Пермский государственный архив социально-политической истории

Основан в 1939 году
по постановлению бюро Пермского обкома ВКП(б)

№ 240

Протокол допроса Н. А. Соколовым В. Н. Карнауховой

2 июля 1919 г.

ПРОТОКОЛ

1919 года июля 2 дня. Судебный Следователь по особо важным де­лам при Омском Окружном суде Н. А. Соколов в г. Екатеринбурге в порядке 705 ст. уст. угол. суд. допрашивал нижепоименованную в каче­стве свидетельницы, и она показала:

Вера Николаевна Карнаухова, 27 лет, мещанка г. Чердыни, Перм­ской губернии, постоянное местожительство имела в г. Перми, право­славная, грамотная, Федору Лукоянову родная сестра, не судилась.

Федор Николаевич Лукоянов - мой родной брат. Он был больше­вик. На него было возложено организовать Уральскую областную чрезвычайную следственную комиссию по борьбе с контрреволюцией, саботажем, спекуляцией и преступлениями по должности, что им и было сделано. Потом он был председателем этой комиссии. Я знаю, что эта комиссия делилась на отделы, но кто входил в ее состав, я не знаю. Я слышала фамилию Юровского, но я не знаю, какое отношение он имел к этой комиссии. Или за несколько дней до взятия Екатеринбурга чехами или вскоре после взятия его Федор приехал в Пермь. Еще до его приезда, когда в Екатеринбурге были большевики, я читала в газе­тах сообщение о «расстреле» ГОСУДАРЯ. Было употреблено именно это выражение. В сообщении говорилось, что ГОСУДАРЬ расстрелян по постановлению областного совета. Про ЕГО СЕМЬЮ сообщалось, что ОНА вывезена из Екатеринбурга в безопасное место. Я тогда этому сообщению поверила, но оно оставило у меня в душе чувство горечи. Какое же имеет право «областной» совет убивать ГОСУДАРЯ? Если это было нужно, если большевики действительно были властью «на­родной», это мог сделать только какой нибудь «высший совет», чтобы видно было, что действительно этого захотел и так решил ЕГО судьбу народ. Почему же ЕГО нужно было убивать? Ведь ОН же и так от всего отказался и все отдал. За что же ЕГО убивать? Но я была доверчива. Я этому поверила. Когда приехал брат Федор и я пришла в нашу род­ную семью (я живу при муже), я спросила его при всех, правда ли убит ГОСУДАРЬ и что сталось с СЕМЬЕЙ? Брат при всех стал рассказывать, что ГОСУДАРЬ убит, а Семья была вывезена в Пермь. Я его опять стала спрашивать, как же ЕЕ увезли? Он сказал мне, что из Екатерин­бурга были вывезены вещи ЦАРСКОЙ СЕМЬИ под усиленной охра­ной и в числе вагонов, в которых были эти вещи, был один, в котором находилась СЕМЬЯ. Заметно было, что брат не желал продолжать это­го разговора и «смял» его: заговорил о другом. У меня осталось чувст­во некоторого недоверия к словам его потому именно, что он уклонил­ся от разговора. Я поняла, что он не хочет говорить при матери, что он щадит ее. Спустя некоторое время, я спросила его одного, правда ли что убит ГОСУДАРЬ и что сталось с СЕМЬЕЙ? Федор мне коротко от­ветил, что ГОСУДАРЬ убит, а СЕМЬЯ жива. Но тут же он мне сказал: «Вера, мне тяжело говорить об этом». Больше говорить мы не стали. Я затрудняюсь сказать, почему именно тяжело было брату: потому ли, что расстреляна и СЕМЬЯ, или потому, что расстрелян хоть один ГОСУДАРЬ. Я затрудняюсь ответить на этот вопрос потому, что у нас дружная была семья, и я могу ошибиться в оценке брата, так как я люблю его. И мне кажется, что он все равно должен был бы страдать, хотя бы и от казни одного ГОСУДАРЯ. Я должна сказать, что действи­тельно многие тогда говорили так, как говорил брат, т. е. рассказывали, что на станции Пермь II стоит поезд, который усиленно охраняется, и что в нем ЦАРСКАЯ СЕМЬЯ и ЕЕ вещи. Но я не знаю ни одного че­ловека; который бы ИХ видел. Это неправда, что ОНИ жили в самом городе. Вот Михаил Александрович жил и это все знали. Потом, спу­стя некоторое время, когда не стало этого поезда, пошли иные слухи в Перми: говорили, что вся СЕМЬЯ убита. В сентябре месяце Федор женился. У него на свадьбе был некто Дмитрий Михайлович Полу- шин. Он сын купца, родом из Красноуфимска. Он состоял при Ураль­ской областной чрезвычайной следственной комиссии. Какую он там роль играл, я не знаю. Но потом, когда Екатеринбург был взят, как раз в это время, когда была свадьба Федора, этот Полушин был свидетелем на свадьбе брата. (Федор женился на дочери диакона из женского Пермского монастыря Клавдии и венчался с нею в церкви). В это вре­мя он состоял в Вятке также при чрезвычайной следственной комис­сии, остававшейся сначала и в Вятке областной (эвакуированной из Екатеринбурга), но потом расформированной в губернскую. Состав комиссии в Вятке в первое время и в то, когда брат женился, был преж­ний. Так вот в это-то время, т. е. во время свадьбы брата, этот Полу- шин и был в Вятке начальником отряда при следственной комиссии, который производил расстрелы. Был ли он таким начальником в Ека­теринбурге, я не знаю, в Вятке же во время свадьбы брата он именно был таким начальником. Брата вскоре после свадьбы сместили: при­знали неподходящим. Ушел тогда и Полушин и сделался адъютантом при военном комиссаре Окулове. На другой день после свадьбы, когда я пришла к своим, я застала у нас Полушина. Мы с ним сидели вдвоем. Я его спросила, правда ли, что убит ГОСУДАРЬ, что сделали с ЕГО СЕМЬЕЙ? Полушин мне ответил, что ОНИ убиты все. Я его спросила, как же это произошло? Он мне сказал, что ИХ свели в подвал дома или же в подвальное помещение и там «встретили залпами». Он мне ска­зал, что все это было на его глазах. Я отнеслась к его словам с довери­ем: я знала, что он состоял при следственной комиссии. Я поверила ему, а не брату. Вы спрашиваете почему? Потому что брат, говоря про это дело, как мне казалось, щадил мать (когда говорил при матери) и меня (когда говорил со мной). Дело было так. Тогда писалось, что расстрелян один ГОСУДАРЬ, а СЕМЬЯ увезена, так и говорили в Пер­ми. А потом стали говорить, что ОНИ все расстреляны. Я и перестала верить тому, что мне говорит брат, ко времени его женитьбы и мне стало казаться, что он не хочет сказать мне об этом, что ему тяжело. Тогда я спросила об этом Полушина, зная его положение, как больше­вика. Он мне ответил на мой вопрос. Я ему поверила и верю теперь, что ОНИ убиты все. Я больше ничего не спрашивала Полушина. По­верьте, мне было тяжело. Я действительно сделала плохо, что не рас­спросила его, как следует. Если бы я знала, что случится потом, я бы это сделала и Вам я бы сказала всю правду.

