Пермский государственный архив социально-политической истории

Судьба претендента на российский престол Великого Князя Михаила Александровича (1878–1918).

Исторический очерк.

Исторические события нередко преподносят загадки, граничащие с мистикой: царствование династии Романовых начиналось с Михаила I (Михаила Федоровича) и завершилось Михаилом II (Михаилом Алек­сандровичем). Во многом начало и конец правления Романовых оказа­лись схожими. Михаил Федорович был призван на Российский престол 21 февраля 1613 г. Великим земским собором в период польского нашест­вия Смутного времени. Сложение «бремени власти» Михаилом Александ­ровичем произошло 3 марта 1917 г. в не менее «смутное время», до изъяв­ления всенародной воли посредством Всероссийского Учредительного собрания, т. е. до предполагаемого вынесения решения своеобразным «земским собором».

Конечно, в этих сопоставляемых нами событиях начала XVII и начала XX веков были колоссальные различия. Романовы начали служение на Российском престоле в драматический момент истории, когда государст­во находилось на грани потери национальной независимости. За 304 года правления династии Российская империя стала мировой державой, зани­мавшей одну шестую часть земного шара и реально влиявшей на процес­сы развития цивилизации. Однако в 1900-е гг. по стечению неблагоприят­ных обстоятельств, из-за враждебных проявлений внешних и оппозици­онных внутренних сил страна опять оказалась на пороге национальной катастрофы.

Волей обстоятельств Михаил II оказался последним Императором на Российском престоле, если считать временем его «царствования» непол­ные сутки со 2 на 3 марта 1917 г. Даже после «отречения» от «восприятия верховной власти» до решения Учредительного собрания он сохранял ре­альные шансы на таковую.

Чтобы разобраться в сложном переплетении событий тех лет, обра­тимся к архивным документам и историческим фактам.

Великий Князь Михаил Александрович был младшим братом Государя Николая II.

Михаил родился 22 ноября 1878 г. [2] в Аничковом дворце Санкт-Петер­бурга в семье Цесаревича Александра Александровича (будущего Импе­ратора Александра III) и Великой Княгини Марии Федоровны (датской принцессы Дагмар). Вскоре, 10 декабря 1878 г., состоялись крестины но­ворожденного. По принятому церковному обряду, в это время не полага­лось присутствие родителей младенца. Крестными Миши стали его дядя Великий Князь Михаил Николаевич и тетя Великая Княгиня Александра Иосифовна, супруга Великого Князя Константина Николаевича.

Великий Князь Константин Константинович (поэт «К. Р.») в этот день записал в дневнике: «Был большой выход, крещение Михаила Александ­ровича. Мама крестная мать...» [3]. По давней традиции новорожденный Михаил при крещении был отмечен «статусными» российскими ордена­ми: Св. Апостола Андрея Первозванного, Св. Александра Невского, Бело­го Орла, Св. Анны I ст. и Св. Станислава I ст. Тезоименитство - 22 ноября (по ст. ст.). В день своего рождения он был назначен шефом 129-го пехот­ного Бессарабского Имени Своего полка и 5-й Имени Своего батареи л.-гв. Конно-артиллерийской бригады (с 23.11.1878).

Знаменательное событие нашло отражение в дневнике счастливого отца, где читаем: «Крестины нашего маленького Михаила. Утром в 10 ч. мы все были у меня в кабинете с Минни и детьми смотреть, как повезли в золотых каретах новорожденного Михаила Александровича со Свитой и конвоем. В Ц 11 ч. я отправился в Зимний дворец, Ники и Георгий были тоже. В 11 ч. выход начался, и вся церемония прошла, Слава Богу, благопо­лучно, но кончилась поздно, около 1 часу. Потом завтракали у Папа и Мама, а после этого все семейство приехало к Минни поздравлять. Потом были все наши, так что только в % 3 ч. все было кончено и можно было, наконец, остаться вдвоем и переодеться. Я еще погулял в саду с детьми, а потом пили с Минни чай. Обедали вдвоем с Минни у меня в кабинете. Потом я читал, писал и занимался ... В 11 ч. разошлись, а в 12 ч. легли спать. Дай Бог, нашему Михаилу всякого счастья и благословение Божье на начало его христианской жизни и чтобы он был достойный сын своей родины! Да будет благословение Божье на нем!» '.

Он был пятым, предпоследним ребенком у Августейших родителей. Различие в возрасте между Михаилом и его здравствовавшими [4] старши­ми братьями Николаем и Георгием составляло соответственно 10 и 7 лет. В детстве, несомненно, это значительная разница, что определяло в ка­кой-то мере семейную атмосферу и круг интересов во взаимоотношениях подрастающего поколения. Поэтому в раннем возрасте Михаил больше вращался в кругу своей сестры Ксении, которая была всего на 3 года стар­ше него, а позднее сам опекал младшую сестру Ольгу, появившуюся на свет через 3^ года после его рождения. Михаил и Ольга всегда оставались для Августейших родителей и старших братьев «маленькими». Историк князя Давид Павлович Чавчавадзе считал: «Михаил был, пожалуй, самым любимым ребенком императора и императрицы, единственным из детей, не боявшимся своего строгого отца» [5].

По всеобщему мнению, любимцем Императора Александра III из трех его сыновей был младший сын Михаил, краснощекий здоровяк с веселым и живым характером. Старшие братья не переставали удивляться тому, сколь многие шалости строгий к ним отец прощал Мише. Как бы им до­сталось за подобные вольности!

Вот одна из таких сцен жизни Царской Семьи (вспоминает греческий принц Георгий):

«Взрослые сидят на террасе, возле которой внизу в песке копается Миша. Бывший в хорошем настроении духа, Александр III взял лейку с водой и, подозвав Мишу, сверху широкой струей забрызгал мальчика. Смеялся Миша, весело грохотал грузный отец, почтительно заливались присутствующие.

- Ступай, Миша, переодеваться. Весь, гляди, мокрый.

Но Миша заупрямился:

- Ты меня поливал, теперь моя очередь, становись на мое место. - И вот Миша уже на террасе, с лейкой, доверху полной водой, теребит: - Скорее, папа, скорее...

Александр, как был в мундире, спускается вниз, становится на место Миши и терпеливо ждет, пока Миша не выльет всего содержимого лейки на лысину отца. Довольные друг другом, возбужденные оба, отец с сыном идут переодеваться».

Приведем еще один занятный случай. Граф С. Ю. Витте, в частности, отмечал в своих воспоминаниях результаты длительного наблюдения о взаимоотношениях в Царской Семье:

«Больше всех император Александр III любил своего сына Михаила Александровича.

Почему человек любит того или другого - это тайна души, а потому трудно было бы объяснить, почему император Александр III больше всего любил своего Мишу. Но факт тот, что он его любил больше всех.

Все дети императора Александра III, не скажу чтобы боялись отца - нет, но стеснялись перед ним, чувствуя его авторитет.

Михаил Александрович был чуть ли не единственным, кто держал себя с отцом совершенно свободно.

Как-то раз, когда я приезжал в Гатчину, камердинер Михаила Алек­сандровича рассказывал мне, что вот какого рода история случилась.

Император Александр III утром очень любил ходить гулять со своим Мишей, и во время прогулок он с ним играл. Вот как-то они проходили около цветов, которые садовник поливал водопроводным рукавом. Неиз­вестно почему, вероятно, Михаил Александрович лез в воду, не слушался императора, но кончалось тем, что император Александр III взял этот ру­кав - это было летом - и окатил Михаила Александровича водой из рука­ва. Затем они вернулись домой, Мишу сейчас же переодели.

- Затем, - рассказывал мне камердинер, - после завтрака импера­тор обыкновенно занимался у себя, так и в этот раз. Он занимался в своих комнатах, которые как раз находились внизу, под комнатами, в которых жил Михаил Александрович. В перерыве между занятиями император Александр III несколько высунулся за окошко, оперся на лок­ти и так стоял и смотрел в окно. Михаил Александрович это заметил, сейчас же взял целый рукомойник воды и всю эту воду вылил на голову Государя.

Ну, с императором Александром III сделать безнаказанно такую штуку мог только его Миша, потому что если бы это сделал кто-нибудь другой, то ему здорово бы досталось» [6].

Князь Д. Чавчавадзе пишет: «У Михаила и Ольги была английская няня миссис Франклин, которая выполняла свои обязанности в чисто британской манере. Она терпеть не могла никаких глупостей. У детей была очень простая диета: каша на завтрак, бараньи котлеты, горошница и жареный картофель; хлеб с молоком и джемом, английские булочки с чаем; тортом угощали только по особым случаям. Михаил был старше Ольги на четыре года, но им нравились одни и те же люди, у них были одинаковые вкусы, они никогда не ссорились. Когда они выросли и нача­ли посещать официальные приемы, Ольга иногда крайне удивляла при­сутствующих, обращаясь к Михаилу через всю комнату: “Floppy!” (“Увалень”)» [7]. Однако эта упрощенная характеристика Великого Князя Михаила Александровича не во всем соответствует действительности, когда знакомишься с архивными документами и дневниками членов Им­ператорского Дома.

Летом 1884 г. в Гатчине часто гостили дети Великого Князя Владимира Александровича. С ними в особенности подружился маленький Михаил, тем более что со своим кузеном Андреем Владимировичем они были по­чти одного возраста. Цесаревич Николай 9 сентября 1884 г. писал матери о младших братьях и сестрах: «Моя дорогая Мама. Мы очень соскучились без Вас, поэтому приезжайте поскорее сюда. Холодная погода все-таки продолжается, хотя сегодня ясная погода. Вчера и сегодня мы были в цер­кви; сегодня там с нами стояли Кирилл и Борис; Андрей и Елена не были, так как они слишком шалили в прошлый раз. Они часто приезжают к нам и ужасно возятся у Ксении и Миши на балконе. Часто они друг в друга вцепляются, и приходится их разнимать. Особенно буян - это Андрей; вчера он возился как бешеный. Он был очень смешон; на нем была куртка с воротником, вдоль которого шла широкая желтая тесьма, которая окан­чивалась посреди груди; совершенно как солдаты надевают ранцы, у них спереди ремни; так и у него было. Я долго не мог понять, что это такое было. Вчера батюшка Янышев завтракал с нами, и он был очень весел. Он уже заставил нас смеяться в самой церкви по окончании обедни. Он уже нам всем дал просфоры, и Беби (младшая сестра Великая Княгиня Ольга Александровна. - В. Х.) подошла, тогда он стал на колени и дал ей. Эти два дня Беби была в церкви и отлично стояла. Сегодня приехал к нам князь Трубецкой с поклоном от Вас. В это время пришел Абациев и влез на самый верх мачты вместе с нами. На марсе он рассказал мне еще один смешной анекдот о жидах. Гуляли с Ксенией, Мишей и Алексеем Михайловичем]. Обошли и перелазили весь мой дом, он очень хорош те­перь, особенно когда лесов нет; но все-таки работы внутри тихо подвига­ются. За обедом маленький Алексей был так мил; но только что он громко засмеется, Вагнер тотчас же говорит ему, чтобы он замолчал. Крепко и крепко обнимаю Тебя и милого Папа. Поклон всем. Присылаю Тебе телеграмму Archid. Твой Ники» '.

В 1886 г. кончилась беззаботная пора детства Михаила Александрови­ча, и начались систематические домашние занятия. Учеба юного Михаила ничем не отличалась от той системы, по которой учились его старшие братья. Обстановка была обычной, только менялись учителя и вводились новые предметы. Некоторые из гувернеров и учителей оставили рукопи­сные воспоминания, часто на иностранных языках. Так, например, фран­цуз М. Лансон (M. Lanson), учитель французского языка, на некоторый период заменял заболевшего преподавателя. В феврале 1886 г. он присту­пил к своим обязанностям. Процесс обучения царских детей контролиро­вал генерал-адъютант Г. Г. Данилович. Одно время он состоял во главе Высшей военной школы, обладал не только специальными военными по­знаниями, но был вообще высоко и разносторонне образованным челове­ком. Он лично преподавал математику Великим Князьям. М. Лансон оста­вил рукопись, в которой отразил свои впечатления о первом знакомстве с царскими детьми: «После первых приветствий и обычных расспросов о моем путешествии генерал [Данилович] ознакомил меня заочно с мои­ми будущими учениками: Великий князь Николай, наследник цесаревич, которому скоро исполнится 18 лет; Великий князь Георгий - 14 лет, Вели­кая княжна Ксения - двенадцатый год, Великий князь Михаил - десятый (правильно: восьмой. - В. Х.) год. А Великая княжна Ольга еще слишком мала, чтобы говорить о ней, как о моей ученице. Затем генерал объяснил мне подробно мои будущие обязанности, ознакомил с придворным эти­кетом. Сперва, как только меня представят двум старшим Великим кня­зьям, я должен буду говорить им Ваше Высочество в третьем лице; после же этого первого, так сказать официального представления я могу назы­вать их “Николай Александрович” и “Георгий Александрович” и говорить им “Вы”. Двух младших Великих князей (так в тексте. - В. Х.) я могу назы­вать просто по имени тотчас после представления»

М. Лансон оставил словесный портрет царских детей. Разумеется, пре­подаватель М. Лансон, как и большинство других из его круга, в своих воспоминаниях большую часть записей посвятил Николаю и Георгию, а также самому учебному процессу. Имя маленького Михаила лишь иног­да упоминается. Однако распорядок учебного процесса представляет для нас определенный интерес, так как он в дальнейшем был пройден и млад­шим Романовым. Обратимся к запискам: «Я приступаю к исполнению моих обязанностей: дежурить буду через день, чередуясь с другим моим коллегой англичанином Гит (Heath), действительным статским советни­ком. В дни моего дежурства я должен быть во дворце с 8 часов утра до 7 ч. вечера. Теперь скажу в общих чертах, конечно, о том, как велось воспита­ние и преподавание двум старшим Великим князям.

