Пермский государственный архив социально-политической истории

Основан в 1939 году
по постановлению бюро Пермского обкома ВКП(б)

С. В. Неганов,
директор Пермского государственного архива
социально-политической истории

ПОДВИГ ТРУДА ВО ИМЯ ПОБЕДЫ

Идея создания этой книги принадлежит Сергею Ивановичу Панькову, чей пристальный и непредвзятый взгляд позволил по-новому и, как нам кажется, более объективно подойти к теме трудармейцев и, шире, – к теме трудовой мобилизации в годы Великой Отечественной войны.

Сергей Иванович всю свою жизнь посвятил пороховой промышленности, работая на Пермском пороховом заводе, или, как он тогда назывался, Пермском заводе имени С. М. Кирова, в Специальном конструкторско-технологическом бюро, в том числе начальником этого бюро. И к теме Трудовой Армии С. И. Паньков пришел через тему истории отечественной индустрии порохов. Именно от Сергея Ивановича автор данной статьи услышал убежденные слова о том, что без героического труда трудармейцев, в чистом поле построивших суровой зимой 1941–1942 гг. новые цеха и производства Молотовского (Пермского) завода №98 (порохового) на основе оборудования заводов, эвакуированных с запада страны, – не было бы без этого в годы войны пороховой промышленности, не было бы в достаточном количестве артиллерийских снарядов и минометных мин, совсем бы отсутствовали реактивные снаряды для «катюш». Почему же об этом подвиге героического труда совсем не говорят? – задал вопрос Сергей Иванович, – Почему этот подвиг оказался забыт?

С. И. Паньков ответил на свой вопрос, вспоминая по рассказам работавших с ним очевидцев, как много на строительстве и Молотовского (Пермского имени С. М. Кирова), и Соликамского (завод «Урал») пороховых заводов работало российских немцев, мобилизованных в годы войны в рабочие колонны и трудовые батальоны. И если в годы Великой Отечественной войны сами российские немцы считали себя бойцами Трудового Фронта и, как все советские люди на своем фронте, сражались за Победу, и так же относилось к ним общество и государство, то после войны общество и государство необоснованно и несправедливо, скорее эмоционально, распространило на российских немцев отношение, сложившееся к немцам вообще – как к преступникам и виновникам войны. Слишком свежи были страшные раны той войны, слишком велика была боль: 27 миллионов погибших, потерянный близкий человек практически в каждой советской семье, массовые убийства мирных граждан, сожженные деревни и уничтоженные города и многое другое, что трудно было пережить и осмыслить. А с другой стороны, обида российских немцев, которые как, и все советские люди, стремились к Победе, но были обойдены наградами и славой; те из них, кто был переселен в начале войны, еще на годы сохранили статус спецпереселенцев, не была восстановлена автономия на Волге и так далее. А в 1980–1990-е годы всех российских немцев на волне всеобщего самоуничижения записали в жертвы – жертвы недостойного режима, жертвы политических репрессий, жертвы исторической несправедливости… Но разве есть будущее у тех, кто живет, ощущая себя жертвой, разве будучи жертвой можно верить в себя, преодолевать себя и побеждать обстоятельства? Разве жертвы могли победить в той Великой войне? Вероятно, в этом состоит ключевой социально-психологический выбор любого народа, любого сообщества: считать себя жертвой или победителем?!

Вероятно, у молодого поколения российских немцев, живущих в нашей стране, есть сейчас такой выбор. Кем были их деды и прадеды в годы Великой Отечественной войны – безвольными жертвами режима или героями – творцами общей Великой Победы?

Как нам кажется, такой вопрос назрел и в обществе в целом. Очень много справедливых и несправедливых слов было сказано за прошедшие десятилетия, было много выплеснуто эмоций. В обществе возникла потребность в критическом и объективном подходе к осознанию самой большой трагедии и самого большого триумфа нашего народа в ХХ-м веке – Великой Отечественной войны. Осознанию роли и места в ней каждого человека, каждого народа и каждого поколения. Для всех народов и России, и бывших республик Советского Союза Великая Отечественная война была борьбой за то чтобы выжить, сохранить себя и не сгинуть в печи фашистской «этнической перепланировки» Евразийского континента, ее боль и потери были общей трагедией, а Победа в ней была доказательством нашей общей силы и жизнеспособности.

