных функциях. Как обычно, много нареканий вызвали бытовые условия. Выводы не отличались оригинальностью, но лучших рекомендаций ждать не приходилось: от командиров требовали находиться на месте работы в течение всего дня, от управляющих трестами и ОСМЧ потребовали привести в порядок строения, проводить дезинфекцию, навести порядок с инвентарем, обеспечивать регулярную смену белья и баню. Отдельно приказывали провести ликбез с командирами и комиссарами по части строительного дела – начальников строек обязали проводить семинары с командованием рабочих колонн.

Отдельной строкой поставили задачу наладить подсобные хозяйства – огороды, свинарники, коровники, мастерские. Любопытная ремарка – земельный отдел обязали выделить участки под такие подсобные хозяйства. Вообще, для молотовского «губернатора» характерен очень деловой, четкий стиль переписки – минимум «воды» и много конкретных распоряжений.

ЖИТЕЛИ МОЛОТОВСКОЙ ОБЛАСТИ

Помимо спецпоселенцев, рабочих из Средней Азии и других «специальных» категорий, в Молотовской области шла трудовая мобилизация обычных местных жителей.

С СССР велась тотальная война на уничтожение, и страна использовала все возможности для наращивания производства военной продукции, какие только имелись. Трудовая мобилизация в рамках этого подхода была очевидным решением. Однако многие шли работать в такие структуры добровольно. Например, Петр Черволенко вспоминал:

«Как только 22-го июня объявили о начале войны, мы, молодежь, пошли в военкоматы и стали требовать своей немедленной отправки на фронт. Вы представляете, какой у нас был патриотизм, что мы, будучи подростками, пришли в военкомат? А там уже и двери посносили. Я, правда, оказался там на второй день войны – в числе ребят, которым едва исполнилось 16 лет. Нас там принял один усталый-усталый майор. Но что меня поразило, он нас не взял в армию. «Ну что вы хотите, ребята?» – спрашивал он нас. Мы отвечали: «Мы хотим на фронт». Вконец измотанный обстановкой, военком нам вежливо объяснил: «Ну это хорошо, что вы хотите. Но на фронт вам пока рановато идти. Когда придет для этого время и необходимость, когда вы подрастете, мы вас позовем. А пока старшие идут воевать, вы должны ковать победу в тылу. Идите работайте и помогайте родителям». Мы поняли, что нам необходимо немедленно идти работать. Я стал шахтером. Знаете, мне удалось обмануть комиссию и прибавить себе два года. После этого меня направили работать помощником слесаря по ремонту однотонных вагонеток на знаменитую тогда шахту имени Ленина в городе Кизеле (одна из самых крупнейших шахт Урала). Представьте только себе, за сутки она выдавала на-гора до 2000 тонн угля. Меня взяли в транспортный цех, в котором уже более десяти лет трудился мой старший брат Василий»⁸.

Как справедливо отмечал В. Н. Земсков, добровольный приход на работу в промышленность был одним из очень серьезных факторов при заполнении опустевших мест у станков⁹. На работу активно возвращались, например, ушедшие на пенсию.

Однако на одних добровольцах далеко уехать было невозможно. Поэтому достаточно быстро пришлось идти на массовую мобилизацию. 30 июня 1941 года был создан Комитет по распределению рабочей силы при Бюро Совнаркома СССР. В него вошли представители Совнаркома, Госплана, НКВД и Главного управения трудовых резервов. Комитет учитывал незанятую рабочую силу и вел мобилизацию с учетом заявок конкретных ведомств. В случае с Молотовской областью кроме, собственно, местных жителей предстояло найти место для множества эвакуированных. Всего в Молотовскую область эвакуировалось 124 предприятия и не менее 315 тысяч человек, не считая персонала, прибывшего со своими предприятиями.

Наиболее массовый призыв жителей Молотова в трудармию произошел в 1942 году по Указу Президиума Верховного Совета СССР от 13 февраля 1942 года «О мобилизации на период военного времени трудоспособного городского населения для работы на производстве и строительстве». Мобилизации подлежало трудоспособное городское население – мужчины в возрасте 16–55 и женщины в возрасте 16–45 лет – те, кто еще не работал на предприятиях и в госучреждениях. Исключения делались для женщин с детьми до 8 лет, если за ними было некому присмотреть, учащихся школ фабрично-заводского обучения, ремесленных и железнодорожных училищ, а также средних и высших учебных заведений.

В Молотове и Молотовской области немедленно наладить мобилизацию не удалось. В марте 1942 года Молотовский горком партии отмечал, что учет людей ведется недостаточно организованно – это при том, что рабочих требовалось множество. Предлагалось мобилизовать 2 тысячи человек на завод им. Дзержинского, тысячу – на завод им. Молотова и еще по несколько сот человек на ряд других заводов.

«Неорганизованное население» вообще было головной болью руководителей Молотовской области. В мае 1942 года горком Березников требовал от парторганизаций разъяснять гражданам смысл указа о мобилизации, одновременно отмечал, что мобилизация идет недостаточными темпами. Однако в целом мобилизация шла, причем существенную помощь оказывали сами люди – так, горком Лысьвы в информационной записке пояснял, что к 26 марта 1942 года через бюро учета и распределения рабочей силы прошло 1965 человек, из них устроились работать 585, причем 387 – сами.

Характерный пример дает Усольский косно-механический завод. Это небольшое предприятие было эвакуировано в Усолье из Горьковской области, до эвакуации завод назывался Павловским. Он производил обычные металлические косы-литовки.

Для устройства завода в Усолье использовали старые постройки солеварного завода, которые дополнили новыми цехами, созданными из подручных стройматериалов.

На работы были мобилизованы учащиеся школ Усолья и Ворошиловского (Усольского) района Молотовской области. В результате 1 апреля 1943 года завод был пущен в эксплуатацию.

Поскольку мужчины ушли в армию, на протяжении войны большинство работавших на производстве составляли женщины. На отдельных предприятиях их доля была еще выше. Так, по отчету Орджоникидзевского райкома партии (Молотов), на лесокомбинате 72 % работников составляли женщины¹⁰. Правда, значительную часть работ женщины выполнять не могли в принципе. Так, в сентябре 1942 года директору Молотовского завода № 172 Быховскому было отправлено письмо о необходимости выделить 23 человека для подземных работ на шахтах, из которых «допускается 20 % женщин»¹¹.

Вообще, мобилизация местного населения происходила по мере того, как возникала нужда в рабочей силе у конкретных предприятий. Такая мобилизация была способом оперативно решить какую-то определенную проблему. Так, например, 10 декабря 1943 года в Коми-Пермяцком округе мобилизовали сразу 425 человек для работы на предприятиях Наркомчермета¹². Чаще всего для таких работ старались изыскать или неработающих, или не полностью загруженных работников. Кроме того, источником пополнений были эвакуированные и сельское население. Именно таким образом, например, в августе 1942 года мобилизовали 400 человек на строительство Березниковского магниевого завода. Причем если в первые годы войны мобилизовали в основном горожан, то с 1943 года под трудовую мобилизацию попадало в основном сельское население.

Всего за годы войны в промышленность, транспорт и строительство в Молотовской области было направлено 226,3 тысячи человек¹³. Главным образом их направляли в угольную промышленность, металлургию, химическую и авиапромышленность. Рабочая сила была получена за счет окончивших ремесленные училища и школы ФЗО, а также по мобилизации силами бюро по учету и распределению рабочей силы при исполкомах местных советов, а также военкоматами по нарядам наркомата обороны. Военкоматы мобилизовывали мужчин старших возрастов и тех, кто не был пригоден для армии по состоянию здоровья.

При этом ведомства регулярно начинали конкурировать за рабочую силу. Так, в апреле 1943 года Суксунский райком партии попросил вернуть кузнецов района, мобилизованных в трудовую армию, для подготовки инвентаря к посевной. Правда, как минимум часть этих требований была отвергнута. Например, один из бывших кузнецов к тому моменту заканчивал шоферские курсы, так что его решили не отрывать от грузовиков.