Таблица с расписанием, очень тщательно составленным, указывает час за часом распределение времени и занятий в течение всего дня. Несколько послеобеденных часов уделены на прогулку и игры во дворце или на воз­духе. Остальное время занято почти все уроками: русский, французский, немецкий и английский языки, история, математика, география, физика и химия, естественная история, Закон Божий и пр. - чередуются один за другим. Наследнику цесаревичу, кроме того, преподается топография и военные науки. Вечера и послеобеденное время заполняются рисованием, музыкой, фехтованием, гимнастикой. Все эти предметы распределены на шесть учебных дней недели, смотря по степени серьезности и важности предмета, но с таким расчетом, чтобы ежедневно приходилось не менее 5-6 часовых уроков. Греческий и латинский яз. исключены вовсе из про­граммы преподавания, но взамен их увеличено количество уроков живых языков, которые изучаются главным образом практически, что дает вели­колепные результаты.

Все старшие Великие князья говорят по-английски, как на своем род­ном языке.

Наследник Цесаревич также прекрасно владеет и французским язы­ком. Что же до Великого князя Георгия, то он говорит на нем почти сво­бодно /.../.

Великая княжна Ксения может уже [без] особого труда и напряжения внимания следить за разговором, начинает уже и сама довольно порядоч­но болтать; выражается, правда, она еще только короткими, отрывистыми фразами, но в общем уже может заставить понять себя и выразить свою мысль. Великий князь Михаил еще не знает совсем французского языка, зато они с сестрой говорят между собой на английском, как на своем род­ном языке.

Мне, разумеется, поручено преподавание французского языка. В поне­дельник, среду и пятницу я даю уроки двум старшим Великим князьям, так что они имеют 3 часовых урока в неделю. Как по французскому яз., так и по другим предметам уроки даются каждому из Великих князей отдель­но. /... / Послушание, кротость и дисциплинированная выдержанность Августейших детей меня просто поражают. Я никогда еще не видел учени­ков, которые так облегчали бы работу своим наставникам. Никогда не вы­зывали они ни одного замечания, никогда не потребовалось малейшего принуждения или напоминания об их обязанностях, никогда ни тени упрямства или противоречия вообще. Весь их день заполнен и строго и планомерно, намеченная программа никогда или крайне редко, в исклю­чительных случаях, каковы, например, семейные торжества или какая-ни­будь непредвиденная официальная церемония, не изменяется. И, тем не менее, я никогда не заметил, даже у старших Великих князей, ни малей­шей тени неудовольствия, скуки, усталости или нетерпения. /... /

Образ жизни Великих князей крайне прост. Спят они оба в одной ком­нате на небольших простых железных кроватях без сенника или волося­ного тюфяка снизу, а только на одном матраце. Такая же простота и уме­ренность соблюдается и в пище.

В них много еще чисто детского, юношеского; они очень просты серд­цем, так же как и в привычках своих; нет и тени пресыщенности, избало­ванности, - занять и развеселить их очень нетрудно. Они очень любят картинки: все стены их Гатчинской столовой оклеены вырезками из ан­глийских и французских журналов с видами всевозможных памятников, портретов знаменитых людей, изображениями свадебных и похоронных процессий разных царственных и вообще каких-либо выдающихся лиц; рисунки и портреты из альманахов, - все тут можно найти. Одним словом, целая картинная галерея, украшающая стены не только столовой, но и коридоров даже соседних комнат. У них есть несколько попугаев и других птиц, за которыми они сами ухаживают очень внимательно и заботливо, чистят клетки, меняют воду, насыпают зерна в кормушки. Бородатый, всегда веселый и улыбающийся мужик в красной рубахе по­могает им в этих заботах об их пернатых питомцах. Громадное удовольст­вие составляет для них самим сервировать иногда обеденный стол или собственноручно укладывать свои чемоданы для путешествия и таким же образом разбирать их по приезде на место, расставлять по этажеркам и полкам свои книги и безделушки.

В феврале месяце каждый день, после завтрака, Великие князья от­правляются в сад, где устроен каток. Большая поляна перед дворцом же в начале зимы подготовляется для этой цели. Ее заливают водой, превра­тившейся теперь, благодаря русским морозам, в зеркально гладкую, чи­стую ледяную поверхность. С катаньем на коньках одновременно соеди­няется и игра в мяч, что служит приятным и здоровым развлечением для юношей. По воскресеньям Августейшие дети приглашают к себе своих друзей и подруг. Между ними два или три Великих князя, один из кото­рых сын Великого князя Михаила Николаевича, три княжны Барятин­ских, две графини Воронцовых, один или два пажа, в общем, человек две­надцать, не более. До обеда молодежь катается на коньках или играют в комнатах. Обедают в одной из зал, где им прислуживают два негра и лакеи Государыни императрицы.

Приятное и отрадное зрелище представляет эта юная, всегда веселая и оживленная компания молодежи: ни тени этикета или напыщенности и гордого сознания своего высокого положения, - никакого желания раз­ыгрывать из себя дам и кавалеров или щегольнуть прекрасными, утон­ченными манерами. Чувствуется, что это просто дети, школьники, выпу­щенные на свободу и предоставленные самим себе. Они с наслаждением стараются возможно приятнее использовать воскресенье как отдых после шестидневной напряженной работы над уроками и над самими собою в смысле дисциплины, повиновения и выдержки. Один из негров, вечно смеющийся и веселый, одетый в длинный красный кафтан, составляет не­иссякаемый источник веселья и радости для младших детей. Они с ним бегают взапуски, теребят, тормошат, но эта невозмутимо добродушная фигура ни на секунду не теряет от того своего веселого расположения духа. В этой веселой компании, впрочем, никому нет пощады от милых безобидных шуток и проказ. За обедом с одного конца стола на другой хлебные шарики так и летают, попадая то в глаз, то в рот или нос кому- нибудь. А подтолкнуть соседа в локоть в момент, когда тот подносит ко рту наполненный стакан, - это ли не наслажденье. Раз один из Великих князей в течение целого обеда не давал выпить молодому Барятинскому ни одного стакана воды без того, чтобы тот не выплеснул добрую полови­ну на свое платье или на скатерть. Хохот, шум, крик и в общем - много здорового, чисто юношеского веселья и оживления. Девочки, как и подо­бает их полу, держат себя скромнее и сдержанно, мило улыбаются прока­зам и шуткам.

Несмотря, однако, на то, что ученики мои, как я сказал раньше, растут совершенными детьми еще, - они прекрасно понимают свое высокое по­ложение и умеют быть серьезными, когда это требуется» [8].

В рукописи воспоминаний имеются сведения и о первых учебных за­нятиях с юным Михаилом: «До сих пор я почти ничего еще не сказал о маленьком Великом князе Михаиле. К правильным занятиям с ним я мог приступить только в конце марта, когда мы окончательно устроились в Гатчине. Но это была скорее игра, чем урок: я не понимал ничего по-рус­ски, Великий князь не говорил ни слова по-французски. Дать же ему воз­можность говорить со мной по-английски я не желал, полагая, что тогда мне труднее будет учить его французскому языку. Я начал с того, что стал называть ему по-французски все предметы, находившиеся в нашей ком­нате, - мебель, игрушки и т. д. Потом я заставил его сделать несколько разнообразных движений и действий, которые тотчас же и называл ему: ходить, бегать, остановиться по команде и т. д.

Путешествие в Крым много помешало успешности наших занятий, и обучение Великого князя азбуке и чтению мне пришлось начать уже пе­ред самым моим отъездом во Францию» [9].

Учеба юного Михаила была традиционной для всех великокняжеских семей. Младшая дочь Александра III Великая Княгиня Ольга Александ­ровна на склоне лет диктовала свои воспоминания Й. Ворресу. Вот что он записал:

«Спальня у Ольги в Гатчинском дворце оставалась прежней, но, как только девочке исполнилось семь лет, ее столовую превратили в клас­сную комнату. Там она вместе с одиннадцатилетним Михаилом занима­лась с девяти утра до трех дня. С той поры брат и сестра стали неразлуч­ными.

- У нас с ним было много общего, - рассказывала мне Великая Княги­ня. - У нас были одинаковые вкусы, нам нравились те же люди, у нас были общие интересы, и мы никогда не ссорились.

Когда ее разлучали с братом, Ольга приходила в отчаяние. В таких слу­чаях она умудрялась переслать брату записку через кого-то из слуг. По­добный способ общения перерос в привычку. Иногда она посылала Миха­илу два или три письма в день. Однажды Великая Княгиня показала мне несколько записок, нацарапанных на бумаге с императорским гербом, ка­кие она писала брату в Гатчине:

“Мой милый старый Миша! Как твое горло? Мне не разрешают ви­деться с тобой, я тебе кое-что пришлю! А теперь прощай. Целую тебя. Ольга”.

“Милый Миша! Мама не разрешит мне выходить гулять завтра, пото­му что я гуляла сегодня утром. Пожалуйста, поговори с ней еще раз. Страшно извиняюсь. Ольга”.

У маленькой Ольги было несколько ласкательных прозвищ для Миха­ила, но чаще всего она называла его “милый дорогой шалунишка”, кото­рое так и осталось за ним на всю жизнь. .

Великая Княгиня называла мне имена многих наставников, которые все до одного были выбраны ее родителями. В их числе были мистер Хит, учитель английского, и месье Тормейер, учитель французского языка, и один безымянный господин, который преподавал царским детям геог­рафию и раздражал их тем, что слишком серьезно относился к самому себе. .

Царских детей обучали танцам, русскому языку и рисованию.

- Танцы были одним из важных “предметов”, которым мы занимались вместе с Мишей. Учителем танцев у нас был господин Троицкий, натура артистическая, очень важный, у него были бакенбарды и офицерская осанка. Он всегда ходил в белых перчатках и требовал, чтобы на рояле его аккомпаниатора всегда стояла ваза со свежими цветами.

Прежде чем начать па-де патине, вальс или польку, которую я терпеть не могла, мы с Мишей должны были сделать друг другу реверанс и покло­ниться. Мы оба чувствовали себя такими дураками и готовы были прова­литься сквозь землю от смущения, тем более что знали: вопреки нашим протестам, казаки, дежурившие возле бальной комнаты, подсматривают за нами в замочные скважины. После уроков они всегда встречали нас широкими улыбками, что еще больше увеличивало наше смущение.

Похоже на то, что лишь уроки истории и рисования по-настоящему привлекали юную Великую Княжну.

- Русская история, - признавалась она мне, - представлялась как бы частью нашей жизни - чем-то близким и родным, и мы погружались в нее без малейших усилий» '.

Князь Давид Павлович Чавчавадзе позднее описал это время так: «Ми­хаил увлекался историей (это был его любимый предмет), они с Ольгой занимались историей вместе. Младшая сестра Михаила Великая Княжна Ольга много часов проводила с Михаилом и отцом, но оба ребенка боя­лись своей матери Императрицы Марии. Их детство проходило без вся­ких дорогих подарков. Большую часть времени они проводили в Гатчине, в окрестностях Санкт-Петербурга» [10].

Цесаревич Николай Александрович 29 июня 1887 г. в Красном Селе за­писал в дневнике: «Праздновали д. Пица (имеется в виду Павел Александ­рович. - В. Х.): в мунд[ире], были у обедни и завтракали большим общест­вом. Читал у тетеньки. ... В У 5 поехал с д. Пицем в коляске за д. Сергеем и т. Эллой в Павловск. ... Обедал Миша и приставал к т. Элле. В У 10 по­ехал с д. Сергеем в Красное...» [11].

В 1888 г. Александр III совершил короткое путешествие с младшим сы­ном в Московскую губернию, к брату Сергею Александровичу и Елизаве­те Федоровне в имение Ильинское.

Поездка в Ильинское готовилась тайно от других сановников, о чем можно судить из письма Государя к Великому Князю Сергею Александро­вичу:

«13 августа. - [Петергоф]. Коттедж.

Любезный Сергей, я приеду с Мишей в Ильинское в воскресение с экстр[енным] поездом, с таким расчетом чтобы быть в понедельник утром в У 11 [ч.] в Химках. - Посылаю туда мою коляску с пертронами, так что для меня экипажа не нужно, а только для Черевина с Оболенским и для людей и багажа. - Страшно радуюсь пожить у тебя и Эллы в милом Ильинском, а Миша в восторге и уже притащил к себе свое седло, чтобы уложить с собою, и очень рассчитывает на спину Бормана, так как Элла ему сказала, что на нем можно ездить верхом. - Пожалуйста, только не говори пока никому, что мы едем, и очень прошу не устраивать никаких особенных встреч. - Надеюсь, что ты меня поместишь именно в тех ком­натах, о которых я тебе говорил. - С Мишей поедет только одна Вера.

Крепко обнимаю тебя.

Твой брат Саша» [12].

На следующий день 14 августа Государь послал из Петергофа супруге короткую телеграмму:

«Едем с Мишей, Алексеем и Черевиным в 6 [ч.] вечера, погода теплая и тихая, были у обедни и завтракали у меня 12 человек; надеюсь, что хоро­шо едете и не душно в вагонах. От души обнимаю Тебя и детей, благодарю за только что полученную депешу. Саша» [13].