С. И. Паньков обратил мое внимание на воспоминания моего хорошего знакомого, бывшего долгое время лидером российских немцев в Пермском крае, Эдвина Александровича Гриба, который пишет в своих воспоминаниях:

«Я был мобилизован Куйбышевским райвоенкоматом 5 сентября 1941 года. Эшелон с российскими немцами прибыл не на фронт, а в Соликамск. […]. Мне было тогда немногим более 16 лет. Назначили командиром взвода трудармейцев и поручили руководить бригадой землекопов. В бригаде – такие же малолетки. Рыли траншеи и прокладывали продуктопровод от бумкомбината до завода1 […]. Тяжелая, в основном ручная, работа, непривычно холодные зимы, недоедание, болезни, тоска по родным и близким привели к очень большой смертности трудармейцев, но они своим самоотверженным трудом заслужили память […].»2

Две мысли кажутся здесь особенно важными. Первое – то, что Эдвин Александрович, получив в сентябре 1941 года повестку в военкомате, не видел разницы между собой и другими призывниками и, так же как и они, ехал сражаться за Родину. А то, что защищать ее пришлось не с винтовкой, а с кайлом и лопатой в руках, так это ничуть не умаляет подвига его и его товарищей. И это вторая важная мысль – о самоотверженности, подвиге и памяти об этом – которая звучит в воспоминаниях Э. А. Гриба.

А ведь следом за российскими немцами драматический образ трудармейцев, как бессмысленных жертв режима в 1990-е годы, был распространен и на представителей других народов: калмыцкого, казахского, киргизского, узбекского, туркменского, таджикского… Трудовая мобилизация в годы Великой Отечественной войны затронула многих людей и многие народы нашей, тогда единой, страны. И перед поколением их потомков сегодня стоит выбор: их деды и прадеды в то время были трагическими пассивными жертвами, или они, страдая от тяжелых условий, а иногда и обид, все же были боевыми единицами, частью той великой силы, которая победила в самой большой в истории человечества войне.

На примере рабочих колонн и строительных батальонов особенно ярко проявляется тезис о том, что война – это прежде всего тяжелый и упорный труд. Об этом на страницах публикуемых в данном сборнике документов говорят и сами бойцы и командиры рабочих батальонов. И для них важно было в полной мере осознавать себя солдатами сражающейся армии, воинами бьющейся за святое дело страны.

Задача данного сборника, опираясь исключительно на подлинные документы периода Великой Отечественной войны, представить для дальнейшего исследования, осмысления и популяризации достоверную информацию о трудностях, невзгодах, обидах, сопровождавших тяжелый труд бойцов рабочих колонн и трудовых батальонов, но и о преодолении ими себя и обстоятельств и их работе, результативной в достаточной степени, для того чтобы победить в небывалой по масштабам и драматизму войне.

Читая документы о жизни трудармейцев, вряд ли стоит соотносить ее с сегодняшней жизнью спустя три четверти века после тех событий. И сами документы, и содержащуюся в них информацию следует оценивать с точки зрения того времени и заданной им ситуации.

В документах много критических фактов, потому что доклады о хорошем и об успехах были никому в военное время не нужны. Успех и выполнение поставленной задачи в условиях военного кризиса должны были считаться нормой. В свою очередь, любые негативные отклонения необходимо было выявлять и называть для их исправления. В кризисных условиях невозможно закрывать глаза на упущения, поскольку вскоре они обернутся провалами в обеспечении войск и поражениями на фронте.

Бытовые условия, которым в документах уделяется большое внимание, нельзя оценивать по меркам мирного времени. Если бойцам строительных батальонов и рабочих колонн часто не хватало постельных принадлежностей, то не стоит забывать о том, что бойцам стрелковых батальонов на фронте часто приходилось забывать о самом понятии «постельные принадлежности», организуя свой быт в землянках и окопах и используя вместо любых постельных принадлежностей шинель. И с правовой точки зрения между бойцами строительных и бойцами стрелковых батальонов различия не было, те и другие были мобилизованы в условиях войны, те и другие являлись военнослужащими.