Через всю войну трудармия прошла в условиях очевидного противоречия. Люди были необходимы для армии, причем боеспособность фронтовых частей напрямую зависела от уровня образования и физического здоровья солдат и офицеров. Но эффективное снабжение вооруженных сил было нереально без хорошо работающего тыла. А для хорошей работы тыла требовалось как можно больше физически здоровых людей с высоким уровнем технической культуры. Так, начальник 1293-й рабочей колонны военинженер 3-го ранга Пильгун в записке о состоянии своей колонны указывал: Личный состав стройколонны был укомплектован из молодняка, преимущественно из районов Молотовской области¹⁴. Причем проблемой был не только и не столько возраст. Многих бойцов пришлось демобилизовать из-за неудовлетворительного состояния здоровья.

Кстати, Пильгуна волновала еще и лояльность его собственного контингента. Как он сообщал, количество лиц из раскулаченных, репрессированных и судимых составляет 247 человек, или 27,3 % ко всему наличию личного состава¹⁵.

Трудовая мобилизация была достаточно жестким решением. Люди не имели права отказаться от перевода на ту работу, на которую их послали. Тем более им предстояло занимать должности промышленных рабочих, чаще всего не имея достаточной квалификации. Это приводило к падению производительности, а иногда и к прямым трагедиям. Так, 10 марта 1942 года на коксохимическом заводе в Губахе погибла мобилизованная женщина по фамилии Бондаренкова. Женщина, не зная правил техники безопасности, была убита электровозом. Губахинский горком составил записку по поводу этой ситуации, тон которой лучше всего описывается словами «рвать и метать»: от руководства завода требовали наладить инструктаж по технике безопасности и организовать обучение рабочих. К врачебным комиссиям тоже имелись вопросы, переходящие в оргвыводы: в записке отмечалось, что трудоспособную гражданку освободили от работы в то время, как «давно всем известная» (так в документе) женщина, действительно страдающая пороком сердца, не была от нее освобождена¹⁶.

Сама по себе работа была чрезвычайно выматывающей. Один из трудмобилизованных, некто Сысоев, работавший десятником, заявил буквально: «Работа в продолжение 11-ти часов изматывает человека настолько, что он при существующем питании не в состоянии восстановить свои физические силы. Такое положение с использованием рабочей силы, ее изматывание, соответствует эпохе рабовладельческого строя»¹⁷.

Словом, трудовая мобилизация как явление откровенно не была похожа на фильм «Кубанские казаки» в антураже кизеловских терриконов и пермских промзон. Однако в условиях войны решение о трудовой мобилизации не имело какой-либо альтернативы.

КАЛМЫКИ

В конце 1943 года список переселенных народов СССР пополнился калмыками. 28 декабря 1943 года постановлением Совнаркома калмыки выселялись из Калмыцкой АССР на Алтай, в Красноярский край, Омскую и Новосибирскую области. В общей сложности таких вынужденных мигрантов набралось почти 92 тысячи. Военнослужащие-калмыки демобилизовывались. Офицеры отправлялись по месту жительства своих семей в Сибирь и Казахстан. То же касалось имеющих серьезные ранения и заболевания рядовых. Часть офицеров направили на службу в тыловые округа. А вот для большинства рядовых, сержантов и старшин история службы еще не закончилась – их включили в состав трудовой армии. Сначала направлявшихся в Молотовскую область калмыков передали в 7-ю запасную стрелковую бригаду. Запасные части аккумулировали солдат для подготовки и дальнейшего направления в действующую армию или, в данном случае, трудовые части. 7-я бригада дислоцировалась под Кунгуром. Однако ее командованию хронически не хватало места, где можно разместить людей, поэтому калмыков быстро скомплектовали в два строительных батальона – 1-й и 2-й под командованием старших лейтенантов (впоследствии капитанов) Рябова и Постникова¹⁸. Постников осенью 1944 года был переведен на другую должность, и 2-й калмыцкий стройбат возглавляли по очереди К. Д. Тугульчиев, кавалерист и кавалер ордена Славы, и Л. Т. Теленгидов, участник обороны Ленинграда и курсант Смоленского артиллерийского училища, – как легко догадаться по фамилиям, сами этнические калмыки. Формально эти батальоны не имели статуса национальных, но фактически таковыми были. При этом молотовский обком специально подчеркивал, что «калмыки имеют около 800 орденов. К ним надлежит послать на парт. работу лучших партийцев»¹⁹.

Интересно, что в силу чисто бюрократических неувязок вместе с «обычными» калмыками под трудмобилизацию попали сарт-калмыки. Этот маленький народ живет в основном в Киргизии, и строго говоря, уже не совсем может быть отнесен к калмыкам из Калмыкии. Тем не менее депортацию и трудмобилизацию вели люди, не слишком подкованные в этнографии, поэтому среди калмыков, трудившихся на Урале, были и они. Мало того, по ошибке мобилизовали нескольких… кумыков. Правда, кумыков в основном вернули еще до прибытия в трудовую часть, и фактически кумык в батальонах остался только один.

Оба калмыцких стройбата отправились на строительство Широковской ГЭС – уникальной гидроэлектростанции, построенной в военные годы. Строительство станции было поручено НКВД и осуществлялось на базе Широковского лагеря НКВД, он же в документах и обиходе – Широклаг или Широковлаг. Лагерь располагался у поселка Широковский под Губахой. Гидроэлектростанция строилась на реке Косьва. НКВД был поистине многоликой организацией, и в составе этого наркомата имелся свой институт «Гидропроект», занятый такими работами.

Условия жизни в Широковлаге были, мягко говоря, далеки от комфортных. Кроме лагеря калмыков там находились настоящие колонии для преступников – и уголовных, и политических. Там же работала строительная часть советских немцев, мобилизованных в трудовые колонны ранее.

Правда, к примеру, Е. А. Бембеева, описавшая злоключения этих людей²⁰ и настроенная крайне критически по отношению к советскому руководству, все-таки отмечает, что калмыцкие бараки не имели ни колючей проволоки, ни часовых с вышками, ни конвоиров. Военизированную охрану комплектовали из самих же трудармейцев. Словом, это было обычное для советского тыла военизированное рабочее формирование. Статус военнослужащих для калмыков не подвергался сомнению, и никаких перемен в их положении не было – выговоры, благодарности, соцсоревнования, парторганизации – все эти приметы обычных политических мероприятий в воинской части сохранялись как были.

Основная масса калмыков прибыла на строительство Широковской ГЭС в течение марта и апреля 1944 года, но постепенно они попадали туда и позднее, почти до самого конца войны.

Сами трудармейцы в основном воспринимали положение дел спокойно – по крайней мере, поначалу. О. А. Джамбинов вспоминал:

«Объявили, что поступил приказ о том, чтобы направить наш эшелон в Молотов на строительство гидроэлектростанции. Мы восприняли это как должное… Вначале нашему взводу дали задание вырыть траншею для водопровода. Первые дни пребывания в Широклаге ребята были еще крепкими, работали быстро. Свою норму мы выполняли к двум часам дня и возвращались в бараки»²¹.

Как и подавляющее большинство трудармейцев, калмыки на строительстве Широковской ГЭС жили в бараках с двухъярусными или трехъярусными нарами. Трудившиеся на тех же работах немцы в среднем имели более высокий уровень образования и чаще обладали нужными на строительстве техническими специальностями, так что их старались использовать на относительно квалифицированных работах. Калмыки же до войны были главным образом жителями сельской местности. Так что в основном их использовали на работах, не требовавших серьезной квалификации. В первую очередь это было рытье котлована, заготовка древесины, строительство железной дороги, а также укладка плотины, бетонное и кирпичное производство.

Самой тяжелой работой справедливо считался котлован. В силу типичной для СССР военного времени нехватки любого оборудования, строительство фактически велось вручную, несмотря на затяжные дожди и глубокий снег зимой. Хотя воду из котлована постоянно откачивали насосами, в воспоминаниях рефреном идут упоминания о холодной воде по колено. Этим людям было тем тяжелее переносить условия работы, что они были уроженцами гораздо более теплого нижнего Поволжья.

Нормы были установлены весьма жесткие – 6 кубометров грунта на рытье котлована, 7 «кубов» для людей, вывозивших вынутый грунт на тачках. Это создавало тяжелую нагрузку, и люди быстро выбивались из сил, работая по 9–10 часов ежедневно. В сочетании со скудным и плохим питанием это вело к тому, что накопленная усталость стремительно вела к истощению сил организма.