Здесь, в Ильинском, Государь провел целую неделю в полном уеди­нении. О поездке Александр III сообщал супруге в письме от 16 августа 1888 г. следующее: «Моя милая душка Минни! Я получил твою депешу из Гмундена вчера вечером и могу себе представить твою радость быть вме­сте с Alix и Thyra, а в особенности с последней, которую ты еще не видела после ее жуткой болезни. ... Приехали мы сюда с Мишей и Алексеем вче­ра в 11 ч. утра и встречены были у дома хозяевами с хлебом-солью. Мой инкогнито-таки удался, что ни губернатор, ни прочее начальство не знали о моем приезде. Погода великолепная и жаркая, так что мы все снова гуля­ем по-летнему и носим белое платье. Вчера же мы после завтрака отпра­вились все вместе на ту сторону реки гулять и искать грибы, и набрали много. ... Миша очень доволен: Элла подарила ему разные игрушки, и он возится с ними, а также катается с матросами на лодках. Сегодня собира­ется ездить верхом, но не на пони, а на лошади м-ль Козляниновой, кото­рая очень смирна и хорошо ходит. Алексей в духе и вовсе не скучает, гуля­ет с нами и один со своим Блеком. Конечно, уже были собачьи баталии, но не Камчатка, а другие. Твой И. М. Голицын тоже здесь, у братьев в имении. Сумароковы тоже здесь, в Архангельском, мы собираемся заехать к ним. Что здесь хорошо, что так тихо и при этой чудной погоде совершенное отсутствие ветра или, по морскому выражению, мертвый штиль, что так редко бывает в Петербурге. Миша завтракает с нами, пьет утром кофе, а обедает один, как всегда, в 6. Спал он сегодня с 9 часов вечера до 9 утра, не просыпаясь. Вера спит с ним в той же комнате. Сегодня мы ездили по окрестностям и ходили пешком 2 часа. Жара сильная. Миша ездил верхом с берейтором на лошади Эллы; вороная, имени не помню, и был страшно счастлив и горд, что дали ему большую лошадь. . До сви­дания, моя милая душка Минни. От всего сердца обнимаю тебя. Очень грущу, что не с вами, но рад, что не остался один в Петергофе, а здесь, в уютном Ильинском. Христос с вами, мои душки. До свидания. От души твой друг Саша»'.

Сохранилось еще одно любопытное письмо (на английском языке), на­писанное маленьким Мишей и Великой Княгиней Елизаветой Федоров­ной к Императрице Марии Федоровне от 18 августа 1888 г. из Ильинского: «Моя дорогая Мама, утром я катался верхом на Джорджи, пока Папа и другие собирали грибы. Один раз ездил на большой лошади Анеллы. С моряком и Верой греб на реке, после гулял в саду. Целую вас всех. Миша.

Поскольку Мише пора идти спать, он хочет, чтобы я продолжила его письмо ...
Такая радость, милая Минни, что у нас в гостях твой дорогой муж и чудесный мальчик - он у тебя такая душка и всегда бодр и весел. Мы на­слаждаемся райской погодой, так жаль, что ты не с нами...
На днях мы были в Архангельском, а сегодня посетили очарователь­ный маленький замок Веригина. Сколько молока и прочего мы все здесь поглощаем - без счета, зато вид у всех цветущий.
Поблагодари, пожалуйста, Ксению за ее милое письмо и рисунок. Миша привезет ей мой ответ. Мне пора идти переодеваться, так как обед в 8 Ц.
Нежный привет от всех нас.
Крепко целую, любящая тебя сестра Элла» [14].

В это же время в Ильинском жил граф С. Д. Шереметев, который позд­нее писал в мемуарах: «Это была действительно чудная неделя; погода те­плая, но не жаркая, настроение светлое, разговоры живые. Я любовался Государем, давно не видал я его таким благодушным, веселым. Бывало, встанет рано утром. “Мишкин!” - громко зовет он сына, и вместе отправ­ляются в дальнюю прогулку. Днем они повторялись, где только не бывали мы в окрестностях Ильинского, и на прогулках о чем не говорилось, и так легко все говорилось. Иногда заходил он к окну моей комнаты, или захо­дил, чтобы проверить, где и как все помещаются и что делают. Он любил иногда заставать врасплох. “Поезжайте, - говорит он мне, - в Архангель­ское, стоит посмотреть”. Тут он говорил о прекрасной обстановке Архан­гельского, о редкостях дома и о малом понимании хозяев. “Да скажите Сумарокову, чтобы все Вам показал, решительно все, и что я Вас к нему для этого прислал” При этом он забавно рассказывал о князе Юсупове и о его скаредности. На одном из балов князя Юсупова в Петербурге в его старинном доме на Мойке присутствовал Государь. Его интересовало ви­деть дом и все редкости чудесного собрания. За ужином для него было приготовлено торжественное место за отдельным столом, но Государь, предоставив это место императрице, по обычаю своему уклонился и сел случайно к одному из незначительных столиков близ выхода. Оказалось, что кушанье было распределено по разрядам столов так, что не все гости получали одно и то же, и ради экономии провизия была различного каче­ства. Стол, выбранный Государем, оказался последнего разряда, и сам он говорил, что ему предлагали такую дрянь, что он поспешил вернуться до­мой и заказал себе холодный ужин...

Государю хотелось, чтобы Великий Князь Павел купил бы себе имение по соседству от Ильинского, но почему-то этому не сочувствовал Сергей Александрович. Государь ходил осматривать заброшенные усадьбы, так, зашел в Степановское и по этому поводу был разговор о запущенности дворянских имений, о сложных к тому причинах. Государь говорил сочув­ственно, здраво и толково. Он вообще сочувствовал покупке имений в центре России для своих сыновей. Так куплено было Брасово в Орловской губернии для Великого Князя Георгия. Во время моего предводительства дал он мне оригинальное поручение съездить в Серпуховский уезд и ос­мотреть имение некогда Нащокиных с[ело] Рай-Семеновское с тем, чтобы доложить ему, каково это имение, предлагаемое в покупку Великому Кня­зю Михаилу Александровичу. Самой мысли покупки в Московской губер­нии он сочувствовал. Поручению этому столько же удивились в Москве, как и в Министерстве двора. В Петергофе я представил личный и пись­менный доклад об этой поездке. К сожалению, требования владелицы были слишком велики, прямо безумны, и дело не состоялось. Сидя на ши­роком балконе Ильинского, Государь наслаждался летним вечером, при­вольем заливных лугов, простором и тишиною. Все это он любил, как лю­бил он и предания московские и охотно говорил о временах прошедших, стародавних» '.

Великая Княгиня Елизавета Федоровна не забыла написать 21 августа весточку и цесаревичу Николаю Александровичу, где значится: «Милый Ники! Всего пара слов - пожелать тебе хорошего долгого путешествия и приятной осени. Как славно принимать твоего дорогого папа и милого Мишу, и нам в высшей степени повезло с погодой. Не сомневаюсь, что тебе очень понравилось в Гмундене. Если не будет в тягость, черкни сло­вечко, мне это доставит большое удовольствие. Я тут мараю бумагу, пока Миша возится на балконе с тремя собаками, это его любимцы. Сейчас та­кая теплынь, ночи божественные. Все подробности ты лучше узнаешь от Миши, чем из моего письма, ведь вообще мы ведем очень тихую жизнь.

Все трое шлем наилучшие приветы.

Всегда твоя любящая Элла» '.

Александр III вместе с Мишей 22 августа вернулись в Петергоф. Отсю­да он телеграфировал супруге: «Только что прибыли благополучно с Ми­шей из Ильинского. Получил, наконец, твое письмо, за которое благодарю от всей души, ждем его с нетерпением; погода серая, но нехолодно. Завтра приедем на встречу в Царское Село, радуюсь очень вас видеть, крепко це­лую Тебя и детей. Саша» [15].

Осенью 1888 г. произошло событие, которое могло изменить историю Российской империи. Император Александр III в своем дневнике за этот трагический день записал следующее: «Бог чудом спас нас всех от неми­нуемой смерти. Страшный, печальный и радостный день. 21 убитый и 36 раненых! Милый, добрый и верный мой Камчатка тоже убит!» [16].

Эта история с катастрофой царского поезда на 277-й версте, недалеко от станции Борки на Курско-Харьковско-Азовской железной дороге 17 октября 1888 г., стала широко известна по всей России и обросла мно­гими мифами. Один из них - что якобы Император Александр III держал на своих могучих плечах обвалившуюся крышу вагона, чем спас свою семью. Подобное утверждение присутствует во многих исторических ра­ботах.

В книге нашей соотечественницы Л. П. Миллер, выросшей в эмигра­ции и ныне живущей в Австралии, указывается: «Император, обладавший невероятной физической силой, держал на своих плечах крышу вагона, когда произошло крушение императорского поезда в 1888 году, и дал воз­можность своей семье выползти из-под обломков вагона в безопасное место» [17]. Подобное утверждение даже можно встретить и в эмигрантских воспоминаниях Великого Князя Александра Михайловича, которые те­перь опубликованы в России [18].

Император Александр III и его супруга Мария Федоровна бесконечное множество раз будут вспоминать этот роковой случай, но так и не смогут восстановить его во всех подробностях. Мария Федоровна 6 ноября 1888 г. в письме к своему родному брату Вильгельму, то есть греческому королю Георгию I, обстоятельно и эмоционально сообщила об этом тра­гическом происшествии: «Невозможно представить, что это был за ужа­сающий момент, когда мы вдруг почувствовали рядом с собой дыхание смерти, но и в тот же момент ощутили величие и силу Господа, когда Он простер над нами свою защитную руку...

Это было такое чудесное чувство, которое я никогда не забуду, как и то чувство блаженства, которое я испытала, увидев, наконец, моего любимо­го Сашу и всех детей целыми и невредимыми, появлявшимся из руин друг за другом.

Действительно, это было как воскресение из мертвых. В тот момент, когда я поднималась, я никого из них не видела, и такое чувство страха и отчаяния овладело мною, что это трудно передать. Наш вагон был пол­ностью разрушен. ...

Потом вдруг я увидела мою милую маленькую Ксению, появившуюся из-под крыши немножко поодаль с моей стороны. Затем появился Геор­гий, который уже с крыши кричал мне: “Миша тоже здесь!” и, наконец, появился Саша, которого я заключила в мои объятья. Мы находились в таком месте вагона, где стоял стол, но ничего, что раньше стояло в ваго­не, не уцелело, все было разрушено. За Сашей появился Ники, и кто-то крикнул мне, что Baby целая и невредимая...

Саша сильно защемил ногу, да так, что ее удалось вытащить не сразу, а только через некоторое время. Потом он несколько дней хромал, и нога его была совершенно черная от бедра до колена.

Я тоже довольно сильно защемила левую руку, так что несколько дней не могла до нее дотронуться. Она тоже была совершенно черная, и ее не­обходимо было массировать, а из раны на правой руке шла сильно кровь. Кроме того, мы все были в синяках.

Маленькая Ксения и Георгий также поранили руки. ...

Все это было ужасно, но это, однако, ничто в сравнении с тем, что слу­чилось с теми бедными людьми, которые были в таком плачевном состоя­нии, что их пришлось отправить в Харьков...

Бедная Камчатка также погибла, что было большим горем для бедного Саши, любившего эту собаку и которому ее теперь ужасно недостает. ...

Теперь прошло уже три недели со дня произошедшего, но мы все еще думаем и говорим только об этом, и ты представь себе, что каждую ночь мне все снится, что нахожусь на железной дороге...» '.

Следствием было установлено, что царский поезд шел со значитель­ным превышением скорости (64 версты в час), и катастрофа произошла в 47-ми верстах к югу от Харькова - между станциями Тарановка и Борки. Это не был террористический акт, как предполагали первоначально, вспомнив взрыв свитского поезда Александра II революционерами. Пого­да была холодная и дождливая. Тяжелый поезд, который тащили два мощ­ных паровоза, спускался с шестисаженной насыпи, шедшей через широ­кий и глубокий овраг, повредил путь и сошел с рельсов. По одной версии, лопнул железнодорожный рельс, по другой - вылетела полугнилая шпала. Члены Царской Семьи остались практически невредимыми, только Император получил настолько сильный удар в бедро, что находившийся в кармане серебряный портсигар оказался сплющенным. Возможно, впо­следствии эта травма способствовала развитию болезни почек, от кото­рой Александр III скончался через шесть лет.

Через месяц после железнодорожной катастрофы Александр III писал брату Сергею Александровичу: «Через что Господу угодно было нас про­вести, через какие испытания, моральные муки, страх, тоску, страшную грусть и, наконец, радость и благодарение Создателю за спасение всех до­рогих сердцу, за спасение всего моего семейства от мала до велика! Что мы перечувствовали, что мы испытали и как возблагодарили Господа, ты можешь себе представить! Этот день не изгладится никогда из нашей па­мяти. Он был слишком страшен и слишком чуден, потому что Христос желал доказать всей России, что Он творит еще чудеса и спасает от явной погибели верующих в Него и в Его великую милость» [19].

Некоторое время спустя Император Александр III в письме к супруге вспоминал: «Я вполне понимаю и разделяю все, что ты испытываешь на месте крушения в Борках, и как это место должно быть нам всем дорого и памятно. Надеюсь, когда-нибудь нам удастся всем вместе со всеми детьми побывать там и еще раз возблагодарить Господа за чудесное счастье и что Он нас всех сохранил» '.

Вскоре на месте железнодорожной катастрофы, у местечка Борки (Змиевского уезда Харьковской губ.), в 43-х верстах от Харькова, был за­ложен храм Христа Спасителя. Он был сооружен в течение 1889-1894 гг. в память избавления Царской Семьи от гибели. Кроме того, в Петербурге на Гутуевском острове был сооружен храм Богоявления Господня. День катастрофы 17 октября навсегда остался Днем памяти для Царской Семьи и членов Императорской фамилии, когда ежегодно все присутствовали на церковной службе, и, возможно, многим на ум невольно приходили мысли о бренности всего земного, о случайности и непредсказуемости событий.

После трагического происшествия с Царской Семьей многие погова­ривали о преемственности прав на Российский престол. Закон о престо­лонаследии, принятый Павлом I в 1797 г., устанавливал ряд обязательных условий для претендентов на корону самодержца. Во-первых, монарх дол­жен быть православным. Во-вторых, монарх должен быть только мужчи­ной, пока существуют лица мужского пола в Императорском Доме. В-тре­тьих, мать и жена монарха или наследника должны были еще до своей свадьбы перейти в православие, если они исповедовали другую веру. В-четвертых, монарх или наследник должны заключить «равный брак» с женщиной из другого «правящего дома»; «неравный брак» закрывал путь к царскому трону не только этой супружеской чете, но и их наслед­никам. Кроме того, существовало еще одно обязательное условие: буду­щий претендент на престол мог жениться лишь с разрешения правящего императора.