До апреля 1942 года рабочие колонны и стройбатальоны являлись воинскими частями и личный состав именовался «красноармейцы», часть из которых были откомандированы с фронта. Статус воинских частей и жесткая военная организация были необходимы для рабочих подразделений в самое тяжелое время, вплоть до окончания эвакуации промышленных предприятий, размещения и обеспечения их работы на новом месте. В значительной степени именно рабочие колонны и трудовые батальоны, являясь армейскими подразделениями, обеспечили колоссальное по масштабам перебазирование советской промышленности в восточные районы страны.

Но и после апреля 1942 года значительная часть трудмобилизованных оставались и вновь набирались в состав рабочих колонн и трудовых батальонов, которые теперь были подчинены не Народному Комиссариату (Министерству) Обороны, а различным отраслевым наркоматам и считались теперь не военнослужащими, а мобилизованными гражданскими лицами. В практике же в организации их труда и быта это мало что изменило.

Серьезной проблемой для рабочих колонн стало то, что их статус, особенно на первом этапе формирования, оказался недостаточно четко определен. Рабочие колонны оказались в некоем промежуточном положении между боевыми воинскими частями и гражданскими производственными организациями. Ни те ни другие не признавали бойцов и командиров рабочих частей своими и не понимали, как к ним относиться, а в связи с этим хуже снабжали, хуже организовывали работу и т. д., но подвиг рабочих колонн, преодолевавших и эти трудности, от того становится еще важнее, еще ценнее.

И в дальнейшем, после апреля 1942 года, деятельность рабочих колонн продолжала осуществляться в труднейших условиях. Все, чего не хватало фронту, боевым частям, – оперативно мобилизовывалось из рабочих колонн: от командного состава до коней, повозок и упряжи. Но и перейдя в середине 1942 года из статуса «бойцов» в статус «работников», личный состав рабочих колонн в документах указывался, как и у военнослужащих, как «мобилизованные в условиях военного времени».

Понятия «Трудовая Армия» и «трудармейцы» официально никем не вводились, но постепенно они все чаще начинают встречаться в официальных документах, как отражение реального положения бойцов рабочих колонн и трудовых батальонов, ничем не отличавшегося от положения и важности задач, решаемых бойцами Армии, действующей на фронте.

А после принятия в феврале 1942 года Указа Верховного Совета СССР о всеобщей трудовой мобилизации понятие «трудармейцы» постепенно стало распространяться на всех граждан СССР, мобилизованных в условиях военного времени.

Много необоснованных мифов связано с идеей о том, что призыв в «трудовую армию» был формой «репрессий» в отношении, в частности, российских немцев. В то же время документы, опубликованные в настоящем сборнике, бесспорно, свидетельствуют о том, что правовое положение трудмобилизованных российских немцев ничем не отличалось от правового положения других трудмобилизованных граждан страны. Ранее, до начала мобилизации, часть российских немцев, проживавших в западных регионах СССР, были переселены в восточные регионы. Но тех, кто всегда проживал в восточных регионах (например, в Оренбургской области и других), этот процесс не коснулся. В дальнейшем все российские немцы, независимо от мест проживания, так же как и все граждане СССР, были мобилизованы. По сути дела, единственное ограничение, которое их коснулось, это – запрет направлять мобилизованных немцев в действующую армию. Но именно это стало причиной тяжелой обиды как самих немцев, так и обиды на них. С одной стороны, большинство российских немцев были честными советскими гражданами и патриотами, стремившимися, как и все, сражаться с врагом, а страна выразила им недоверие. С другой стороны, напряжение у местного населения возникало, когда после Победы в немецком селе большинство мужчин оставались живы, а в соседнем русском селе с фронта возвращалась только треть или четверть живших там до войны мужчин. И вряд ли в создании этой ситуации можно винить кого-то, кроме идеологов Третьего Рейха, в «освоении восточных территорий» делавших ставку на «фольксдойче» – этнических немцев и их потомков. В этой ситуации Советский Союз принимал неизбежные ограничительные меры, которые, как и многие другие проявления войны, тяжким грузом ложились на плечи людей.

Российские немцы были мобилизованы в рабочие колонны в январе 1942 года и так же, как все военнослужащие, имели статус «бойцов». Миф о том, что немцы «попали в лагеря», вероятно, родился на основе того, что часть мобилизованных были направлены на лесозаготовки или строящиеся объекты, работа на которых была организована с использованием материально-технической базы действующих исправительно-трудовых лагерей. Но хотя и поселили мобилизованных немцев в тех же бараках, в которых ранее размещались заключенные, однако их правовое положение соответствовало положению бойцов Красной Армии, как об этом убедительно свидетельствуют публикуемые в данном сборнике документы.