Ярослав Джамбинов вспоминал:

«Работа была не из легких. Долбали каменистый горный грунт, копали котлованы и траншеи под эстакады, возили грунт и бетон в «тело» плотины. Орудиями труда были лопаты, тачки, ломы, кирки. Кормили неважно. Тяжелый физический труд и неважное питание подтачивали здоровье бывших фронтовиков. Спустя немного времени из-за истощения организма начали некоторых бывших фронтовиков по состоянию здоровья списывать. Отпускали, как говорится, куда глаза глядят. Многие не знали, где находились их семьи, родственники, нужно было их искать, начиная от Урала до Сахалина и во всей Средней Азии. Для слабого человека занятие это было не из легких. Тяжелые условия жизни и работы были причиной болезни и смерти многих калмыков-фронтовиков – строителей Широковской ГЭС. Я более двух месяцев лечился в Широковской больнице»²².

Из-за этих тяжелейших условий среди калмыков было много заболевших и даже умерших. Условия труда были настолько тяжелыми, что был случай дезертирства из Широковлага… на фронт. Тюрбя Лиджи-Горяев, Бембя Михайлов и Андрей Альчинов в июне 1944 года успешно убежали, добрались до фронта и довоевали во фронтовых частях, причем Бембя Михайлов до конца войны был еще награжден²³. Мукубен Араев вообще попал на фронт в результате своеобразного везения. Он работал в команде по расчистке железнодорожных путей и в один прекрасный момент увидел в эшелоне собственного командира. Офицер вытащил калмыка в поезд, тот дошел со своей частью до Кенигсберга – и вернулся домой уже после войны, с тяжелым ранением.

Демобилизация калмыков началась весной 1945 года. Несколько раньше, осенью 1944 года, началась демобилизация сарт-калмыков – это произошло после того, как секретарь ВКП(б) Киргизии А. В. Вагов написал специальное письмо Л. П. Берия с разъяснениями этой этнографической тонкости²⁴.

Несмотря на депортацию, люди в большинстве случаев уже знали, по крайней мере примерно, где нужно искать свои семьи. Летом 1945 года большинство калмыков распустили по домам. Правда, дома уже находились на новых местах. Возвращение, собственно, в Калмыкию состоялось только в конце 50-х.

Статистически, из 3085 известных по спискам калмыков, работавших на строительстве Широковской ГЭС, умерли 148 человек, судьбу еще 128 установить не удалось²⁵. Еще несколько человек скончались от истощения вскоре после демобилизации.

Широковская ГЭС была достроена уже после войны. Можно только поблагодарить людей, чьими, без всяких натяжек, героическими усилиями она возводилась.

ТРУДМОБИЛИЗОВАННЫЕ ИЗ СРЕДНЕЙ АЗИИ

Массовое привлечение к трудовой мобилизации жителей Средней Азии и Казахстана началось осенью 1942 года. Опыт использования национальных контингентов на фронте был неоднозначным. Главной проблемой было массовое незнание призывниками из соответствующих республик русского языка. Кроме того, уровень образования таких бойцов, которые до войны работали в основном в сельском хозяйстве, был в среднем невысоким. На фронте это становилось огромным, часто непреодолимым препятствием и для обучения, и для руководства солдатами в бою. В силу этого обстоятельства с осени 1943 года ГКО вообще остановил призыв из Средней Азии и Казахстана в действующую армию. В рамках общих усилий для достижения Победы считалось более перспективным использовать призывников из Средней Азии в качестве трудармейцев.14 октября 1942 года ГКО объявил о трудовой мобилизации 350 тысяч человек из Средне-Азиатского военного округа.

Однако еще до этого призывников из Средней Азии уже направляли в стройбаты и рабочие колонны.

На 15 апреля 1943 года под Молотовым работало 2212 человек, наибольшую долю которых составляли узбеки. Однако к лету 1943 года в Молотовской области работало не менее 12,6 тыс. трудармейцев из Средней Азии – узбеки, казахи, туркмены, киргизы, таджики ²⁶. В основном это были узбеки и таджики, но также было 1603 казаха, 2690 каракалпаков и множество других.

Главным образом трудмобилизованные из Средней Азии жили и работали в угольной промышленности, на шахтах и разрезах в районе Кизела, Гремячинска и Губахи, а также на стройках в Березниках. Особенно много узбеков аккумулировала 683-я рабочая колонна. Из 953 человек в ее составе 587 человек составляли узбеки, кроме того, было 30 киргизов. Там они работали в составе треста «Севуралтяжстрой»²⁷ 1. В основном узбеки трудились на строительстве магниевого завода.

Фронт работ у этой колонны был очень широким, кроме ряда строительных участков, колонна выделяла бойцов Содовому заводу, Силикатному заводу, Горсети, Горторгу, комендатуре.

Подавляющее большинство этих людей использовалось в качестве чернорабочих. Людей, владеющих промышленными специальностями, было очень немного, поскольку трудармейцы призывались почти всегда из сельской местности.

Это было не единственной проблемой. К сожалению, медицинские комиссии не всегда изначально учитывали состояние здоровья бойцов, и после проверки медиками на месте многих рабочих демобилизовывали. Кроме того, трудармейцев из Средней Азии преследовала обычная беда трудовых подразделений – тотальная нехватка жилого фонда. 683-я рабочая колонна здесь находилась в наилучшем положении – поскольку она начала работу раньше всех, то успела занять не наскоро срубленные бараки, а более-менее полноценные строения в Березниках. Однако благоустроенными их квартиры были разве что в сравнении с жилищами тех, кому повезло меньше. Люди жили скученно, в домах было холодно. Спали обычно в одежде. Баню удавалось обеспечить редко. Рабочих преследовали вши.

Надо заметить, 683-я еще находилась в неплохом положении. Многие трудармейцы, приехавшие из Намангана осенью 1942 года, размещались вообще в городском цирке. Там жили также эвакуированные. Цирк, ясное дело, был неважной казармой – еду, например, приходилось готовить на кострах на улице. Позднее трудармейцев все же перевели в бараки. К осени 1943 года отмечалось, что в Кизеле многие общежития сильно загрязнены, недостает топчанов. В Соликамске узбеки жили в неплохо сколоченных бараках «коридорно-комнатного типа», но некоторые помещения были грязными, а вот на Березниковском азотно-туковом заводе бараки содержались в порядке и чистоте.

Акклиматизация была еще одной бедой призывников из глубины Азии. Урал – место холодное, а многие прибыли прямо в национальных халатах и сандалиях на босу ногу. Жители с удивлением смотрели на людей экзотической внешности, ходящих по Березникам в полосатых халатах и тюбетейках, но это было комичным зрелищем только на первый взгляд – эти злосчастные халаты были и рабочей, и повседневной одеждой.

Зимних вещей катастрофически недоставало, и это объяснялось не нежеланием обеспечить людей – у самого Севуралтяжстроя теплых вещей критически не хватало. Телогрейки, шапки, рукавицы, ватные брюки – чтобы достать хоть что-то, приходилось исхитряться. Тяжстрой присылал что мог из своих фондов, от лаптей до мануфактуры. Бывшие сапожники и портные работали над тем, чтобы из имеющегося нехитрого набора сделать какую-то одежду – теплые портянки, шапки, даже бурки. Как легко догадаться, такие условия не помогали акклиматизации, и без того очень затрудненной непривычными условиями. Кому-то это стоило жизни. Рабочим из Средней Азии даже сократили рабочий день при температуре в 10 градусов мороза и ниже. Но это не всем помогало.

«И сейчас у меня перед глазами картина: серое зимнее утро, мимо бредет измученный мерин, тащит сани с огромным ящиком. Из-под крышки торчат фиолетовые пятки покойников. Это «бабаи», умершие ночью в цирке…»²⁸, – рассказывал житель Березников И. Соколов.