Вопрос о престолонаследии вновь оказался актуальным в связи с ухуд­шением состояния здоровья Государя Александра III в 1893-1894 гг. Уди­вительно, но факт - встает невольный вопрос: как могло случиться, что первый человек Российской империи оказался, по существу, один на один с целым «букетом» запущенных болезней в критической и уже фактиче­ски безнадежной ситуации? Позднее некоторые современники той дале­кой эпохи, да и ряд историков нашего времени не без оснований подозре­вали в рассматриваемых нами трагических событиях преднамеренный заговор враждебных сил по устранению Государя. На консилиуме 4 октя­бря 1894 г. врачи без колебаний решили, что больному осталось жить не­долго. Пульс не падал ниже 100 ударов в минуту, отеки уменьшить не уда­валось, положение осложнялось болезнью сердца, которую раньше вооб­ще не замечали.

Состояние здоровья Императора Александра III все ухудшалось, о чем читаем в дневнике Великой Княгини Ксении Александровны:

«18 окт[ября]. Вторник. - Ливадия.

Поехали в Ливадию в 11 ч. /.../ Папа опять хуже, даже очень нехорошо, и Господь один может его спасти! - Он не мог спать ночью, и одно время он себя чувствовал совсем плохо даже! Видела его во время их завтрака. Он ел мало, но вид недурной. Кашляет, хотя меньше чем вчера, и крови меньше. Какой-то сосуд лопнул, и вся кровь попала в легкое! Это такое осложнение, ужасно! - Завтракали внизу. Потом сидели наверху у Папа. Днем Сандро, Георгий и я пошли к морю, где сидели и грелись на солныш­ке. Погода отличная, 15°.

Д[ядя] Владимир приходил, а также Ella, Минни, Беби и old man. - Вер­нувшись, пили чай. Папа также выпил чашку чаю и две чашки молока. Вид у него недурной, но очень слаб и днем его даже лихорадило. Видела отца Иоанна. - Обедали в 8 ч. Мама с Папа, он ел мало. - Остались ноче­вать в Ливадии. Очень уютно. - Господи как грустно!» '.

В дневнике Великого Князя Сергея Александровича находим ряд до­полнительных сведений:

«18/30 октября. Вторник. - Ливадия.

Ночь была очень дурная - кровохаркание продолжается и большая слабость, ужасно тяжело. Около 11 ч. был консилиум всех докт[оров] и Груббе о надрезах на ногах - Лейден и Захар[ов] настаивают - Груббе от­казывается их делать - говорит положительно не нужно; общее мнение, что есть луч надежды, но слабый! О[тец] Иоанн был у Саши - говорил с ним. Днем он пил молоко. Мы все невыразимо томимся! - Погода чуд­ная, 16° в т[ени]. Бродили по саду весь день. У меня флюс и очень больно. Мари сегодня выезжает сюда из Румынии. Д[ядя] Миша у нас сидел. Вече­ром Гейден нашел его не хуже, чем утром. - Не ходили к Минни - она рано легла. Господи, Господи помози (так в тексте на старославянском языке. - В. Х.) нам! Alix видела Сашу» [20].

Тем временем всюду распространяются тревожные слухи о скорой кончине Александра III. 19 октября 1894 г. в Петербурге и Москве, а также по всей России был отслужен молебен о здравии Императора. Болезнь Царя-Миротворца привлекала внимание многочисленной прессы во всем мире. Молебны за здоровье русского царя прошли в Великобритании и в соборе Парижской Богоматери; в Ватикане такую службу провел Папа Лев XIII, а в Вашингтоне в аналогичной службе участвовали президент Кливленд, его кабинет и конгрессмены. Даже британский посол в России в эти дни вынужден был признать: «Какова судьба! Император Алек­сандр III, бывший для Европы страшилищем при восшествии на престол и в первые годы царствования, исчезает в тот момент, когда ему обеспече­ны всеобщие симпатии и доверие».

Лейб-медик Н. А. Вельяминов позднее делился своими воспомина­ниями:

«19-го утром, в то время как все были в церкви, Государь призвал отца Иоанна и снова исповедовался и причастился. В тот же день вечером у больного появилось кровохарканье вследствие инфаркта в легком. /.../

19-го утром Государь, несмотря на сильнейшую слабость, еще встал, оделся и сам перешел в кабинет, к своему письменному столу, где, если не ошибаюсь, в последний раз подписал приказ по военному ведомству, но здесь у него сделался обморок. Этот случай показывает, какой сильной воли человек был Государь Александр III, даже в таком тяжелом состоя­нии, в каком он находился за сутки до смерти, и насколько он считал сво­ей обязанностью исполнять свой долг, пока у него были малейшие силы» [21].

Спустя всего десять дней по прибытии принцессы Аликс в Крым Им­ператор Александр III скончался в возрасте 49 лет. Даже утром 20 октя­бря, в последние минуты своей жизни, он думал о благе России. Он по­чувствовал себя плохо, позвал супругу Марию Федоровну и сказал ей: «Чувствую конец. Будь спокойна. Я совершенно спокоен». Затем позвал всю семью, благословил молодых, пригласил своего духовника прото­пресвитера Янышева и причастился. Имеется также свидетельство, что незадолго до смерти Император потребовал к себе наследника и имел с ним разговор. Александр III передал своему преемнику Россию, успоко­енную внутри и грозную извне.

Великий Князь Георгий Александрович записал в день кончины отца в дневнике: «О Боже! Какой ужасный день пришлось пережить нам всем. Мы потеряли нашего дорогого возлюбленного Папа. Это просто ужасно, ужасно. Около 9 часов нас позвали наверх. Бедный Папа был страшно слаб, так как не спал всю ночь и сидел в кресле в спальне; он с трудом ды­шал, и ему все время давали вдыхать кислород. Скоро собралось все се­мейство, а также тетя Мари, только что приехавшая. Пришел Янышев, причастил Папа Св. Тайн и читал молитвы. Затем отец Иоанн также при­шел молиться, после чего Папа стало как будто немного легче. Мы все вре­мя оставались в комнате и выходили только немного, чтобы покушать. В третьем часу бедному Папа стало хуже, и около 3 часов он тихо и спо­койно скончался; казалось, что он уснул. Эта была чудная смерть, но Боже, как это было всем нам тяжело. Трогательно было видеть, как все люди плакали, прощаясь с Папа. Бедную Мама с трудом удалось увести из ком­наты, но все-таки она была удивительно спокойна. Бедному Ники, должно быть, всего тяжелее. В Ц 5 [ч.] пошли к присяге, которая произошла на площадке у церкви. Потом пошли к Мама, с которой сделался обморок у постели Папа. К счастью, она скоро заснула и проспала почти до 10 часов. Затем была панихида; все ревели навзрыд. Кто мог ожидать, что Россию постигнет такое горе. Вчера еще утром бедному Папа было лучше. После панихиды Мама пообедали, а в Ц 12 [ч.] мы простились с ней и пошли спать. И погода сегодня испортилась: стало холодно (10°), и задул холод­ный ветер. Да, этого дня я никогда не забуду! Прощай, дорогой Папа, на­веки! Я до последней минуты не терял надежды: мне просто казалось не­возможным, чтобы Бог взял его от нас, но, видно, Он нашел, что Папа сделал довольно добра, и за его праведную жизнь взял его к Себе. Видит ли бедный Папа, как все его любили и оплакивают?» '.

Брат царя Великий Князь Сергей Александрович с горечью записал в дневнике:

«20 октября. Четверг. - Ливадия.

Рождение Ее Императорского Высочества, Великой Княгини Елисаветы Феодоровны.

“Да будет воля Твоя!”

В 7 ч. прибыла Мари (имеется в виду Великая Княгиня Мария Алек­сандровна, герцогиня Эдинбургская. - В. Х.). Ночь была без сна - в 9 ч. мы все пошли и вскоре поднялись к Саше - он сидел в кресле в спальне. - Мы все к нему подходили - обрадовался Мари - обнял меня за шею сказал мне “поздравляю тебя с сегодняшним днем” (т. е. с днем рождения Елиза­веты Федоровны. - В. Х.) - Янышев читал молитвы. - Саша сам пожелал приобщиться - кротко повторял молитвы; потребовал о. Иоанна - молил­ся - о. Иоанн помазал его елеем - держал его голову - в V 3 ч. без агонии предал свою святую душу. Моя скорбь бесконечна - на земле моя вера был он! Минни была глубоко умилительна. Бедный Ники! Около 4 ч. Сашу об­мыли и положили на кровать. Выражение лица: мир и святость. Около 10 ч. панихида. Завтра миропомазание - Alix - жена исповедывались с Ники. Господи не остави нас уповающих на Тя. В 5 ч. перед церковью мы все присягали» [22].

Пятнадцатилетний Михаил также сделал записи в дневнике:

«20 октября / 1 ноября. Четверг. - Ливадия. Погода пасмурная и све­жая. Сегодня в 2 V ч. бедный, дорогой Папа скончался. С самого утра он чувствовал большую слабость. Папа совсем спокойно скончался. Мы все с самого утра были с ним в комнате. В 8 ч. мы обедали в нижней комнате. В 9 У ч. была панихида.

21 октября / 2 ноября. Пятница. - Ливадия. В 10 ч. мы пошли в цер­ковь, где была служба по случаю восшествия Ники на престол, и миропо­мазание Alix. После службы Мама, Ксения, Беби и я завтракали в гости­ной комнате, а другие в нижней. В 2 ч. была панихида. Потом Old Man, Беби, Siocha и я пошли гулять, были у моря. Погода холодная и ветреная. Были громадные волны. Волны около ванны бросались через дорогу» [23].

В день смерти Александра III (20 октября 1894 г.) был обнародован Ма­нифест о восшествии на Российский престол Государя Императора Нико­лая II, который, выражая беспредельную скорбь о невозвратимой утрате, вместе с тем возвестил, что отныне он, проникшись заветами усопшего родителя своего, приемлет «священный обет пред Лицом Всевышнего всегда иметь единою целью мирное преуспеяние, могущество и славу до­рогой России и устроение счастья всех Его верноподданных». Был про­возглашен «Манифест Николая II по случаю принятия Православного вероисповедания его невестой Алисой Гессенской» [24]. 21 октября 1894 г. Ве­ликий Князь Георгий Александрович был объявлен Цесаревичем.

Европейская пресса отреагировала на безвременную кончину Алек­сандра III изъявлениями горести по поводу тяжелой утраты и восхище­ния царем, которого не так давно на тех же страницах нередко называли деспотом. Даже английские и немецкие издания восхваляли роль царя в международных отношениях и его умение сохранить мир. Смерть Импе­ратора Александра III вызвала самые бурные отклики во Франции, новой стратегической союзнице России. Французское правительство приказало задрапировать в траур церкви и правительственные здания. Палата пред­ставителей прервала свои заседания по случаю смерти царя. Всенародная скорбь по умершему самодержцу в Российской империи продемонстри­ровала Европе популярность и жизнеспособность русской монархии.

Историк В. О. Ключевский 28 октября 1894 г. произнес речь в заседа­нии Императорского Общества истории и древностей российских при Московском университете, в которой следующим образом определил ме­сто скончавшегося Государя в международной политике и всемирной истории: «Наука отведет Императору Александру III подобающее место не только в истории России и всей Европы, но и в русской историографии, скажет, что он одержал победу в области, где всего труднее добиться побе­ды, победил предрассудок народов и этим содействовал их сближению, покорил общественную совесть во имя мира и правды, увеличил количе­ство добра в нравственном обороте человечества, ободрил и приподнял русскую историческую мысль, русское национальное сознание и сделал все это так тихо и молчаливо, что только теперь, когда его уже нет, Европа поняла, чем он был для нее» [25].

Многие крупные государственные деятели с большим сожалением отзывались о безвременной кончине Царя-Миротворца. Вот, напри­мер, что писал позднее в своих воспоминаниях всем известный либерал С. Ю. Витте:

«В последние годы своего царствования император Александр III ко многим вопросам уже относился иначе, нежели в первые годы своего цар­ствования, выражаясь принятыми терминами, он уже сделался значи­тельно более либеральным. Я уверен в том, что император Александр III по собственному убежде­нию двинул бы Россию на путь спокойного либерализма; благодаря этому спокойному либерализму, при внешнем спокойствии, в котором жила Россия и в котором она продолжала бы жить при царствовании Алексан­дра III, ибо Александр III никогда не пошел бы на авантюры, подобные той, которая была предпринята и которая закончилась японской войной, Россия двигалась бы постепенно к либеральному пути, т. е. к тому пути жизни государства, когда оно живет не эгоистической жизнью, а жизнью для пользы народа. Но император Александр III не успел этого сделать, потому что Бог призвал его к себе» '.

Время неумолимо продолжало свой бег. Все эти дни шли панихиды, и только 7 ноября 1894 г. состоялось погребение Александра III в Петро­павловской крепости.

Учеба Великого Князя Михаила Александровича шла под общим руко­водством наставника генерал-адъютанта Г. Г. Даниловича, в прошлом начальника Пехотного военного училища. Занятия проходили шесть дней в неделю, обычно по четыре предмета в день. Между уроками были перерывы на завтрак, для прогулки на воздухе и гимнастических упраж­нений.

Занятия преподавателей с Августейшим учеником были индивидуаль­ные. Общий план занятий был рассчитан на 12 лет. В течение первых 8 лет Михаил получал домашнее образование, в основе которого лежал усовер­шенствованный гимназический курс. В число наставников и преподава­телей Великого Князя были приглашены видные ученые и признанные авторитеты страны: духовник Царской Семьи протоиерей Янышев; мате­матик Вулих; историк Сиповский; географ Лапченко; преподаватель рус­ского языка Рашевский; преподаватель французского языка Тормейер; преподаватель английского языка Хис (Хит); преподаватель немецкого языка Прейс; учитель рисования Лемох; уроки музыки и флейты давал Риззони; фехтования - Смерчинский и другие.