Так же как все военнослужащие, мобилизованные немцы могли получить увольнительные и покидать территорию своей части (колонны), а в качестве поощрения за хорошую работу мобилизованному могло быть разрешено вызвать семью и проживать с ней вне территории части, на частной квартире, или же мог быть предоставлен отпуск к семье на срок до 20 суток. При временной потере трудоспособности мобилизованные для лечения направлялись по месту жительства в отпуск на срок до 4-х месяцев, с возвращением в часть после излечения. Охрана территории части могла осуществляться как внешней охраной (если были свободные единицы), так и самими мобилизованными. Условия труда, включая оплату труда, мобилизованных соответствовали условиям и оплате труда вольнонаемных работников.

Самым ярким свидетельством того, что трудмобилизованные российские немцы не рассматривались как репрессированные преступники, является создание в рабочих колоннах первичных партийных организаций. То есть значительное число мобилизованных в рабочие колонны немцев были и оставались членами ВКП(б). А это было бы абсолютно невозможно для людей, даже только заподозренных в непатриотичном отношении к Социалистическому Отечеству! Исключение из партии было первым и обязательным выражением общественного порицания в отношении любого гражданина, совершившего (или якобы совершившего) антиобщественное деяние и тем более понесшего за это наказание.

Все перечисленные особенности правового статуса трудмобилизованных в равной степени касаются не только российских немцев, но и всех других советских граждан, призванных по трудовой мобилизации.

Многочисленные отчеты об ударной работе, участии в социалистическом соревновании и перевыполнении норм трудмобилизованными, в том числе российскими немцами, ясно свидетельствуют о том, что бойцы рабочих колонн и трудовых батальонов не только в большинстве своем справлялись с обидой, вызванной неизбежными в условиях войны ограничениями, но и честно стремились выполнить свой гражданский и патриотический долг.

О советских калмыках в рассматриваемом контексте также часто говорят как о репрессированных. В данном случае ограничение состояло в том, что калмыков в 1944 году из боевых частей перевели в строительные батальоны (в Стройбат – как говорят сейчас). Это, с одной стороны, у многих калмыков – фронтовиков, и особенно, орденоносцев, вызвало законную обиду, но с другой стороны, объективно глядя – спасло от возможной гибели или увечья в бою.

Во время объявленного в октябре 1942 года призыва в рабочие колонны жителей среднеазиатских республик СССР особо была выделена задача обеспечения в составе каждой вновь формируемой рабочей колонны достаточного количества коммунистов и комсомольцев среди призываемых, для агитационно-массовой работы и понимания всеми бойцами целей и задач призыва. Таким образом, рабочие колонны из жителей Средней Азии формировались на тех же принципах, что и фронтовые воинские части.

Следует обратить внимание также и на то, что у руководства предприятий в большинстве своем отсутствует недоверие к мобилизованным из республик Средней Азии, поскольку рабочих из Средней Азии ставили и на тяжелую, и на ответственную работу. Например, они трудились в шахтах и на подземных работах бурильщиками, крепильщиками и откатчиками, и не направляли их под землю, только в случае, если они сами от этого отказывались. Воспринимались они как бойцы, и даже место, из которого они прибыли, в документах часто обозначается как Среднеазиатский военный округ.

У трудмобилизованных из Средней Азии была своя специфика, например, они изо всех сил старались помогать семьям, с этой целью копили деньги, продавали все что могли, включая свою одежду, продуктовые карточки, – сами недоедали, но все накопленные деньги переводили семьям на родину. Поначалу у местных рабочих это вызывало непонимание, и напряжение. Однако постепенно в ситуацию постарались вникнуть и напряжение по этому поводу снялось.

Документы свидетельствуют, что проблемы в работе и в оценке работы трудмобилизованных из Средней Азии возникали в основном из-за непонимания или игнорирования специфики их социальных и бытовых навыков и традиций. Иная организация труда, быта, гигиены, способов одеваться, проблемы, вызванные непривычными климатическими условиями и незнакомой хозяйственной организацией, в условиях военного времени часто оставались на периферии внимания. Но, как сказано в одном из документов: «Люди понимают, что идет война и нужно работать»3. Двойные трудности, которые приходилось испытывать бойцам рабочих колонн из Средней Азии, делают их подвиг только значительней и ярче.