Это осознавалось как проблема, поскольку многие трудармейцы вообще не могли выходить на работу из-за отсутствия одежды и особенно обуви. В январе 1942 года в Москву сообщали, что Наркомат легкой промышленности просто не выдает необходимой продукции – обуви, теплой одежды – так что рабочие сидят по баракам. Зачастую рабочих, которым не удавалось дать работу, которую они могли бы выполнять, просто отправляли назад. Так, на шахте им. Куйбышева сначала имелось 172 человека из Узбекской и Киргизской ССР. Поначалу они работали на поверхности при погрузке угля из отвала. Однако из-за болезней и непривычного для них климата их постепенно отправили домой. В докладной записке, посвященной этому вопросу, даже прорывается совершенно не официозная формулировка – «мучительное переживание холода»²⁹. Тем более что основную массу этих людей составляли довольно возрастные люди – под 50 и даже за 50 лет. Вообще, отбор людей для мобилизации в самих республиках велся откровенно формально и даже просто необъяснимо – среди рабочих, отправленных на родину, значится, к примеру, рабочий Алтар Колзушев, прибывший на мобилизацию… на костылях³⁰.

Проблему смягчали доставкой из родных республик вещей и специалистов. Так, в январе 1944 года из Туркмении на Кизелшахтстрой послали 2150 пар носков, столько же варежек, валенки, а кроме того – прислали трех медицинских работников и двоих политруков³¹.

Еще одна проблема оказалась совершенно неожиданной для руководства. Дело в том, что призывники из Казахстана и Средней Азии привыкли совершенно к другой диете по сравнению с привычной для большинства населения Урала. Подавляющее большинство этих людей никогда раньше не ело свинины по религиозным соображениям, но и картофеля и капусты многие раньше не пробовали. Из-за этого множество рабочих страдало от заболеваний пищеварительной системы. В администрациях предприятий схватились за голову и начали исправлять положение. В рацион рабочих из Средней Азии добавляли зеленый чай из расчета 300 грамм на человека в месяц, а также рис вместо крупы и баранину вместо свинины, сухофрукты и орехи. Причем в Узбекистан для приобретения этих продуктов специально командировали представителей профсоюза и парткома с Магниевого завода. Из Узбекской ССР присылали даже жевательный табак.

Для узбеков открыли специализированные столовые и отдельно – чайханы в виде культурных уголков с продажей чая. На кизеловских шахтах даже озаботились вопросом о том, чтобы в каждой чайхане имелись комплекты домино, шашек и шахмат.

Наконец, никуда не делась проблема языкового барьера. Конечно, в тылу это не создавало такой катастрофы, как на поле боя, где непонятая команда могла обернуться немедленной гибелью, но руководство строек забрасывало «родные» наркоматы требованиями прислать переводчиков.

Отдельной задачей была агитация среди рабочих из Средней Азии. Парторганизациям приходилось прикладывать усилия, чтобы создавать агитматериалы на узбекском и других языках, разъяснять людям, чем они вообще заняты на Урале и как их работа приближает Победу над нацистами. Любопытно, что к агитации привлекались… местные татары. Дело в том, что их хорошо понимали носители близкородственных тюркских языков.

В июне 1943 года Магниевый завод в Березниках был запущен. И немалый вклад в общий результат внесли трудмобилизованные из Средней Азии.

Рабочие из Средней Азии трудились, разумеется, не только там. Приводится, в частности, следующий расклад:

На лето 1943 г. на заводах в Перми работало: завод им. Молотова – 978 узбеков, завод им. Кирова – 200 узбеков, завод № 90 – около 800 узбеков и 60 казахов, завод № 103 – 50 узбеков, 12-й Стройтрест – 70 узбеков³².

Мобилизованных из Средней Азии, попавших на промышленные объекты, приходилось обучать уже на производстве. Многим из них эта учеба пошла впрок, и например, на калийном комбинате в Соликамске довольно быстро выделили рабочих, ощутимо перевыполнявших задания. Характерную деталь подчеркивали на заседании Кизеловского горкома, где обсуждалась работа на шахтах Кизела. Сначала управляющих трестами разбранили за плохую подготовку к приему рабочих. Общежития были плохо подготовлены, коек и топчанов на всех не хватало, многие рабочие не были в бане. Из-за всего этого люди даже начали дезертировать. И тут же отмечалось, что прибывшие рабочие, узбеки и каракалпаки, не просто хорошо относятся к работе, но среди них есть стахановцы и некоторые регулярно перевыполняют план. Документ венчался требованием обеспечить мобилизованным приличные условия труда – выдать постельное белье, литературу и газеты на узбекском, а в столовых готовить блюда без свиного сала.

Вообще, изучая переписку государственных органов по поводу положения дел с рабочими из Средней Азии, трудно не заметить, что этим «трудовым мигрантам» 40-х действительно старались обеспечить хорошие условия труда и жизни. Проблема состояла в том, что собственные ресурсы предприятий и ведомств чаще всего были ограничены. Недоставало буквально всего, от продовольствия до полотенец. Однако в случаях, когда удавалось обеспечить материальное стимулирование рабочих, а к людям хорошо относились, работы выполнялись с энтузиазмом, и трудмобилизованные старательно осваивали новые для себя специальности. Рабочих «восточных национальностей», хорошо овладевших профессией, старались переводить с низкооплачиваемой работы на основное производство, повышать квалификацию.

Трудмобилизованных из Средней Азии начали постепенно направлять по домам уже в конце 1943 года. С одной стороны, были в основном решены задачи строительства на Урале, с другой – потребовались рабочие руки в самой Средней Азии. В 1945 году большинство среднеазиатских рабочих уже покинуло Прикамье.

СОВЕТСКИЕ НЕМЦЫ

По данным переписи 1939 года, в СССР проживало более 1,4 млн немцев, в том числе – более 366 тысяч в Автономной Республике немцев Поволжья. С началом войны многие из них были эвакуированы из западных областей страны в глубину СССР. Советская администрация испытывала сомнения по поводу их лояльности, поэтому немцы эвакуировались массово. Первая крупная партия советских немцев была вывезена из Крыма. 18 августа 1941 года Президиум Верховного Совета СССР издал Указ о переселении немцев, проживающих в районе Поволжья. Объяснялось это следующим образом:

«В случае, если произойдут диверсионные акты, затеянные по указке из Германии немецкими диверсантами и шпионами в Республике немцев Поволжья или прилегающих районах и случится кровопролитие, Советское правительство по законам военного времени будет вынуждено принять карательные меры против всего немецкого населения Поволжья.

Во избежание таких нежелательных явлений и для предупреждения серьезных кровопролитий Президиум Верховного Совета СССР признал необходимым переселить все немецкое население, проживающее в районах Поволжья, в другие районы с тем, чтобы переселяемые были наделены землей и чтобы им была оказана государственная помощь по устройству в новых районах.

Для расселения выделены изобилующие пахотной землей районы Новосибирской и Омской областей, Алтайского края, Казахстана и другие соседние местности.

В связи с этим Государственному Комитету Обороны предписано срочно произвести переселение всех немцев Поволжья и наделить переселяемых немцев Поволжья землей и угодьями в новых районах»³³.

В сентябре – октябре 1941 года были выселены в восточные регионы немцы Республики Поволжья, а также из других территорий – Москвы, Ростовской, Воронежской, Тульской областей и ряда других. В общей сложности, речь шла о переселении 904 тысяч человек, из которых около 800 тысяч были фактически перевезены к новым местам жительства.

31 августа 1941 года Политбюро ЦК ВКП(б) издало Постановление «О немцах, проживающих на территории Украинской ССР». Согласно ему, всех мужчин-немцев в Днепропетровской, Ворошиловградской, Запорожской, Киевской, Полтавской, Сталинской, Сумской, Харьковской и Черниговской областях предписывалось мобилизовать и направить в строительные батальоны. Следующий шаг был предпринят Наркоматом обороны. Директива № 35105 от 8 сентября 1941 года за подписью Сталина требовала:

Изъять из частей, академий, военно-учебных заведений и учреждений Красной Армии, как на фронте, так и в тылу, всех военнослужащих рядового и начальствующего состава немецкой национальности и послать их во внутренние округа для направления в строительные батальоны.

В тех случаях, когда командиры и комиссары соединений сочтут необходимым оставить военнослужащих немецкой национальности в частях, они обязаны возбудить об этом мотивированное ходатайство перед НКО через Военные Советы фронтов, округов и отдельных армий.³⁴

Советских немцев начали массово набирать в трудовые формирования с осени 1941 года. Из немцев на этом этапе сформировали 13 строительных батальонов общей численностью 18 600 человек. Стройбаты подчинялись НКВД и направлялись на объекты в интересах этого наркомата. Одним из первых объектов, на которых работали строительные батальоны из немцев, был Соликамбумстрой. Позднее стройбаты переформировывались в рабочие отряды и колонны.