Летом проводились с ним дополнительные занятия по фронтовому учению и верховой езде. С октября 1894 г. появились новые предметы: фи­зика (Боргман), геометрия (Фроловский), военная топография (Штубен- дроф), тактика (Михневич) и другие.

Последние четыре года общего плана его занятий были посвящены «курсу высших наук» и военной подготовке. В этот период лекции по истории для Михаила начал читать известный ученый С. Ф. Платонов. Он вел занятия также с Великим Князем Андреем Владимировичем, чи­тал лекции Великой Княжне Ольге Александровне. Историк С. Ф. Плато­нов считал, что у Великого Князя Михаила Александровича «чрезвычай­но сильная воля, и он без торопливости, с неуклонной твердостью дости­гает раз намеченной цели». Увлечение исторической наукой, а особенно военной историей, позднее побудило Михаила Александровича на то, чтобы самому написать несколько статей о войне с Наполеоном, которые были напечатаны в журнале Российского Императорского Исторического общества.

Следует отметить, что ранее старшим сыновьям Царской Семьи курс лекций читал знаменитый историк В. О. Ключевский. Император Алек­сандр III придавал большое значение этой науке. В частности, известно, что еще в молодости в своем письме к популярному писателю И. И. Лажечникову он указывал на большое значение исторических рома­нов: «Мне приятно заявить, что “Последний Новик”, “Ледяной дом” и “Ба­сурман”, вместе с романами Загоскина (“Юрий Милославский” и другие), были в первые годы молодости любимым моим чтением и возбуждали во мне ощущения, о которых я теперь с удовольствием вспоминаю. Я всег­да был того мнения, что писатель, оживляющий историю своего наро­да поэтическим представлением ее событий и деятелей в духе любви к родному краю, способствует оживлению народного самосознания и оказывает немаловажную услугу не только литературе, но и целому обществу» [26].

С осени 1896 г. в учебном курсе Михаила появились новые предметы: артиллерия (Н. А. Демьяненков), фортификация (генерал Ц. А. Кюи), а также ряд других общих и военных дисциплин. Среди преподавателей Великого Князя значились: по законам гражданского и уголовного пра­ва - статс-секретарь К. П. Победоносцев; по государственному хозяйству и по науке о финансах - статс-секретарь С. Ю. Витте; по военной истории и стратегии - генерал-майор Михневич; по военным законам - генерал- майор Чарторийский; по истории русской словесности - академик Жда­нов и т. д.

В отчете генерала Г. Г. Даниловича за 1896 г. подчеркивалось: «Дарова­ния Великого Князя Михаила Александровича и его всегда радушное отношение к учебным занятиям позволяют надеяться, что весь обшир­ный и разносторонний учебный материал, указанный выше, может быть проработан с Его Императорским Высочеством в течение четырех лет - к осени 1900 года» [27]. План занятий предусматривал подготовку Великого Князя к военной службе в артиллерии.

Стоит отметить, что Михаилу Александровичу в 1898 г. исполнялось 20 лет, то есть приближалось его совершеннолетие. В это время вместе с «дорогой Мама» и младшей сестрой он находился в гостях у родного бра­та Цесаревича Георгия Александровича, который страдал туберкулезом и жил на Кавказе в имении Абас-Туман. По поводу наступающих дат Госу­дарь Николай II в письме от 21 ноября 1898 г. из Ливадии в Абас-Туман писал Вдовствующей Императрице Марии Федоровне такие слова: «По­здравляю Тебя с именинами дорогого Георгия, а также с прошедшим двой­ным праздником милого Миши. Странно думать, что ему минет 20 лет - давно ли мне было столько же. Вероятно, Ты захочешь, чтобы его присяга была около Нового года, в один из больших праздников - конечно, милая Мама, это вполне от Тебя зависит, когда это будет Тебе удобнее. Дай Бог, чтобы Миша оставался таким же, какой он теперь, и всегда составлял Твое счастье и утешение. Для себя я надеюсь, из него выйдет хороший и честный брат и верный друг и помощник - это так важно, и, к сожале­нию, их (верных друзей) слишком бывает мало!» [28].

В воспоминаниях графа С. Ю. Витте имеется краткая характеристика: «Я имел большое счастье преподавать Великому Князю Михаилу Алек­сандровичу народное и государственное хозяйство (политическую эконо­мию и финансы). Преподавание это я начал в 1900 и кончил в 1902 г. Я преподавал уже в течение нескольких месяцев Великому Князю, ког­да произошел вышеописанный инцидент в Ялте (имеется в виду болезнь тифом Николая II. - В. Х.). Способ моего изложения, манера моего изложения, а может быть, и другие причины, мне неизвестные, сделали то, что Великий Князь очень охотно со мною занимался, и мне часто после лекций, во время антракта от одной лекции до другой приходилось с ним разговаривать, иногда зав­тракать, а иногда и ездить на автомобиле по парку. Поэтому я, в конце концов, очень хорошо познакомился с Михаилом Александровичем. Как по уму, так и по образованию Великий Князь Михаил Александро­вич представляется мне значительно ниже способностей своего старшего брата Государя императора, но по характеру он совершенно пошел в свое­го отца» '.

Великий Князь Михаил Александрович окончил курс Михайловского артиллерийского училища (1901) и был распределен в 5-ю гвардейскую конно-артиллерийскую бригаду. Поручик (22 ноября 1901 г.), он отбыл с учебной целью офицерскую службу в л.-гв. Преображенском полку (1902-1904) и в Гвардейской Конной артиллерии. Позднее окончил Офи­церскую кавалерийскую школу.

Он часто в военной парадной форме принимал участие во многих тор­жественных мероприятиях при Императорском Дворе, иногда выполнял представительские обязанности за границей и тогда был на виду. Так, на­пример, С. Ю. Витте делился своими воспоминаниями: «В то время, когда я разговаривал с императрицей Марией Федоровной, в комнату вошла ее сестра, королева английская, которой она меня представила. Затем, рас­простившись с ними, я ушел, но мне адъютант короля, престарелого по­чтеннейшего Христиана, отца вдовствующей императрицы, сказал, что король желает меня видеть.

Я отправился к королю. Ему представился. Король был со мною очень милостив и подарил мне свой портрет с надписью, который висит до сих пор в кабинете, что он делал чрезвычайно редко, так как свои портреты давал только членам своей семьи, и сказал, что он ничего не может боль­ше дать, так как я имею ордена выше датского ордена. Король спросил, видел ли я его дочь, императрицу, я доложил, что видел, и вкратце сказал наш разговор. Затем он обратился ко мне со следующим вопросом: “Мне моя дочь говорила, что вы занимаетесь с моим внуком Мишей и что меж­ду вами и Мишей существуют отличные отношения. Скажите мне, пожа­луйста, что собой представляет Миша, т. е. Великий Князь Михаил Алек­сандрович”. Я ему сказал, что действительно я имею высокую честь и ра­дость преподавать Великому Князю и его знаю хорошо, но что мне очень трудно обрисовать его личность в нескольких словах, что вообще чтобы охарактеризовать человека, то самый лучший способ - это провести его через горнило различных, хотя и воображаемых событий и указать, как по его характеру он в таких случаях поступил бы, т. е. написать нечто вроде повести или романа, так как в характере человека есть такие слож­ные аппараты, что их несколькими словами описать очень трудно. На это мне король заметил: “Ну а все-таки, вы можете в нескольких словах оха­рактеризовать; я его знаю как мальчика, я с ним серьезно никогда не гово­рил”. Тогда я позволил себе сказать королю: “Ваше Величество, вы хорошо знаете моего державного повелителя императора Николая?” Тогда он го­ворит: “Да, я его хорошо знаю”. Я говорю: “Само собой разумеется, вы от­лично знаете и императора Александра III”. Король сказал: “Ну да, я его отлично знаю” “Так я приблизительно, именно в самых таких общих кон­турах, чтобы определить личность Михаила Александровича, сказал бы так: император Николай есть сын своей матери и по своему характеру, и по натуре, а Великий Князь Михаил Александрович есть больше сын сво­его отца”. Король на это рассмеялся, и затем мы расстались. Я больше ни­когда не имел случая видеть этого достойнейшего во всех отношениях мо­нарха» [29].

В день рождения Николая II 6 мая 1899 г. в жизни Михаила Александ­ровича произошло знаменательное событие. Государь в этот день записал в дневнике: «Проснулись с прекрасной погодой. В 11 час. поехали в Боль­шой дв[орец]. Аликс осталась наверху и слушала обедню на хорах; мы все были внизу. Дамы были в русских платьях. После обедни Миша и Андрей последовательно прочитали великокняжескую присягу и затем военную под знаменем 4-го Стр[елкового] Имп[ераторской] фам[илии] бат[альона] и под штандартом Кавалергардского полка. Завтрак был огромный в Зер­кальном зале...» [30] . Михаил был назначен флигель-адъютантом в Свиту Императора. Михаил Александрович также описал этот памятный день: «Утром в 10 % ч. мы все поехали в Большой дворец и церковь. После обедни я при­сягал, затем Андрей [Владимирович]. Вышло все благополучно. Потом нас поставили в одну комнату, и мы со всеми проходящими здоровались. Потом был большой завтрак в большой зале. (Были все наши учителя.) В 3 V ч. Мама, Ксения, Сандро, Беби и я поехали обратно в Гатчину. При­ ехавши, мы только успели объехать кругом озера, как полил сильный дождь. После чая прояснило. Беби, Jiocha и я поехали кататься на бензин- ке в Зверинце. В 8 ч. был обед, были: гр. Кутузовы, Е[катерина] Сергеевна [Озерова], Апрак, кн. Барятинский. Погода была теплая» [31].

Летом 1899 г. Царскую Семью постигло большое несчастье. Неожидан­но 28 июня скончался на Кавказе от приступа чахотки Цесаревич Георгий Александрович. Печальная весть нашла отражение в дневнике Михаила: «Утром Беби работала в садике. Я поехал с Озеровым на ротное ученье, которое как всегда было на скаковом поле. Затем я занимался с Туровым. Вдруг меня позвали к Мама. Я нашел ее в слезах, Ники и Беби также. Они ничего не могли мне сказать и только показали телеграмму от Айканова, где было сказано, что во время катанья на бензинке (трехколесной) у Джорджи сделалось сильное кровохарканье, и он, дорогой наш Ангел, умер, спокойно и без боли. О, как это страшно грустно. Мама, Беби и я немного покушали в моей спальной. Около 3 ч. Ксения и Сандро приеха­ли из Кронштадта, где они были на яхте. Андрей у нас сидел, затем мы втроем немного прогулялись. Чай пили у меня в учебном доме. Затем Беби и я пошли к Мама. В 6 ч. мы поехали в маленькую церковь, где была пани­хида. Было одно семейство. В 8 ч. Сандро, Беби и я обедали внизу» [32].

Через месяц после смерти Цесаревича Георгия Александровича Вели­кий Князь Михаил Александрович был объявлен Наследником престола, но не Цесаревичем. Это удивило многих. После этой трагедии возникли проблемы с наследником престола, так как у императора рождались одни девочки, а все надеялись, что, наконец, родится мальчик. Младший брат Михаил превратился в престолонаследника, по крайней мере, до рожде­ния сына у Николая II, но в Царском манифесте он не был назван Цесаре­вичем, как ранее его брат Георгий Александрович. Эта юридическая кол­лизия явилась предметом трений в Императорском Доме.

Михаил Александрович наследовал после смерти родного брата Геор­гия по завещанию значительную долю имущества, в том числе обширное имение Брасово в Севском и Трубачевском уездах Орловской губернии (100 тыс. десятин, опытный конный завод, 2 винокуренных завода, масло­бойня, льноделочное заведение, 28 мельниц и лесопильни). В лучшие годы имение приносило около 1 млн рублей дохода.

Михаил Александрович владел особняком в Петербурге (Английская наб., д. 54 - Галерная ул., д. 55), который наследовал по завещанию после смерти своего дяди, Великого Князя Алексея Александровича. Он полу­чил в дар от Императора имения Дерюгино в Дмитровском уезде Орлов­ской губернии и Острова в Петроковской губернии.

Сам Император Николай II не особенно рассчитывал на конкретную и действенную помощь младшего брата, как по молодости его лет, так и по недостаточности опыта в государственных делах управления. Однако произошло непредвиденное событие, которое могло изменить всю даль­нейшую историю Российской империи. Оно стало предметом присталь­ного внимания и за рубежом. В октябре 1900 г., во время пребывания на отдыхе в Ливадии (Крым), Государь с радостью сообщил матери, что его супруга снова беременна. Как и в предыдущие беременности, она никого не принимала и много времени проводила на открытом воздухе. «Тихое уединение счастливой пары было, однако, внезапно прервано в конце ме­сяца, когда Николай тяжело заболел. Сначала его заболевание определили как тяжелую форму гриппа, но затем был поставлен диагноз “брюшной тиф, характерный для Крыма”, хотя в зарубежной прессе его часто назы­вали тифоидной лихорадкой. Болезнь Николая вызывала широкую озабо­ченность его здоровьем в сложный политический момент, когда Россия рассматривалась как важная международная сила в разгар Англо-бурской войны в Африке и во время “боксерского восстания” в Китае» '.

Таким образом, в ноябре 1900 г. Николай II тяжело заболел, и в какой- то момент положение казалось критическим. Публиковались бюллетени о состоянии здоровья Государя. Министр Императорского Двора барон Б. В. Фредерикс посчитал необходимым обратиться к Николаю II с пред­ложением: не пригласить ли в Ливадию Михаила Александровича «для замещения Его Величества на время болезни?». Однако он услышал нео­жиданный ответ: «Нет-нет. Миша мне только напутает в делах. Он такой легковерный...» [33]. Государь, конечно, брата любил (разница в их возрасте составляла 10 лет), но всерьез пока не воспринимал.