А специфику постепенно также старались учитывать: предоставляли мобилизованным из республик Средней Азии длительные отпуска на родину, топили печи в их общежитиях даже летом, целевым образом снабжали одеждой, переводили на сдельную оплату труда, открывали чайханы и при готовке для них обедов и ужинов вводили запрет на использование свиного мяса и сала и т. д.

Конечно, не везде и не все было одинаково ровно, но при полной неготовности к приему «национальных кадров» весной 1943 г. к концу года быт и организация работы трудмобилизованных из Средней Азии все больше налаживаются. За целенаправленную работу с «национальными кадрами» с руководителей жестко спрашивали. Постепенно налаживалось снабжение трудмобилизованных из республик Средней Азии газетами, книгами и даже фильмами на национальных языках, приезжали концертные коллективы с родины.

Из документов видно, как правило, адекватное отношение к прогулам, отлучкам и даже дезертирству трудмобилизованных из республик Средней Азии. В этих случаях присутствует стремление понять, разобраться в причинах таких поступков, и эти причины, как правило, находятся в неправильной организации труда и быта мобилизованных, а иногда это следствие недоразумений, связанных с незнанием языка. Показателен случай на одной из губахинских шахт с трудмобилизованным из Узбекистана Софоровым4. Начальник участка Бобрашев «притащил»5 Софорова в партком как прогульщика. Один из них не знал узбекского, а другой – русского. Оказалось, что из-за незнания языка Софоров не смог предъявить больничный лист, а между тем, он хороший работник и ранее за работу на строительстве Ферганского канала даже был награжден орденом.

Только в Молотовской области (Пермском крае) в годы Великой Отечественной войны бойцы рабочих колонн и трудовых батальонов из числа российских немцев, калмыков, жителей Узбекистана, Казахстана, Туркменистана, Киргизстана и Таджикистана трудились на 29 крупнейших промышленных предприятиях, используя их более современные названия, это: «Пермские моторы», «Мотовилихинские заводы» (пушечные), Соликамскбумпром, Соликамский завод «Урал» (пороховой), Целлюлозно-бумажный комбинат «Кама», Соликамский магниевый завод, Соликамский калийный комбинат, Березниковский азотно-туковый завод, Березниковский магниевый завод, «Губахинский кокс», Нытвенский металлургический завод, Александровский машиностроительный завод, Павловский машиностроительный завод. Они строили Широковскую гидроэлектростанцию, работали на шахтах Кизеловского угольного бассейна и в десятках леспромхозов на территории края.

Благодаря их усилиям Молотовская область поставляла фронту артиллерийские орудия, минометы, авиационные двигатели, баллистные пороха, артиллеристские снаряды, минометные мины, реактивные снаряды, патронные гильзы, корпуса для ручных гранат, магний для самолетной брони, кокс, взрывчатые вещества, уголь и древесину.

Трудно оценить вклад каждого человека или каждого народа, каждой республики СССР в общую Великую Победу. Но нет сомнений, что огромный вклад в нее внесли бойцы рабочих колонн и трудовых батальонов. И, как нам кажется, уже пора об этом вспомнить, уже пора об этом много и достоверно рассказывать и пора потомкам бойцов рабочих колонн и трудовых батальонов той Великой войны с гордостью говорить о подвиге своих дедов и прадедов.

В самом начале нашей совместной работы над этой книгой Сергей Иванович Паньков поделился со мной своей мечтой. Было бы честно и справедливо – сказал он тогда – если бы на Поклонной горе появился памятник, посвященный Труду и Подвигу бойцов рабочих колонн и трудовых батальонов в годы Великой Отечественной войны. Авторы и составители сборника надеются, что эта книга станет вкладом в основание этого будущего Памятника Героям и Победителям.


1 Речь идет о Заводе «Урал» (пороховом).

2 Уральские трудармейцы. Из воспоминаний Эдвина Александровича Гриба // Завод великого подвига. Историко-публицистическое издание. – Соликамск: ООО «Типограф», 2017. – С. 15.

3 Документ № 101, опубликован в данном сборнике.

4 Документ № 112, опубликован в данном сборнике.

5 Так в документе.