Здесь следует все же дать оценку этому шагу. Такие меры, безусловно, были дискриминационными по отношению к немцам. Однако, безусловно, нельзя говорить, что немцы находились на положении заключенных. Строительные батальоны и рабочие колонны являлись не местом отбывания наказания, это были именно военизированные тыловые части. Более того, в переписке по поводу рабочих колонн их иногда именуют просто «воинскими частями».

Наконец, Постановление Государственного комитета обороны № 1123 СС от 10 января 1942 года касалось уже выселенных в Сибирь и среднеазиатские республики немцев:

В целях рационального использования немцев-переселенцев – мужчин в возрасте от 17 до 50 лет, Государственный Комитет Обороны постановляет:

1. Всех немцев – мужчин в возрасте от 17 до 50 лет, годных к физическому труду, выселенных в Новосибирскую и Омскую области, Красноярский и Алтайский края и Казахскую ССР, мобилизовать в количестве до 120 тысяч в рабочие колонны на все время войны, передав из этого числа:

а) НКВД СССР – на лесозаготовки 45 000 чел. НКВД СССР – на строительство Бакальского и Богословского заводов 35 000 чел.;

б) НКПС СССР – на строительство железных дорог Сталинск – Абакан, Сталинск – Барнаул, Акмолинск – Карталы, Акмолинск – Павлодар, Сосьва – Алапаевск, Орск – Кандагач, Магнитогорск – Сара 40 000 чел.

Проведение мобилизации возложить на НКО (т. Щаденко), совместно с НКВД и НКПС.

К мобилизации приступить немедленно и закончить 30 января 1942 года.

2. Обязать всех мобилизованных немцев явиться на сборные пункты Наркомата обороны в исправной зимней одежде, с запасом белья, постельными принадлежностями, кружкой, ложкой и десятидневным запасом продовольствия.

3. Обязать НКПС и Управление военных сообщений НКО обеспечить перевозку мобилизованных немцев в течение января месяца с доставкой к месту работы не позднее 10 февраля.

4. Обязать НКВД СССР и НКПС СССР установить в рабочих колоннах и отрядах из мобилизованных немцев четкий распорядок и дисциплину, обеспечив высокую производительность труда и выполнение производственных норм.

5. Поручить НКВД СССР дела в отношении не явившихся по мобилизации немцев на призывные пункты или на сборные пункты для отправки, а также в отношении находящихся в рабочих колоннах за нарушение дисциплины и отказ от работы, за неявку по мобилизации, за дезертирство из рабочих колонн рассматривать на Особом совещании НКВД СССР с применением по отношению к наиболее злостным высшей меры наказания.

[…]

Председатель Государственного Комитета Обороны

И. СТАЛИН³⁵

В феврале 1942 года Лаврентий Берия докладывал Сталину, что мобилизация немцев-переселенцев в рабочие колонны уже проводится, но при этом пока остаются не мобилизованныминемцы – постоянные жители ряда республик, краев и областей, которые до сих пор не призывались в армию. В НКВД предлагали мобилизовать всех мужчин-немцев, годных по состоянию здоровья к физическому труду, в возрасте между 17 и 50 годами, передав их на стройки НКВД, по расчетам, таких людей должно быть до 30 тысяч человек.

В январе 1942 года в НКВД решался вопрос о том, как организовать работу мобилизованных немцев в системе НКВД. 12 января вышел в свет приказ № 0083 за подписью Л. Берия «Об организации отрядов из мобилизованных немцев при лагерях НКВД». Этим приказом 80 тысяч человек в распоряжении наркомата распределялись по объектам – 12 тыс. в Ивдельлаг, 12 тыс. – Севураллаг, 7 тыс. – Вятлаг, 30 тыс. – Бакаллаг, 5 тыс. – Богословлаг, 4 тыс. – Усть-Вымлаг, 5 тыс. – Усольлаг, 5 тыс. – Краслаг. Таким образом предполагалось для организации, проживания, питания, снабжения и работы мобилизованных немцев использовать уже созданную инфраструктуру исправительно-трудовых лагерей, в том числе «уплотняя» и переселяя заключенных.

Часть этих людей в конечном счете, никуда не отправилась – кто-то в силу высокой квалификации остался в промышленности и сельском хозяйстве, другие не могли быть мобилизованы по болезни, кроме того, освобождение от трудовой мобилизации получили люди с высшим образованием. В итоге фактически в Трудармию в системе НКВД было набрано около 68 тыс. человек, еще 25 тыс. получил Наркомат путей сообщения. Недостаток людей по сравнению с планами возместили мобилизацией немцев, не относившихся к спецпереселенцам. Неявка грозила судом и заключением в исправительно-трудовые лагеря. Второй массовый призыв дал еще более 40 тысяч рабочих. Однако это была не самая массовая мобилизация немцев в Трудармию. Осенью 1942 года был проведен призыв мужчин от 15 до 55 и женщин от 16 до 45 (кроме беременных и имеющих детей до трех лет). На этом этапе мобилизовали более 123 тысяч человек. Мобилизации продолжались и в 1943 году.

Мобилизованные должны были явиться на сборные пункты с собственным запасом продовольствия (в разные годы требовалось на 10 или на 15 дней), сменой белья, постельными принадлежностями, кружкой, ложкой, с одеждой и обувью.

Бойцы рабочих отрядов собирались на сборных пунктах, после чего их передавали сотрудникам строительных частей НКВД. Служащий НКВД назначался начальником эшелона, двигавшегося к месту работы. Сами эшелоны, как правило, двигались медленно. Железные дороги были забиты составами, идущими в обе стороны, и поезда с трудармейцами имели невысокий приоритет. Зачастую они простаивали на станциях по несколько дней. Условия жизни при перегонах были спартанскими. От станций трудармейцы шли к местам работы маршем.

Яков Шмаль рассказывал:

«Нас отправили маршем в резервную зону для вновь прибывающих. Здесь нам неожиданно позволили два дня болтаться – да, именно болтаться. Никого мы, 2500 человек, похоже, не интересовали. Мы бродили по лагерю, присаживались то в одном, то в другом углу, большинство и ночью спало под открытым небом, погода стояла великолепная. Питание было очень скудным, хлеба не давали, вместо него нам в наши котелки насыпали кружкой ржаную муку. Мы бы охотно сварили себе из нее кашицу, но огонь нам разводить не разрешали, и мы поедали муку, размешав ее в горячей воде.

Под вечер второго дня нам велели построиться, нас разделили на пять групп по 500 человек. Группу, в которую попали я, некоторые мои прежние школьные друзья, а также с десяток моих родственников, тотчас повели с вещами к берегу Камы. Провиантом на три дня для каждых четырех человек нас снабдили на большой барже, которая вскоре отошла от берега. Мы поплыли вверх по течению, к устью северного притока Камы – Вишеры, затем по ней все дальше на север. Поездка продолжалась два долгих однообразных дня и две ночи, все глубже в тайгу.

Ночь опустилась на землю, но темно не стало. Белые ночи были для нас чем-то совершенно незнакомым, и мы углубились в созерцание этого природного явления. Светлая ночь очаровала нас. Время от времени мы отдыхали, но двигались всю ночь все дальше в направлении Камы. На рассвете мы подошли к старинному купеческому городку Чердынь. Было достаточно светло, и мы смогли разглядеть древние постройки. Мы удалились от Соликамска уже более чем на 100 километров, и населенные пункты попадались все реже, лишь густой лес окружал нас со всех сторон»³⁶.

Молотовская область была одним из основных центров приема трудармейцев. На 1 января 1944 года на ее предприятиях работало 14,8 тыс. мобилизованных немцев. Наша область не относилась к тем, куда немцы направлялись на поселение. Однако труд мобилизованных здесь использовался активно. В Молотовскую область присылали немцев, мобилизованных не только НКВД, но и на предприятия Наркомугля, Наркомнефти и других народных комиссариатов.