Когда встал в порядке обсуждения вопрос о возможной передаче власти Великому Князю Михаилу Александровичу, состоялась беседа Вдовствующей Императрицы Марии Федоровны с министром финансов С. Ю. Витте, который позднее об этом вспоминал: «-Вы хотите сказать, что Государь не имеет характера императора? - Это верно, - отвечает Ма­рия Федоровна, - но ведь в случае чего его должен заменить Миша, а он имеет еще меньше воли и характера» [34]. В зарубежной прессе постепенно начали сообщать сведения о Михаи­ле Александровиче. Так, в английской газете «Обсервер» о младшем брате царя сообщалось: «Он очень любит лошадей и принимал участие во мно­гих офицерских скачках. Вдобавок он искусен в боксе, борьбе, верховой езде, фехтовании, танцах и плавании. У него всегда была репутация чело­века с характером более сильным, чем у императора».

Великий Князь Михаил Александрович после возвращения из Дании написал 13 ноября 1900 г. письмо из Гатчины Императору в Крым:
«Дорогой Ники,
18-го числа будет открытие памятника в Нарве, так как мне сделать, нужно ли ехать или нет? Пожалуйста, ответь телеграммой. Мы все ужасно горюем, что ты болен и молим Бога, чтоб ты поправился скорей. Я наде­юсь, что Мама и Ольга приедут сюда к 22-му, уезжая оттуда, я очень про­сил их. В день батарейного праздника я был в Павловском весь день. Спектакль для нижних чинов был очень забавный. На днях будут прибы­вать новобранцы, которыми я буду заведовать. Здесь я успел поохотиться два раза. Диц устроил маленькие облавы в окрестностях, кроме нас двоих никого не было.
Теперь до свидания, дорогой Ники, крепко обнимаю тебя и Аликс. Же­лаю тебе как можно скорее поправиться.
Твой Миша» '.

Через три дня Михаил направил очередное письмо из Гатчины Вдовст­вующей Императрице Марии Федоровне в Данию:
«Моя дорогая Мама,
Жду с нетерпением ото дня в день телеграмму от тебя, где ты мне ска­жешь, что вот в такой-то день я приезжаю в Гатчино, это будет приятный момент, а то довольно скучно здесь жить одному. Еще хорошо, что в Гат­чине, а если б пришлось мне жить в городе, так я бы от скуки повесился бы. Я только что вернулся из Павловска, где был в батарее. Около 2 ч. я поехал к тете Сани (Великая Княгиня Александра Иосифовна, крестная Михаила. - В. Х.), она, бедная, очень слаба, но теперь ей немного лучше. Она много говорила о тебе и была, как всегда, страшно мила со мной. С тех пор, что известия из Ливадии лучше, я сделался веселее. Слава Богу, теперь кажется все идет хорошо, только, по-видимому, у Ники большая слабость. 21-го Семеновский праздник, я приглашен туда, но буду очень рад, если вы приедете в этот день утром, то я конечно останусь дома. Итак, вероятно, больше писать не придется, и вскоре тебя увижу. Ура! Крепко обнимаю тебя и Apapa.
Твой Миша» 1.

Однако в эту сложную ситуацию нам необходимо внести ясность и сделать краткие пояснения. Обратимся к известным воспоминаниям влиятельного царского министра С. Ю. Витте, который об этом тревож­ном времени подробно писал следующее:

«Государь император болел тифом в Ялте с 1 по 28 ноября; только 28 ноября процесс тифа закончился, и наступило выздоровление.

Во время болезни Государя, которая чрезвычайно встревожила всех окружающих, а в том числе и меня, произошел следующий инцидент.

Как-то раз, когда с Государем, по сведениям от докторов, было очень плохо, утром мне телеграфировал министр внутренних дел Сипягин и просил меня приехать к нему. Я поехал к Сипягину в гостиницу «Россия», где он жил, и застал у него графа Ламздорфа, министра иностранных дел, министра двора барона Фредерикса и Великого Князя Михаила Николае­вича. Как только я приехал, был поднят вопрос о том, как поступить в том случае, если случится несчастье и Государь умрет? Как поступить в таком случае с престолонаследием?

Меня вопрос этот очень удивил, и я ответил, что, по моему мнению, здесь не может быть никакого сомнения, так как наследником престола Его Величеством уже объявлен Великий Князь Михаил Александрович, но если бы даже он не был объявлен, то это нисколько не меняло бы поло­жения дела, ибо, согласно нашим законам о престолонаследии, по точно­му смыслу и духу этих законов, Великий Князь Михаил Александрович должен немедленно вступить на престол.

На это мне делали не то возражения, не то указания, что императрица может быть в интересном положении (вероятно, министру двора было известно, что императрица находилась в интересном положении) и, сле­довательно, может случиться, что родится сын, который и будет иметь право на престол. На это я указал, что законы престолонаследия такого случая не предвидят, да, думаю, и предвидеть не могут, так как если импе­ратрица и находится в интересном положении, то никоим образом нельзя предвидеть, какой будет конечный результат этого положения, и что, во всяком случае, по точному смыслу закона немедленно вступает на пре­стол Великий Князь Михаил Александрович. Невозможно поставить им­перию в такое положение, чтобы в течение, может быть, многих месяцев страна самодержавная оставалась без самодержца, что из этого совершен­но незаконного положения могут произойти только большие смуты.

Мои собеседники несколько раз просматривали и читали законы, ко­торые, безусловно, подтверждали мое мнение.

Тогда старый Великий Князь Михаил Николаевич поставил мне во­прос: “Ну, а какое положение произойдет, если вдруг через несколько ме­сяцев Ее Величество разрешится от бремени сыном?”

Я ответил, что в настоящую минуту едва ли возможно на это дать определенный ответ, и мне кажется, что, во всяком случае, ответ на этот вопрос мог бы дать сам Великий Князь, Михаил Александрович, если про­изойдет такое великое несчастье и Государь скончается, тогда он в качест­ве императора должен будет судить, как надлежит в этом случае посту­пить. Мне кажется, насколько я знаю Великого Князя Михаила Александ­ровича, он настолько честный и благородный человек в высшем смысле этого слова, что, если он сочтет полезным и справедливым, сам откажется от престола в пользу своего племянника.

В конце концов, все со мной согласились, и было решено, чтобы об этом нашем совещании частным образом доложить Ее Величеству.

Через несколько дней после этого генерал Куропаткин, едучи от все­подданнейшего доклада Государю (а Государь, несмотря на свою болезнь, в экстренных случаях принимал всеподданнейшие доклады министров), из Ливадийского дворца заехал ко мне, в дом министерства путей сооб­щения, завтракать. Так как дом этот находится на пути из Ялты в Лива­дию, то обыкновенно министры, если имели всеподданнейший доклад и не оставались во дворце завтракать, на обратном проезде заезжали ко мне завтракать.

Так вот, генерал Куропаткин после завтрака, когда я остался с ним нае­дине, спросил меня:

- Скажите, пожалуйста, какое это совещание вы имели у Сипягина?

Я ему ответил, что, как мне говорил Сипягин, ведь и вы на это совеща­ние были приглашены, и жаль, сказал я, что вы не приехали, так как был обмен мнений по очень важному вопросу.

Он говорит: “Я не мог приехать”, а затем, встав в трагическую позу и ударяя себя в грудь, сказал мне очень громким голосом:

- Я свою императрицу в обиду не дам.

Зная Алексея Николаевича за комедианта балаганных трупп, я этому выражению его не придал никакого значения и сказал:

- Почему, Алексей Николаевич, вы принимаете на себя привилегию не давать в обиду никому императрицу? Это право принадлежит всем, а в том числе и мне.

Так как Государь вскоре, к величайшему счастью, выздоровел, то об этом больше и речи не было; только при выезде из Ялты я нарочно заехал к барону Фредериксу и сказал ему, чтобы он доложил Государю о том за­труднении, в которое мы были поставлены по вопросу о престолонасле­дии в случае могущего произойти с ним несчастья; что, по моему мнению, во избежание в этом вопросе каких бы то ни было неопределенностей если Его Величеству угодно будет дать какие-нибудь новые указания, то указания эти должны быть сделаны и оформлены совершенно категори­чески в законе» [35].

Болезнь заставила Николая II по-другому посмотреть на многие вещи, в том числе на положение младшего брата в аппарате государственного управления державой. Он решил приобщить Михаила Александровича к конкретным делам. 7 мая 1901 г. Великий Князь был назначен членом Го­сударственного Совета, принимал участие в его заседаниях. Вскоре, 28 но­ября того же года, он был назначен присутствовать в Комитете финансов.

Однако Михаил Александрович не стремился стать государственным деятелем, его больше привлекала карьера гвардейского офицера, которая успешно складывалась. Чтобы убедиться в этом, достаточно взглянуть на его послужной список. 27 ноября 1902 г. он принял роту Е. И. В. л.-гв. Пре­ображенского полка. В течение двух лет он командир роты (1902-1904). 3 ноября 1904 г. сдал роту Е. И. В. л.-гв. Преображенского полка. Получил очередной чин штабс-капитана (22.11.1904). Стал старшим офицером эскадрона л.-гв. Е. И. В. Императрицы Марии Федоровны Кирасирского полка (11.11.1904-21.03.1906), так называемых Синих кирасир. Синими их называли потому, что воротники, обшлага, погоны, выпушки и канты их мундиров, околыши фуражек были светло-синего цвета. Полк стоял в Гатчине, оттого иногда кирасиров звали не Синими, а Гатчинскими. У полка была давняя и славная история. Он был основан Петром Великим в 1704 г., отличился во время Северной войны, потом - Семилетней; несравненную воинскую доблесть проявили Синие кирасиры во время Отечественной войны 1812 года, особенно в битве при Бородино. В конце XIX века Августейшим шефом полка стала Императрица Мария Федоров­на, что нашло отражение в его полном наименовании. 22 ноября 1905 г., то есть в свой день рождения, Михаил Александрович был награжден орденом Св. Владимира IV ст. Он стал командующим эскадроном Ее Ве­личества л.-гв. Кирасирского полка (21.03.1906-08.05.1909). Получил оче­редной чин ротмистра (06.05.1908). Не прошло и года, он стал полковни­ком (29.03.1909), то есть имел чин, в котором находился сам Государь Ни­колай II.

Великий Князь Михаил Александрович был блестящим гвардейским офицером, заядлым театралом, увлекался спортом, охотой, фотографией, автомобилями и авиацией, был членом Государственного Совета и Коми­тета Министров, покровителем и меценатом многих просветительских и научных обществ, являлся шефом ряда элитных частей царской и зару­бежных армий. Он был почетным гражданином городов Елец (04.12.1909), Орел (20.12.1909), Севск (23.06.1911).

В конце 1901 г. Великий Князь Михаил Александрович с официальным визитом посетил Германию. Там он был торжественно награжден орденом Черного Орла (02.12.1901). Император Вильгельм II писал 17 декабря 1901 г. по этому поводу Николаю II следующее: «Милейший Ники. Посе­щение твоего дорогого брата Миши подходит к концу, и мы очень жалеем, что он уезжает. Он очаровательный и необыкновенно милый молодой че­ловек, пленивший здесь всех, даже мою дочь! Он очень хорошо стрелял и молодцом выполнил все “corvees” (повинности) официального обеда.... Все, видевшие его, поражались его ясным, открытым, мужественным ли­цом и чистосердечным выражением. Вообще он имел большой успех» [36]. Подчеркнем, что Михаил Александрович был провозглашен и значился шефом Прусского № 1 Уланского Императора Александра III полка немец­кой армии. Забегая вперед, отметим, что Великий Князь Михаил Алексан­дрович с 24 июля 1905 г. был объявлен германским адмиралом. С 11 марта 1904 г. он состоял членом в Берлинском православном Свято-Князь-Вла- димирском братстве.

Подобное восторженное письмо о Михаиле германский кайзер Виль­гельм II написал и Вдовствующей Императрице Марии Федоровне. Сама же мать разделяла точку зрения своего старшего сына Николая II, считая Михаила легковерным и легкомысленным. Такое впечатление у нее еще более укрепилось после официальной поездки Михаила Александровича в начале 1901 г. в Англию на похороны королевы Виктории I, которые он едва не пропустил, увлекшись прогулкой по Лондону. Тем не менее, на­следник Российского престола был отмечен британским орденом Бани (03.01.1901). Сама королева Виктория после второй встречи с Михаилом написала о нем 8 октября 1899 г. в дневнике: «удивительно симпатичен, приятен и приятной наружности». В свою очередь, Франция также вскоре наградила его орденом Почетного легиона (14.04.1901). Стоит отметить, что Михаил Александрович был отмечен многими почетными иностран­ными орденами, в том числе: Бухары, Черногории, Австрии, Сиама, Да­нии, Румынии, Персии, Греции, Италии, Японии, Португалии, Испании, Норвегии, Швеции и др.

С ранних лет Великий Князь Михаил Александрович общался с мно­гочисленными кузинами. Среди них были дети Великой Княгини Марии Александровны (родной сестры Александра III), которая вышла замуж за Альфреда, герцога Эдинбургского, второго сына королевы Виктории. Младшей из ее четырех дочерей была симпатичная принцесса Беатриса, которая родилась в Англии, и все ее называли по-семейному Беби Би. Старшая ее сестра Мария вышла замуж за наследника румынского пре­стола и впоследствии стала королевой Румынии. Вторая сестра Викто- рия-Мелита, по домашнему прозвищу Даки («Уточка»), вышла замуж за великого герцога Гессенского Эрнста, родного брата Императрицы Алек­сандры Федоровны. Позднее Даки развелась с ним и вышла замуж за своего кузена Великого Князя Кирилла Владимировича, но против воли Николая II и законов Православной Церкви. Если бы влюбленные жили в протестантской Европе, то никаких помех не возникло бы: подобные браки были там делом обыкновенным. Так, например, родная сестра Императрицы Александры Федоровны немецкая принцесса Ирена выш­ла замуж за принца Генриха Прусского, приходившегося ей кузеном. Сама королева Англии Виктория I была замужем за двоюродным братом немецким принцем Альбертом. Третья сестра Беби Би, принцесса Алек­сандра, стала супругой светлейшего князя Гогенлоэ-Лангенбурга. Миха­ил Александрович и принцесса Беатриса полюбили друг друга, и этот брак мог быть признан, если бы не запрет Русской Православной Церкви (РПЦ), через который перешагнул Кирилл Владимирович. По этому пути Михаил Александрович не пошел, подчинившись закону и воле Императора.