Полушину будет года 23-24, роста среднего, светлый блондин, во­лосы на голове причесывал прямым рядом, а потом стал носить ер­шик, серые глаза, тонкий, небольшой, прямой нос, лоб прямой, невы­сокий, губы довольно толстые, лицо скорее круглое, плотный, широ­коплечий, не имеет первого сустава указательного пальца на которой-то руке. Он солдат действительной службы и участвовал в войне с Германией. Был ли он в плену, я не знаю. Человек это - приспо­сабливающийся.

Про Михаила Александровича я могу сказать следующее. За не­сколько, кажется, дней до взятия Екатеринбурга, или, может быть, не­сколько более, в июне, кажется, месяце я пришла в комитет партии большевиков. Там я застала председателя партии Ляка. Он был, кажет­ся, строительный техник и участвовал при постройке Пермского Уни­верситета. Он сказал мне, что ему не пришлось спать ночь. Я его спро­сила, в чем дело, и он мне сказал, что ночью был увезен Михаил. Я спросила его, как же это произошло? Он мне сказал, что в Королев­ские номера, где жил Михаил Александрович, кто-то приехал на авто­мобиле, предъявил мандат от чрезвычайной следственной комиссии и увез Михаила Александровича. После этого содержатель номеров или кто другой позвонил о случившемся в чрезвычайную следственную комиссию по телефону. Ляк говорил, что погоня по разным направле­ниям ничего не дала. Было после этого объявлено в газетах, что Миха­ила Александровича увезли его «единомышленники». Однако было некоторое сомнение в этом. Сам Ляк впоследствии говорил, что в чрезвычайной следственной комиссии как-то странно встретили из­вестие об увозе Михаила Александровича: не особенно взволновались (он был там как раз в то время, когда там было получено телефонное сообщение об увозе Михаила Александровича). Он сам подозревал, что его увезли не единомышленники, а из чрезвычайной комиссии по­сланные и расстреляли где-либо. После этого, я не помню числа и ме­сяца, пришел как-то в комитет входивший в состав чрезвычайной следственной комиссии большевик Мясников, человек кровожадный, озлобленный, вряд ли нормальный. Он с кем-то разговаривал и до меня донеслась его фраза: «дали бы мне Николая, я бы с Ним сумел расправиться, как и с Михаилом». Мне самой казалось более вероят­ным, что Михаила Александровича они тоже убили. Когда Мясников говорил это про Михаила Александровича и про ГОСУДАРЯ, в то вре­мя еще ничего не было известно про убийство ГОСУДАРЯ. Больше по­казать я ничего не могу. Показание мое, мне прочитанное, записано правильно.

Я слышу содержание телеграммы, которую Вы мне прочитали (про­читана телеграмма, описанная в пункте 1-м протокола 23 февраля сего года, лист дела 71 об., том 3-й). Я могу только сказать, что Сыромоло­тов был комиссар финансов, а Матвеев, сын Пермского присяжного поверенного, студент, был каким-то начальником или комиссаром. Что означает содержание этой телеграммы, я не знаю. Показание мое, мне прочитанное, записано правильно. Только в одном Вы ошиблись: брат говорил не про вещи ЦАРСКОЙ СЕМЬИ, а про «ценности», кото­рые были вывезены большевиками из Екатеринбурга.


Прочитано. Вера Николаевна Карнаухова [260]
Судебный Следователь по особо важным делам Н. Соколов

ГА РФ. Ф. 1837. Оп. 4. Д. 4. Л. 7-7 об. Подлинник. Подписи - автограф. Скорбный путь Михаила Романова: От престола до Голгофы: Документы, материалы следст­вия, дневники, воспоминания / Сост. В. М. Хрусталев, Л. А. Лыкова. Пермь: «Пуш­ка», 1996. С. 138-140.