За трудоустройство мобилизованных отвечал НКВД. Селили их чаще всего при стройках, заводах и исправительно-трудовых лагерях. Проблема нехватки жилого фонда вообще была необычайно острой, и в целом в стране, и конкретно в Молотовской области. Солдаты, которым предстояло уезжать на фронт, в своих полевых лагерях копали землянки, трудармейцы – теснились в наскоро построенных или оставшихся от заключенных бараках.

Хотя Молотовская область не была местом, где немцев селили, мобилизованные работали здесь тысячами. В январе 1942 года прибыли 4949 немцев в Усольлаг и 2396 – в Соликамстрой. Позднее контингенты пополнялись. Так, в январе 1943 года в Усольлаг отправили 3000 женщин-немок, мобилизованных в сельское хозяйство и на лесобиржу. Регулярно прибывали и новые, более мелкие партии. В общей сложности к 1944 году в Молотовской области работало 33 787 мобилизованных немцев.

Немцы находились, пожалуй, в наиболее сложном положении среди всех трудармейцев. От ассоциации с Германией им было трудно избавиться. Положение немецких трудмобилизованных никогда не было легким. Трудармейцы подчинялись НКВД и размещались в зонах, сильно напоминавших (а то и являвшихся до их прибытия) лагерями для заключенных.

Однако их статус существенно отличался от статуса заключенных. Партийными и государственными органами в обращении с трудармейцами при этом старательно подчеркивался их статус обычных граждан. Даже обращение старательно выдерживали именно в армейском духе: «товарищи бойцы». В пропагандистской работе постоянно применяли именно риторику, отсылавшую к образцам Гражданской войны и тогдашним трудармиям. Политотделы в пределах своих возможностей пытались морально стимулировать трудармейцев – почетными званиями, знаменами и т. п. способами. Продвигалось стахановское движение.

Коммунисты и комсомольцы немецкого происхождения не исключались из ВКП(б) и ВЛКСМ. Партийные и комсомольские собрания по-прежнему проводились, более того, несколько раз трудармейцам посылались поздравительные и благодарственные телеграммы от имени Сталина.

При этом мобилизованный не был хозяином себе, подчинялся строгому распорядку, не мог покинуть поселок, где жил, и самовольно сменить место работы. Допуск извне в огороженную зону не допускался. Правда, ограждение не обязательно включало колючую проволоку, это мог быть и просто штакетник. Теоретически поселки трудармейцев обносились внушительными заграждениями – деревянными заборами, частоколами с вышками и часовыми, как территории воинских частей. Однако на практике эти нормы сплошь и рядом не соблюдались. В некоторых случаях никакой ограды вообще не было. Например, на шахтах Кизела более 400 трудармейцев жило вне огражденной территории. Вообще, наиболее свободным был режим у трудармейцев, размещавшихся при стройках и промышленных предприятиях. Там могло вообще не быть никакого ограждения, система пропусков и вахт фактически не действовала, а иногда трудармейцев вообще направляли на работы не на те предприятия и организации, на которых они формально числились. Отдельные группы могли фактически попасть вообще в другой наркомат.

На трудармейца распространялись все нормы законодательства. Он имел право на переписку и получение посылок, свидания с родными, увольнительные и отпуска.

Мобилизованные немцы работали на шахтах, стройках, лесозаготовках и подсобных хозяйствах.

Трудармеец Яков Шмаль рассказывал:

«Работа была в основном двух видов: лесоповал и лесосплав. Нас, новичков, поделили на бригады. После дня отдыха мы отправились в лес на лесоповал. Работа была для нас не новая. Наш бригадир Карл Цулауф, последний председатель гриммского колхоза «Коллективист», поделил нас на звенья, и уже вскоре повалились первые спиленные деревья. Мы работали очень старательно, сохранив, несмотря на все лишения, свою высокую сознательность. Кроме того, обильная пища нас прямо-таки осчастливила. Нормы даже перевыполнялись.

Затем мы попали и на лесосплав. Трудно описать, какое большое количество деловой древесины лежало на берегу Камы. Все эти бревна нам нужно было сбросить с берега в реку, чтобы они по течению доплыли до сплавного рейда под Соликамском. Там изо всех этих отдельных бревен составляли большие плоты и отправляли их туда, где они использовались: например, в Сталинград, для восстановления которого тогда требовалось много леса»³⁷.

К концу 1942 года был установлен единый порядок демобилизации для нетрудоспособных. Медицинские комиссии могли признавать трудармейцев инвалидами и освобождать от дальнейшей работы. На демобилизованных составлялись акты, включающие основные сведения (ФИО, год и место рождения, место мобилизации, когда и откуда прибыл, физическое состояние, диагнозы, заключение комиссии). Разрешался, но не оплачивался и не обеспечивался выезд родственников за тяжело больными. Причем немцы отправлялись по месту жительства высланных семей – в Казахскую ССР и Сибирь. В случае, если семьи не было или не было известно место ее нахождения, мобилизованных отправляли в Казахскую ССР. Демобилизованных старались отправлять организованными группами.

Надо отметить, что руководство – включая руководство НКВД – серьезно относилось к задаче обеспечения достойных условий жизни трудмобилизованных немцев. Так, в феврале 1944 года начальник Березниковского горотдела НКВД майор госбезопасности Исаков сообщал:

«…мы сообщали Вам о фактах пренебрежительного отношения к мобилизованным немцам и несоздания для них материально-бытовых условий, работающих на стройках Березниковского Севуралтяжстроя.

Произведенной 11 февраля с/г мной проверкой в присутствии начальника коммунального отдела СУТС – тов. Шляповерского и оперуполномоченного опер. отдела УНКВД лейтенанта госбезопасности тов. Мальцева – выявлено, что жилищно-бытовые условия мобилизованных немцев резко улучшились. На день проверки землянки и общежития, где размещены мобилизованные немцы, находятся во вполне удовлетворительном состоянии. В частности, в помещениях существует образцовый порядок, постельные принадлежности у всех чистые, полы и нары вымытые, вокруг землянок нечистоты убраны. Весь контингент мобилизованных прошел санобработку и баню. В помещениях имеется достаточно света и регулярно отапливается»³⁸.

Кроме того, жизнью и работой трудмобилизованных немцев активно руководили парторганизации, сформированные ими самими. Например, в мае 1944 года по поводу строительства Широковской ГЭС (той же, где трудились калмыки) писали следующее:

«По инициативе парторганизаций было проведено две конференции рационализаторов. В 127 колонне присутствовало 50 рационализаторов, и в 3-м отделении (секретарь парторганизации тов. Осипов) присутствовало 70 рационализаторов.

Таким образом, парторганизации почувствовали вкус к экономике производства, воспитывают коммунистов и беспартийных в духе борьбы за экономное и эффективное расходование различных ресурсов, за подъем производительности труда»³⁹.

Парторганизации создавались на общих основаниях, членские партийные и комсомольские взносы взимались как обычно.

Тем не менее немцы, безусловно, чувствовали себя ущемленными. Они прекрасно понимали, что находятся не на том же положении, что и все остальные, включая остальных трудармейцев. Так, в мае 1944 года Константин Брам, работавший в «стахановском бараке», возмущался:

«Я никак не мог понять вопроса о том, что я нахожусь здесь, в тылу, мое место должно было бы быть непосредственно на фронте, с оружием в руках защищать нашу родину»⁴⁰.

В конце войны началась массовая демобилизация немцев. Сначала демобилизовывали многодетных немок. Окончательно трудармия была расформирована в 1947 году. При этом немцам разрешалось вернуться именно в места выселения. Немцы переходили в статус спецпоселенцев.

УСЛОВИЯ ТРУДА И БЫТА ТРУДАРМЕЙЦЕВ

Мобилизованные размещались по колоннам на казарменном положении, в бараках на территории рабочих поселков. Трудармейцы находились на казарменном положении, жили и работали в достаточно жестких условиях. Так, нормы жилплощади ограничивались всего 2,4 кв. м. Правда, требовалось в обязательном порядке предоставлять каждому свое спальное место, обязательно оборудовать помещения основными «удобствами» и т. д. Предполагалось, что по уровню снабжения мобилизованный должен стоять наравне с вольнонаемными.