В 1909 г. кузина принцесса Беатриса вышла замуж за Дона Альфонсо, инфанта Испании, принца Орлеанского. У них родились три сына. Она вернула бывшему возлюбленному кузену его письма, которые он писал ей на английском языке

После смерти родного брата Георгия Александровича Великий Князь Михаил Александрович считался Наследником престола, а после рожде­ния племянника Алексея Николаевича был провозглашен 1 августа 1904 г. «правителем государства» и должен был стать опекуном Цесаревича до его совершеннолетия в случае смерти Николая II. Всем этим он пожертво­вал ради любимой женщины, с которой решил навсегда связать свою жизнь, несмотря на категорический запрет Императора.

В связи с тем, что 15 (28) октября 1912 г. за границей Михаил Алексан­дрович заключил морганатический брак с дважды разведенной Н. С. Бра- совой (урожденной Шереметьевской, по первому браку - Мамонтовой, по второму - Вульферт), от которой имел сына Георгия, он был лишен Госу­дарем многих привилегий и звания правителя государства. Ему запрети­ли въезд в Россию и наложили опеку на его имущество. Ему было предло­жено подписать документ об отказе от своих прав на Российский престол, что он не сделал, по примеру Великого Князя Кирилла Владимировича.

Положение усугублялось в 1912 г. тем, что Цесаревич Алексей Никола­евич находился при смерти, публиковались бюллетени о его здоровье. Великий Князь Николай Михайлович в письме Николаю II от 16 ноября 1912 г. по этому поводу указывал: «...Много я передумал о том положении, которое создается от брака Миши. Если он подписал или подпишет акт отречения, то это весьма чревато последствиями, и вовсе не желательны­ми. Ведь Кирилл, как женатый на двоюродной сестре, тоже уже потерял свои права, ... явится Борис. Если это будет так, то я прямо-таки считаю положение в династическом смысле угнетающим.

Осмеливаюсь выразить такое суждение: тебе, как Государю и главе се­мейства, вверена судьба наших семейных законов, которые Ты можешь изменять в любое время. Но я иду еще дальше. Во всякое время, одинако­во, ты имеешь право изменить также закон о престолонаследии... Так, на­пример, если Ты пожелал бы передать право наследства в род Твоей се­стры Ксении...

Если я позволяю себе говорить и излагать на бумаге такого рода соо­бражения, то единственно потому, что возможное отречение от престола Миши я считаю просто опасным в государственном отношении.

Весь твой Николай М.» [37].

После начала Великой мировой войны Государь отчасти простил млад­шего брата. Михаил Александрович вернулся в Россию. С осени 1914 г. он находился на Юго-Западном фронте в генеральском чине во главе добро­вольческой Дикой дивизии, был награжден орденом Св. Георгия IV ст. (03.03.1915) и Георгиевским оружием (27.06.1915). В 1916 г. стал команду­ющим (с 04.02.1916) 2-м кавалерийским корпусом, генерал-лейтенантом (02.07.1916) и генерал-адъютантом (01.09.1916) Свиты Е. И. В. С 19 января 1917 г. он стал генерал-инспектором кавалерии. Отношения между цар­ской четой и Великим Князем стали вновь достаточно близкими, но его морганатическая супруга так и не была принята при Императорском Дво­ре и часто подвергалась критике. Зато их сыну Георгию Михайловичу 26 марта 1915 г. был дарован титул графа Брасова.

В воспоминаниях Т. А. Аксаковой (Сиверс) читаем: «Известную роль в этом, наверное, сыграло ее (т. е. Брасовой. - В. Х.) собственное пове­дение, которое не содействовало установлению и того “плохого мира, который лучше доброй ссоры”. Совершенно не щадя чувств мужа, она демонстративно называла Императрицу Марию Федоровну «маменька», а на обеде, когда был предложен тост за Государя, поставила бокал н а стол, сказав: “За людей мне незнакомых и притом несимпатичных я не пью!”

Вся эта фронда плохого тона быстро становилась известной в Петер­бурге, и там, по приезде Наталии Сергеевны в Россию, ограничились тем, что, не предоставив аудиенции, дали ей и ребенку фамилию “Брасовы” без всякого титула. (Ведь надо же им как-нибудь называться!)» [38].

Стоит отметить, что семья Михаила Александровича надеялась после войны вернуться в Англию. Там они продолжали арендовать поместье и периодически через посла Дж. Бьюкенена на эти цели посылали средства.

Суть событий конца 1916-го - начала 1917 г. помогают раскрыть доку­менты архивных фондов Императорской фамилии (дневники, письма, воспоминания и т. п.), хранящиеся главным образом в ГА РФ и РГИА и ныне частично опубликованные '. Наибольший интерес представляют последние дневники Михаила Александровича и его семейная пе­реписка [39]. Важно учитывать свидетельства ближайшего окружения Миха­ила Александровича, в частности записки и дневники управляющего де­лами Великого Князя, барона Николая Александровича Врангеля.

Государь шел временами на частичные уступки Государственной думе. Так, он впервые вместе с младшим братом посетил открытие думской сес­сии. Это нашло отражение в дневнике Великого Князя Михаила Александ­ровича: «9 февраля 1916 г. Вторник. - Гатчина и Петроград. В 10 ч. мы поехали в город. Я поехал к Фредериксу. В 12 с Ц ч. Наташа, Вяземские, Алеша [Матвеев], Джонсон и я завтракали у Капнистов. После чего они поехали в Таврический дворец на открытие Государственной Думы, а я на Павильон, где присоединился к Ники и с ним поехал в Думу. Там был от­служен молебен. Ники сказал речь, прошел через зал заседания и уехал. Я посидел в кабинете с Родзянко, Варун-Секретом и кн. Волконским. Во время заседания я сидел в царской ложе, Наташа и компания сидели ря­дом. Штюрмера почти нельзя было расслышать. Хорошо говорил Шид- ловский. В 5 ч. мы уехали. Я поехал к Мама. В 8 с Ц ч. я с Ники поехали в Государственный Совет (тоже на открытие). Был молебен, затем Ники сказал речь, после чего уехал. А я пошел в ложу, где сидели: Наташа, Вя­земские, Капнисты и Джонсон. После речи Куломзина мы поехали к Во­ронцовым... » [40].

Этот шаг Государя по-разному был воспринят в общественных кругах и иностранными дипломатами. Любопытное описание событий находим у штабс-капитана штаба Ставки в Могилёве М. К. Лемке: «Телеграмма о совершенно неожиданном посещении сегодня царем молебна, отслу­женного в день возобновления занятий Госуд. Думы по случаю взятия Эр- зерума, произвела здесь сильное впечатление, о ней говорили почти все; наши полковники, считающие Думу, вообще, чем-то низшим и, во всяком случае, состоящей на подозрении, не знали, как же теперь понимать ее значение... Разумеется, она была реабилитирована в их глазах, и всег­дашнее снисходительное отношение сразу сменилось почтительным пре­клонением перед авторитетом народных представителей...

В приезде царя в Думу с Михаилом Александровичем некоторые видят очень ловко рассчитанный ход. Во-первых, это - как бы извинение перед Думой за последнее ее закрытие и признание ошибочности этого шага; во-вторых, это подчеркивание своей близости к ней; в третьих, это жела­ние показать свою близость с братом; в-четвертых - желание показать, что брат не чужд влияния на государственные дела; в-пятых - дальнейшее присутствие Михаила на самом открытии Думы показывает, что глаз го­сударев лично наблюдает за работой Думы...

Вообще, Михаил выдвигается. 17 января он назначен председателем Георгиевского комитета его имени и сегодня просил царя принять звание почетного председателя комитета» [41].

Великий Князь Михаил Александрович негативно относился к пер­соне Григория Распутина. Об этом можно судить по свидетельству Н. А. Врангеля. Так, 5 ноября 1916 г. он доложил Михаилу Александрови­чу о негодовании в обществе против Г. Е. Распутина и записал в своем дневнике: «Пришли к заключению, что согласно общей воле решительно всех этого негодяя следует устранить. Великий Князь в шутку предлагал мне поехать вместе с ним на моторе и покончить с ним. Говоря серьезно, Великий Князь хочет написать Государю. Но я отсоветовал - лучше пого­ворить на словах в Ставке... Он чувствует за собой долг это сделать, долг перед семьей и родиной...» [42]. Однако отметим, что в дневниках самого Ве­ликого Князя практически не упоминается имя «старца».

Можно предположить, что в организации давления ряда Великих Кня­зей на Николая II известная роль принадлежала помощнику министра внутренних дел князю В. М. Волконскому. В частности, он заявил 8 ноя­бря 1916 г. барону Н. А. Врангелю, что если Б. В. Штюрмер, а также А. Д. Протопопов и Н. П. Раев как ставленники Распутина, Д. Ф. Трепов и Д. И. Шаховской ввиду их непопулярности в Думе не будут удалены, то в Государственной думе произойдет взрыв, который сделает неизбежным ее роспуск. По свидетельству Н. А. Врангеля со слов князя Волконского: «Немедленно тогда начнутся забастовки, подавление коих невероятно: в 1905 году было в Петрограде около 100 тыс. рабочих и около 30 тыс. от­борных войск гвардии; теперь более 900 тыс. рабочих и только 20 тыс. плохих войск и столько же войск, сочувствующих восставшим». Записы­вая свою беседу с князем В. М. Волконским, барон Н. А. Врангель, в частности, отметил: «Положение могло бы быть спасено выступлением всей Императорской семьи ... заявившей Государю об опасности, о необходи­мости уступить общественному мнению. Прежде это могли бы сделать старейшие государственные люди: Воронцов, Пален, Столыпин и т. п. или коллегия иерархов. Теперь их нет. Искали, кто из Великих Князей мог бы взять на себя руководящую роль. Михаил Александрович болен, ехать не может. Остановились на Великом Князе Николае Ми­хайловиче... Завтра Великий Князь Михаил Александр. поедет к Волкон­скому» [43].

9 ноября 1916 г. Михаил Александрович отправился из Гатчины в Петроград, где навестил князя Волконского и английского посла Бьюкене­на. 12 и 13 ноября еще записи в дневнике Великого Князя, что читали «речи Маклакова и Шидловского», а также «прочли речь Милюкова» [44].

Михаил Александрович решил внести лепту в общее дело, то есть «раскрыть глаза царю». В его письме брату от 11 ноября 1916 г. читаем: «Дорогой Ники, год тому назад, по поводу одного разговора о нашем вну­треннем положении, ты разрешил мне высказывать тебе откровенно мои мысли, когда я найду это необходимым. Такая минута настала теперь, и я надеюсь, что ты верно поймешь мои побуждения и простишь мне кажу­щееся вмешательство... Поверь, что в этом случае мною руководит только чувство брата и долга совести. Я глубоко встревожен и взволнован всем тем, что происходит вокруг нас. Перемена в настроении самых благонаме­ренных людей - поразительная; решительно со всех сторон я замечаю образ мыслей, внушающий мне самые серьезные опасения не только за тебя и за судьбу нашей семьи, но даже за целостность государственного строя. ... Не думай, прошу тебя, что я пишу тебе под чьим-либо влияни­ем... Я пришел к убеждению, что мы стоим на вулкане и что малейшая искра, малейший ошибочный шаг мог бы вызвать катастрофу для тебя, для нас всех и для России. При моей неопытности я не смею давать тебе советов, я не хочу никого критиковать. Но мне кажется, что, решив уда­лить наиболее ненавистных лиц и заменив их людьми чистыми, к кото­рым нет у общества (а теперь это вся Россия) явного недоверия, ты най­дешь верный выход из того положения, в котором мы находимся, и в та­ком решении ты, конечно, получишь опору как в Государственном Совете, так и в Думе... Мне кажется, что люди, толкающие тебя на противополож­ный путь, т. е. на конфликт с представительством страны, более заботятся о сохранении собственного положения, чем о судьбе твоей и России. По­лумеры в данном случае только продлят кризис и этим обострят его. ... Еще раз прости за откровенные слова; но я не могу отделаться от мысли, что всякое потрясение внутри России может отозваться катастрофой на войне. Вот почему, как мне ни тяжело, но любя так, как я тебя люблю, я все же решаюсь высказать тебе без утайки то, что меня волнует. Обнимаю тебя крепко, дорогой Ники, и желаю здоровья и сил. Сердечно любящий тебя Миша» [45].

Проект этого письма составил барон Н. А. Врангель, а редактировать помогал кадет В. А. Маклаков. В дневнике Н. А. Врангеля значится: «Вол­конский настоял на смягчении в письме Великого Князя к Государю всех намеков об “уступках” большинству в Думе и пр., т. к. императрица, еду­щая завтра в Ставку, этим пугает Государя». Далее Врангель уточнял: «Между тем, ознакомленный с мнением Волконского Великий Князь очень желал писать Государю более решительно, но я его отговорил» [46].

Н. С. Брасову стали постепенно привечать в семействе Великой Княги­ни Марии Павловны (старшей), считавшейся одной из главных сил «вели­кокняжеской фронды». Ее сыновья Великие Князья Кирилл, Борис и Анд­рей Владимировичи реально претендовали на трон.

Не получив ответа на свое письмо от Государя, Михаил Александро­вич в связи с обострением язвы желудка отправился на лечение в Крым.

Царская чета продолжала уделять внимание членам Императорской фамилии. Не был обделен заботой и Михаил Александрович. В письме Николая II из Ставки от 9 декабря 1916 г. к Императрице Александре Фе­доровне читаем: «Фред[ерикс] получил письма одновременно от Врангеля и Ларьки Воронцова. Оба горько жалуются на Мишину жену, не позволя­ющую им говорить с ним хотя бы об его здоровье... Если бы он остался подольше в Крыму, это принесло бы ему большую пользу. Но он, а может быть она, желает вернуться в Гатчину, чего доктора не одобряют, и никто из них не может проникнуть к Мише, чтоб ему это объяснить. Поэтому я думаю телеграфировать ему, чтоб он оставался там еще месяц» [47].