Тем не менее выдержать эти нормы не всегда удавалось. Существовали проблемы со сменной одеждой и бельем, туалетами, посудой для питания, даже чистой водой. Рабочая колонна № 781 в Молотовской области жила, как на фронте, в землянках, с единственной электролампой на землянку. С водой были перебои, сменного белья долго не было. В бараках процветали паразиты, было много больных. В прачечных также недоставало воды и хозинвентаря, бараки и землянки плохо отапливались, в них не хватало или даже не было постельных принадлежностей.

Эта ситуация была нетерпимой и привела уже в 1942 году к «метанию молний из стратосферы». Руководство требовало срочно улучшить бытовые условия и наладить медицинское обслуживание.

Руководители на местах банально не справлялись с обеспечением контингента трудмобилизованных всем необходимым. Положение начало исправляться только к 1943 году, однако фактически до конца войны проблема бытовых условий, в которых жили трудармейцы, продолжала стоять на повестке дня.

Так, Приказ Народного Комиссара угольной промышленности от 21 июня 1943 года указывал, что «вопросами быта аппараты комбинатов, трестов, шахт и строек не занимаются, вследствие чего большинство мобилизованных немцев спят на голых нарах, ходят оборванные, не имеют смены постельного белья»⁴¹, а руководителям инкриминировалось «недопонимание руководителями комбинатов, трестов, шахт и строек того, что мобилизованные немцы переданы в угольную промышленность, как рабочая сила, о которой необходимо проявлять заботу наравне с вольнонаемными, и путем эффективного их трудоиспользования добиваться максимального увеличения производительности труда и систематического роста добычи угля»⁴².

ПИТАНИЕ ТРУДАРМЕЙЦЕВ

При организации питания трудмобилизованных использовалось ранжирование по выполнению норм выработки. Сначала мобилизованные получали питание на уровне обычных рабочих, включая 1200 грамм мяса, 800 грамм рыбы, 750 грамм жиров в месяц. Позднее перешли на «котловую» систему, «котловку». Наилучшим образом (по норме «первого котла») кормили выполнявших нормы, наихудшим – тех, кто производственные задания не выполнял или работал на вспомогательных работах.

По первому котлу мобилизованному в день полагалось 800 грамм хлеба, три раза первое блюдо и дважды – второе; по второму – 600 грамм хлеба, первое три раза в день и второе раз в день, наконец, по третьему котлу выдавалось 400 грамм хлеба и дважды в день первое блюдо. Отдельные нормы были приняты для больных, а также сниженные – для штрафников.

С конца 1942 г. нормы выдачи хлеба изменились – выдававшие менее 80 % нормы на основных работах и до 99 на вспомогательных получали по полкилограмма хлеба в сутки, сумевшие выполнить до 99 % нормы на основных и от 100 до 125 % на вспомогательных – по 600 грамм, и выполнявшие на основной работе план полностью или дававшие более 125 % плана на вспомогательных работах – получали по 700 грамм хлеба. Те, кому не удавалось выполнить хотя бы 50 % нормы, получали всего 400 грамм на основных работах и 300 – на вспомогательных, по 300 грамм получали также штрафники, симулянты и люди, отказывавшиеся от работы. Больные получали по 550 грамм хлеба.

Несколько легче было положение трудармейцев, живших в зонах промышленных предприятий и строек, – там существовала карточная система и коллективное питание в столовых.

Наихудшим положение трудмобилизованных с продуктами было весной 1942 года. Это был худший момент для всей страны, и трудармейцы особенно остро чувствовали на себе это бремя. Кроме того, рост численности трудмобилизованных серьезно ушел вперед по сравнению с размерами выделяемого продовольствия. Так, в Кизеловском угольном бассейне отмечали: «Несмотря на полную реализацию лагерем нарядов на продресурсы, мы все же недодали контингенту значительное количество продуктов вследствие того, что ОУВС НКВД Уральского округа запланировало нам их недостаточное количество»⁴³. Кроме того, даже фактически выделяемое продовольствие зачастую не доставлялось, собственно, до людей в силу нехватки транспорта и его плохой работы.

Нехватка продуктов была причиной постоянной головной боли у администрации рабочих подразделений – заболеваемость и выход из строя рабочих были основной причиной невыполнения планов – а болели люди чаще всего именно от голода.

Несколько смягчали ситуацию подсобные хозяйства. Тем более некоторые трудармейцы работали именно на сельскохозяйственных участках. Также активно практиковалось приготовление разнообразных суррогатов, скажем, варка хвойного настоя с добавлением дрожжей и хлебной закваски. Перерабатывались даже некоторые пищевые отходы и опилки.

В течение всей войны ситуация с продовольственным снабжением оставалась крайне тяжелой для всей страны. Трудармейцы, как и большинство населения СССР, хотя не умирали напрямую от голода, постоянно и тяжело недоедали, из-за чего становились уязвимыми к заболеваниям.

Выправляться ситуация начала только ко второй половине войны. Уже летом 1942 года ситуация улучшилась. Трудармеец Фридрих Лореш рассказывал:

«Летом 1942 г. нашу уже ослабшую и теперь небольшую бригаду отправили с лесоповала на сенокос. Командиром был Шенбергер (Новороссийск), поваром и сторожем – Шмидт, бывший милиционер из Марксштадта. На небольшой возвышенности в 12 километрах от Тимшера мы выкопали землянки. Генрих Айрих, Фридрих Эндерс и я разместились в одной, Боргер, Маттайс и третий мужчина (все из Мариенталя) в другой землянке. Последние косили траву, мы втроем сгребали ее в стога. Было еще два звена по 6 человек.

Здесь мы не находились под охраной, и никто не сбежал. Трижды в день давали суп и кашу. Иногда мы дополнительно варили еще кое-что – птиц, грибы, даже змей. Вареное мясо змей напоминало по вкусу курятину. Поздним вечером, после работы, мы по часу собирали на болотах ягоды. Этих ягод мы не знали и называли их поэтому по цвету: черные, синие, желтые, красные. В дождливую погоду мы собирали для лагеря грибы, которые там сушили, а зимой варили из них суп.

Начальник лагеря Заякин, бывший заключенный, заботился о лучшем питании. Он хотел видеть рабочих, а не дистрофиков, которых называли доходягами. Заякин, простой человек, не демонстрировал своей власти над нами; это был первый начальник, вызывавший расположение.

Теперь ликвидировали военные названия подразделений, отменили охрану и ввели самоохрану. Мы свободно проходили через ворота, никто не дезертировал, работа пошла в гору. Лесозаготовительные бригады и дорожные строители мастера Дотца переселились в новые бараки, расположенные ближе к рабочему месту. В этом лагере-спутнике, который находился в 8 километрах от головного, было только два барака, столовая и баня. Начальником здесь был немец – Метцлер. Банщик жил до войны в католическом селе на Волге и играл в духовом оркестре»⁴⁴.

ПОСЛЕСЛОВИЕ

Трудовая мобилизация была трудным, но единственно возможным решением советского руководства. И то, что Советский Союз одержал в той войне Победу, является главным этому доказательством. Люди, строившие электростанции и заводы, работавшие в шахтах и на лесоповале, претерпели огромные лишения, но благодарность им зачастую была совершенно недостаточной или вовсе отсутствовала. Трактовки 1990-х годов чаще всего вообще относят трудовую армию к форме репрессий, когда речь идет о немцах, калмыках и рабочих из Средней Азии. Однако, как легко заметить, к трудмобилизации привлекались и русские, в данном случае жители Молотовской области, причем массово. Вряд ли можно сказать, что во время войны репрессировали всех сразу.

Однако война – это область, оставляющая мало места личной свободе. Как солдат, воюющий с винтовкой или пулеметом в руках, не властен над местом своей службы и по приказу рискует гибелью или увечьем, так и трудармейцы были поставлены под ружье без права выбора занятий. Этот факт был отражением той войны на пределе всех сил, которую вел Советский Союз. Ставки к тому моменту были выше некуда, и стране требовалось в буквальном смысле любой ценой как можно скорее насытить фронт необходимой продукцией и не допустить коллапса в собственном тылу. Фактически к моменту, когда на немецкой стороне линии фронта д-р Геббельс начал кричать о тотальной войне, в СССР тотальную войну вели уже многие месяцы. Это сверхнапряжение стоило многим трудармейцам здоровья, а то и жизни. Но внятной альтернативы трудовой мобилизации просто не существовало. Слабость тыла означала бы просто коллапс фронта.