Вопреки совету Государя, Великий Князь Михаил Александрович и Н. С. Брасова 18 декабря уехали из Крыма в свое обширное имение.

Перед отправкой поезда из Севастополя Великий Князь сделал визит и записал в дневнике: «В 10 ч. я с Алешей [Матвеевым] поехал в здание Морской библиотеки, где навестил больного генерала Алексеева (нач. штаба Верховного главнокомандующего). Наш поезд тронулся в 11.40. Легли поздно» [48].

В дороге он получил известие и 19 декабря кратко записал: «Из газет узнали об убийстве Григория Распутина в Петрограде» [49].

Великий Князь Михаил Александрович был близок к Императору, чем пытались воспользоваться не только военные начальники, но и многие государственные деятели.

Михаил Александрович не стремился к верховной власти, то есть за­нять трон, о чем можно судить хотя бы по его предпринятой ранее попыт­ке жениться на фрейлине А. В. Коссиковской, а также по состоявшемуся факту венчания с Н. С. Брасовой. Во все времена он сознательно старался устраниться от официальных мероприятий Императорского Двора и из­бегал всяческих интриг. Тем не менее, в конце 1916-го - начале 1917 г. всё чаще его имя упоминается в комбинациях политического пасьянса раз­личных партий и придворных группировок. В этой связи всё чаще гово­рят о «политической роли» салона Н. С. Брасовой. Даже французский по­сол М. Палеолог с возмущением писал: «Говорят, что графиня Брасова (так в тексте. - В. Х.) старается выдвинуть своего супруга в новой роли. Снедаемая честолюбием, ловкая, совершенно беспринципная, она теперь ударилась в либерализм. Ее салон, хотя и замкнутый, часто раскрывает двери перед левыми депутатами. В придворных кругах ее уже обвиняют в измене царизму, а она очень рада этим слухам, создающим ей опреде­ленную репутацию и популярность. Она все больше эмансипируется; она говорит вещи, за которые другой отведал бы лет двадцать Сибири...» [50].

Разделяя мнение посла, обер-гофмейстерина Императрицы Александ­ры Федоровны княгиня Е. А. Нарышкина 21 января 1917 г. отметила в дневнике: «Грустные мысли: императрицу ненавидят. Думаю, что опа­сность придет с той стороны, откуда не ожидают: от Михаила. Его жена - очень “интеллигентна”, никаких сдержек интеллигентной среды. Она уже проникла к Марии Павловне. В театре ее ложа полна Великих Князей, сго­ворятся вместе с М[арией] Павл[овной]. Добьется быть принятой импе­ратрицей-матерью и императором. Чувствую, что они составляют за­говор. Бедный Миша будет в него вовлечен, вопреки себе, будет сперва регентом, потом императором, достигнут всего» [51].

Михаил Александрович продолжал исправно нести службу в качестве инспектора кавалерии. При прощании на фронте со 2-м кавалерийским корпусом Великий Князь имел разговор с генералом А. А. Брусиловым, который завел беседу о создании «правительства доверия» и необходимо­сти уступок Государственной думе. Хотя подчеркнем, что армия по поло­жению того времени должна была находиться вне политики.

Генерал А. А. Брусилов вспоминал: «В начале января 1917 года вел. кн. Михаил Александрович, служивший у меня на фронте в должности ко­мандира кавалерийского корпуса, получил назначение генерала-инспек- тора кавалерии и по сему случаю приехал ко мне проститься. Я очень его любил как человека, безусловно, честного и чистого сердцем, непричаст­ного ни с какой стороны ни к каким интригам и стремившегося лишь к тому, чтобы жить частным человеком... Он отстранялся, поскольку это было ему возможно, от каких бы то ни было дрязг как в семействе, так и в служебной жизни; как воин он был храбрый генерал и скромно, трудо­любиво выполнял свой долг. Ему, брату Государя, я очень резко и твердо выяснил положение России и необходимость тех реформ, немедленных и быстрых, которых современная жизнь неумолимо требует; я указывал, что для выполнения их остались не дни, а только часы и что во имя блага России я его умоляю разъяснить все это царю, и если он (великий князь) разделяет мое мнение, то поддержать содержание моего доклада и со сво­ей стороны. Он мне ответил, что он со мной совершенно согласен и, как только увидит царя, он постарается выполнить это поручение. “Но, доба­вил он, - я влиянием никаким не пользуюсь и значения никакого не имею. Брату неоднократно со всевозможных сторон сыпались предупреждения и просьбы в таком же смысле, но он находится под таким влиянием и дав­лением, которого никто не в состоянии преодолеть”. На этом мы с ним и расстались» [52].

Михаил Александрович не участвовал в заговорах против Николая II. Наоборот, он всячески пытался помочь ему в январские и февральские дни 1917 г. В дневниках царской четы имеются пометки о шести его посе­щениях Александровского дворца в течение этого периода.

В Петрограде младший брат Императора попал в сферу борьбы и ин­триг различных кругов. В «мятежные» дни по настоянию М. В. Родзянко Михаил Александрович 1 марта 1917 г. отправил в Ставку Николаю II те­леграмму с просьбой пойти на уступки Думе в создании «правительства доверия». Все, казалось бы, с благими намерениями стремились к общему благополучию России, но вышло по известному выражению: «Благими намерениями дорога вымощена в ад».

В заключение обратимся к мемуарам английского посла Бьюкенена:

«Если бы среди членов Думы нашелся хоть один подлинный лидер, способный воспользоваться первым естественным движением восстав­ших войск к Думе и объединить их вокруг нее, единственного легального органа в стране, русская революция имела бы более благоприятное разви­тие. Но такого лидера не нашлось, и пока Дума обсуждала, как ей быть при создавшемся положении, левые, зная, чего хотят, действовали. Зару­чившись поддержкой войск, их руководитель Чхеидзе сделался, как он сам сказал британскому офицеру, хозяином положения». И далее: «В сре­ду, 14 марта (по н. ст. - В. Х.), Великий Князь Михаил, проживавший на частной квартире около посольства, попросил меня зайти к нему. Он ска­зал мне, что, несмотря на случившееся в Бологом, он все-таки надеется, что император приедет в Царское Село около шести вечера и что Родзян- ко предложит Его Величеству на подпись манифест о даровании консти­туции и уполномочивающий Родзянко избрать членов нового правитель­ства. Сам он вместе с Великим Князем Кириллом поставили свои подписи под проектом манифеста, чтобы подкрепить позицию Родзянко.

Его Высочество прибавил, что надеется увидеть императора вечером, и спросил, не имею ли я чего-нибудь передать ему...» '.

Известно, что Великий Князь Михаил Александрович отозвал свою подпись под «Манифестом Великих Князей», посчитав, что превышает свои полномочия подобным вмешательством в государственные дела старшего брата.

Отречение Государя от престола за себя и несовершеннолетнего на­следника Алексея в пользу брата Михаила было непростым и для Импера­тора Николая II. Государем был подписан «Манифест об отречении» на условиях, продиктованных победителями военно-политического загово­ра. 2 марта он записал в дневнике: «Утром пришел Рузский и прочел свой длиннейший разговор по аппарату с Родзянко. По его словам, положение в Петрограде таково, что теперь министерство из Думы будто бессильно что-либо сделать, так как с ним борется социал-демократическая партия в лице рабочего комитета. Нужно мое отречение. Рузский передал этот разговор в Ставку, а Алексеев - всем главнокомандующим. К 2 Ц ч. при­шли ответы от всех. Суть та, что во имя спасения России и удержания армии на фронте в спокойствии нужно решиться на этот шаг. Я согласил­ся. Из Ставки прислали проект манифеста. Вечером из Петрограда при­были Гучков и Шульгин, с которыми я переговорил и передал им подпи­санный и переделанный манифест. В час ночи уехал из Пскова с тяжелым чувством пережитого. Кругом измена и трусость, и обман!» '.

Вместе с тем, отречение Николая II за себя и за своего сына Алексея было очевидным нарушением закона о престолонаследии, так как царь не мог отрекаться за прямого наследника. Многие видели в этом шаге быв­шего царя тайный смысл, то есть намерение в дальнейшем отказаться от этого акта как не имеющего законной силы. Так, профессор П. Н. Милю­ков прямо писал: «Отказ в пользу брата недействителен, и это есть трюк, который задуман был и осуществлен в отсутствие царицы... При условии передачи власти Михаилу легче было впоследствии истолковать весь акт как недействительный» [53]. Но нам не следует забывать, что по законам Рос­сийской империи и сам монарх не имел права отрекаться от престола, о чем кадет П. Н. Милюков почему-то умолчал.

Передача трона была неожиданна для Великого Князя Михаила Алек­сандровича, которому бывший царь с дороги в Могилёв (со станции Сиротино, что находится в 45-ти км западнее Витебска) 3 марта в 14 ч. 56 мин. послал телеграмму:

«Петроград. Его Императорскому Величеству Михаилу Второму.

События последних дней вынудили меня решиться бесповоротно на этот крайний шаг. Прости меня, если огорчил тебя и что не успел преду­предить. Остаюсь навсегда верным и преданным братом. Горячо молю Бога помочь тебе и твоей Родине. Ники» [54].

Позднее А. Ф. Керенский признавался в своем интервью журналу «Орион», которое он дал в 1919 г. в эмиграции: «2-го был отъезд Гучкова и Шульгина. Мы ждали Алексея. В наши планы не входил проект Михаи­ла. Эта комбинация была для нас неприемлема».

Николай II 3 марта 1917 г. обреченно сделал запись в дневнике: «Спал долго и крепко. Проснулся далеко за Двинском. День стоял солнечный и морозный. Говорил со своими о вчерашнем дне. Читал много о Юлии Це­заре. В 8.20 прибыл в Могилев. Все чины штаба были на платформе. При­нял Алексеева в вагоне. В 9 перебрался в дом. Алексеев пришел с по­следними известиями от Родзянко. Оказывается, Миша отрекся. Его ма­нифест кончается четыреххвосткой для выборов через 6 месяцев Учредительного Собрания. Бог знает, кто надоумил его подписать такую гадость! В Петрограде беспорядки прекратились - лишь бы так продол­жалось дальше» [55].

Надо знать историческую ситуацию особых дней 2 и 3 марта, под ка­ким давлением принимал Великий Князь Михаил Александрович реше­ние об отказе взойти на трон до созыва Учредительного собрания, как масон А. Ф. Керенский торжественно обещал довести это дело до всена­родного изъявления формы правления в Государстве Российском. Однако уже на момент подписания акта были сомнения, что это обещание будет исполнено. Процитируем известные воспоминания В. В. Шульгина, кото­рый присутствовал на судьбоносном совещании на квартире князей Пу­тятиных в Петрограде, где находился в мятежные дни Михаил Александ­рович:

«И мне думалось:

“Каким хорошим конституционным монархом он был бы... ”

Увы... Там, в соседней комнате, писали отречение династии.

Великий Князь так и понимал. Он сказал мне:

- Мне очень тяжело... Меня мучает, что я не мог посоветоваться со сво­ими. Ведь брат отрекся за себя... А я, выходит так, отрекаюсь за всех... » [56].

К сожалению, так и случилось. А. Ф. Керенский 1 сентября 1917 г., по сути своей, совершил очередной государственный переворот, объявив Россию республикой, то есть провозгласил это еще до созыва Учредитель­ного собрания.

В марте 1917 г. наш союзник по Антанте британский посол в Париже лорд Ф. Берти, узнав о революционных событиях в Петрограде и государ­ственном перевороте в Российской империи, с удовлетворением конста­тировал в своем дневнике: «Нет больше России. Она распалась, и исчез идол в лице императора и религии, который связывал разные нации пра­вославной веры. Если только нам удастся добиться независимости буфер­ных государств, граничащих с Германией на Востоке, т. е. Финляндии, Польши, Украины и т. д., сколько бы их удалось сфабриковать, то по мне остальное может убираться к чёрту и вариться в собственном соку».

Напомним горькое признание одного из лидеров «Прогрессивного блока», бывшего правого монархиста и националиста В. В. Шульгина, по­следовавшее уже 26 апреля 1917 г.: «Не скажу, чтобы вся Дума целиком желала революции; это было бы неправдой... Но даже не желая этого, мы революцию творили... Нам от этой революции не отречься, мы с ней свя­зались, мы с ней спаялись и несем за это моральную ответственность».

Даже после «отречения» Великий Князь Михаил Александрович со­хранял реальные шансы на «восприятие верховной власти».

Великий князь Михаил Александрович - де юре последний император на Российском престоле; время его царствования - неполные сутки со 2 на 3 марта 1917 г. После отречения от «восприятия верховной власти» он сохранял реальные шансы на таковую и именно по этой причине подвер­гался арестам Временного правительства в дни «корниловского мятежа», а также Петроградского ВРК во время большевистского Октябрьского пе­реворота. Очевидно, эти же мотивы послужили главной причиной реше­ния Совнаркома в марте 1918 г. о ссылке Михаила Романова в Пермь и последовавшего затем похищения его и тайного убийства чекистами в ночь с 12 на 13 июня 1918 г. В периодической печати большевики офици­ально заявили о побеге Великого Князя.

Это было, по сути своей, необъявленное политическое убийство, т. е. физическое устранение потенциального претендента на законную вер­ховную власть. В 1981 г. Михаил Александрович был канонизирован РПЦЗ. Именно Великий Князь Михаил Александрович открыл скорбный синодик членов Императорского Дома, «безбожной властью убиенных» в 1918-1919 гг.

В.М. Хрусталев

Предисловие к сборнику документов.

К оглавлению

Раздел I. Испытание троном. Великий Князь Михаил Александрович в дни Февральского переворота. Февраль – март 1917 г.