Было ли при трудмобилизации все сделано оптимально? Нет, безусловно, не так. Многие решения были неверными, снабжение трудармейцев зачастую стояло ниже всякой критики, и постфактум можно точно сказать, что многое можно и нужно было сделать лучше. Однако ни в коем случае нельзя забывать, что трудармейцы не были какими-то бессловесными жертвами мировой истории. Они сами делали эту историю. Усилия трудармейцев в конечном счете привели к победе над самым страшным военным противником в Отечественной истории. Воюют не только солдаты, тыл – это та область военных усилий, которую невозможно игнорировать. Трудармейцы не просто мучились в шахтах и болотах, они дали нам очень многое. Хотя их подвиг остался тихим, потомки, безусловно, должны отдать дань уважения людям, приближавшим Победу в крупнейшей войне мировой истории.

---

¹ Собрание узаконений и распоряжений правительства за 1920 г. Управление делами Совнаркома СССР. – М., 1943. С. 58–59 [Электронный ресурс] // Проект «Исторические материалы».

² Сборник законов СССР и указов Президиума Верховного совета СССР. 1938–1944 гг. – М.: Ведомости Верховного совета СССР, 1945. С. 129–131 [Электронный ресурс] // Электронная библиотека исторических документов..

³ Документ № 130, ПермГАСПИ, опубликован в данном сборнике.

⁴ РГАСПИ. Ф. 644. Оп. 2. Д. 2. Л. 17–20.

⁵ Документ № 14, опубликован в данном сборнике.

⁶ Документ № 12, опубликован в данном сборнике.

⁷ ПермГАСПИ. Ф. 85. Оп. 26. Д. 198. Л. 11 об.

⁸ Черволенко Петр Михайлович [Электронный ресурс] // Я помню. Ржев 1942. Первый летний успех.

⁹ Земсков В .Н. Организация рабочей силы и ужесточение трудового законодательства в годы войны с фашистской Германией [Электронный ресурс] // Журнал «Политическое просвещение». – № 2 (79). 2014. С. 20–36.

¹⁰ ПермГАСПИ. Ф. 100. Оп. 1. Д. 116. Л. 14.

¹¹ ПермГАСПИ. Ф. 620. Оп. 17. Д. 218. Л. 1.

¹² Документ № 150, опубликован в данном сборнике.

¹³ Документ № 152, опубликован в данном сборнике.

¹⁴ Документ № 25, опубликован в данном сборнике.

¹⁵ Там же.

¹⁶ Документ № 138, опубликован в данном сборнике.

¹⁷ Документ № 25, опубликован в данном сборнике.

¹⁸ Очиров У. Б., Воробьева В. Н. Калмыки-военнослужащие Красной армии в Широклаге: статистическое исследование [Электронный ресурс] // Oriental Studies. Том 13. № 2 (2020). С. 330–357. Научная электронная библиотека «КиберЛенинка».

¹⁹ ПермГАСПИ. Ф. 105. Оп. 10. Д. 95. Л. 26.

²⁰ Бембеева Е. А. Военнослужащие-калмычки на строительстве Широковской ГЭС в 1944–1945 гг. [Электронный ресурс] // Известия Алтайского государственного университета. Выпуск № 4. 2008. Научная электронная библиотека «Кибер-Ленинка». URL:.

²¹ Джамбинов О. А. Хочешь выжить – будь ближе к людям // Широкстрой: Широклаг: Сборник воспоминаний воинов-калмыков, участников строительства Широковской ГЭС / сост. и вступ. ст. Р. В. Неяченко; отв. ред. Ю. О. Оглаев; ред. С. А. Гладкова; предисл. М. П. Иванова. – Элиста: Джангар, 1994. – С. 44–45. [Электронный ресурс] // Воспоминания о ГУЛАГе и их авторы.

²² Джамбинов Я. С. Есть на Урале река Косьва [Электронный ресурс] // Широкстрой: Широклаг: Сб. воспоминаний воинов-калмыков, участников строительства Широковской ГЭС / сост. и вступ. ст. Р. В. Неяченко; отв. ред. Ю. О. Оглаев; ред. С. А. Гладкова; предисл. М. П. Иванова. – Элиста: Джангар, 1994. – С. 48–50. Воспоминания о ГУЛАГе и их авторы.

²³ В литературе упоминается, что также Тюрбя Лиджи-Горяев стал кавалером ордена Славы, но картотека награждений «Подвиг народа» этого не подтверждает.

²⁴ Очиров У. Б., Воробьева В. Н. Калмыки-военнослужащие Красной армии в Широклаге: статистическое исследование [Электронный ресурс] // Oriental Studies. Том 13, № 2 (2020). С. 330–357. Научная электронная библиотека «КиберЛенинка».

²⁵ Широклаг 2000 – Широклаг. Широкстрой: Списки калмыков-военнослужащих рядового и сержантского состава, отозванных с фронтов в 1944–1945 гг. Т. III. Кн. 1 / cост. А. Б. Баирова, Т. Ч. Бембеева, С. Э. Лиджи-Горяева, Р. В. Неяченко. Элиста: Калм. кн. изд-во, 2000.

²⁶ Павленко В. Трудмобилизованные Средней Азии и Казахстана на предприятиях и стройках Урала. 1941–1945 годы [Электронный ресурс] // Вестник Челябинского государственного университета. 2002. Том 10. Вып. 1. – С. 196–203. Научная электронная библиотека «КиберЛенинка».

²⁷ Петров Р. П. Стройфронт Березников [Электронный ресурс] // Сайт Березниковского историко-художественного музея им. И. Ф. Коновалова.

²⁸ Варнакова О. Белые пятна истории войны [Электронный ресурс] // Новая городская газета.

²⁹ Документ № 96, опубликован в данном сборнике.

³⁰ ПермГАСПИ. Ф. 105. Оп. 9. Д. 451. Л. 59–67.

³¹ Документ №121, опубликован в данном сборнике.

³² Это была общая Победа. Как рабочие из Центральной Азии ковали Победу в Уральском тылу [Электронный ресурс] // ДипКурьер – Информационный вестник Генерального консульства РФ в Оше.

³³ Указ Президиума Верховного Совета СССР «О переселении немцев, проживающих в районах Поволжья» 28 августа 1941 г. ГАРФ. Ф. Р-7523. Оп. 4. Д. 49. ЛЛ. 151–152 [Электронный ресурс] // Wolgadeutsche.

³⁴ Директива Народного Комиссара Обороны СССР № 35105 от 8 сентября 1941 г. ЦАМО РФ. Ф. 23-й гв. сд. Оп. 2. Д. 41. Л. 152 [Электронный ресурс] // RusDeutsch. URL:.

³⁵ РГАСПИ. Ф. 644. Оп. 1. Д. 19. Л. 49–50.

³⁶ Испив чашу до дна: [Воспоминания] / Яков Шмаль; Междунар. Союз нем. культуры. – М., 1995 [Электронный ресурс].

³⁷ Испив чашу до дна: [Воспоминания] / Яков Шмаль; Междунар. Союз нем. культуры. – М., 1995 [Электронный ресурс].

³⁸ Документ № 70, опубликован в данном сборнике.

³⁹ ПермГАСПИ. Ф. 105. Оп. 10. Д. 634. Л. 53.

⁴⁰ ПермГАСПИ. Ф. 4460. Оп. 6. Д. 65. Л. 71.

⁴¹ Приказ народного комиссара угольной промышленности СССР № 193с от 21 июня 1943 г. ОСФиР ИЦ ГУ МВД России по Пермскому краю. Ф. 21. П. 1. Д. 2. Л. 59 [Электронный ресурс] // Методические рекомендации по проведению урока памяти жертв политических репрессий / автор-сост. А. Б. Суслов. – Пермь, 2021. С. 12. / Урок памяти «Депортация немцев 2021».

⁴² Там же.

⁴³ Вашкау Н. Э. Без вины виноватые. Женщины в трудармии [Электронный ресурс]. URL:.

⁴⁴ Лореш Ф. Жизнь в Тимшере и других каторжных лагерях Усольлага [Электронный ресурс] // GEDENKBUCH. Электронная книга Памяти российских немцев.