О. В. Ищенко
Сургутский государственный университет

ВОСПИТАННИКИ УЧЕБНЫХ ЗАВЕДЕНИЙ СИБИРИ
В РЕВОЛЮЦИОННЫХ СОБЫТИЯХ 1917 г.

Аннотация. Аннотация. В статье рассматриваются вопросы вовлеченности воспитанников учебных заведений Сибири в революционные события 1917 г. и оценка их деятельности, представленная в воспоминаниях и литературе послереволюционного периода. Сделан вывод об отнесении в 1920–1930-е гг. с позиций классового подхода студентов и учащихся к мелкобуржуазной среде, которая, в силу своего происхождения, приняла Февральскую революцию, но выступила в большинстве своем против октябрьского переворота.

Ключевые слова: Ключевые слова: студенты, учащиеся, Сибирь, революция, классовый подход.

Изучение истории российских революций, бывшее в советский период времени одним из главных направлений научных исследований, в постсоветский период оказалось сдвинуто едва ли не на периферию отечественной исторической науки. Тем не менее исследование периодов социальных катаклизмов при комплексном изучении их причин, движущих сил, результатов и последствий дает обществу возможность извлечь уроки из событий прошлого. Столетний юбилей революционных событий 1917 г. породил новую волну интереса к вопросу о том, были ли эти потрясения закономерным этапом в истории развития страны и были ли они поддержаны основными слоями российского общества.

Поиск ответа на этот вопрос заставляет обратиться к материалам, исходящим от самих участников революции, сохранившимся, в том числе, и в фондах бывших партийных архивов, но степень объективности содержания имеющихся документов вызывает вполне обоснованные сомнения. После установления Советской власти в стране ее новому руководству потребовалось создать свою историю, дававшую идеологическое основание для объяснения событий прошлого и настоящего. Среди наиболее сложных проблем, стоявших перед историками и публицистами, оказалось объяснение того, как воспитанники учебных заведений, бывшие до октября 1917 г. одной из наиболее активных частей революционного общественного движения, стали противниками власти большевиков [1. С. 178]. Поэтому авторы статей и воспоминаний должны были найти аргументы для обоснования причин поддержки студенческой и учащейся молодежью февральских событий 1917 г. и категорического неприятия ими октябрьского переворота.

Описание не только участия сибирских студентов и учащихся в революционных событиях 1917 г., но и объяснение изменения настроений в этой среде содержится в документах, хранящихся в региональных архивах. Так, в Историческом архиве Омской области, в фонде Истпарта находится объемистый документ, озаглавленный «Очерки по истории революционного движения студенчества Томского технологического института (1900–1925 г.г.)». Содержание указанных очерков свидетельствует о попытке его авторов рассматривать томское студенчество как изначально мелкобуржуазную среду со свойственными ей колебаниями. Будучи в первое десятилетие ХХ в. активными противниками правительства, фактически лишившего вузы университетской автономии, студенты, как указано в документе, с началом Первой мировой войны моментально забыли о своих устремлениях: «Борьба с самодержавием, желание свергнуть царизм объединяло различные группы студенчества. Ради осуществления этого стремления сторонники разных партий в демонстрациях, забастовках выступали вместе. Проникнутые мыслью о необходимости изменения государственного строя России, студенты все же считали себя «истинно русскими» людьми, для которых благо своей Родины – самое дорогое в жизни. Ради этого в момент наивысшего напряжения международно-политических отношений студенты изменили традициям прошлых лет, затоптав в грязь свое прежнее революционное имя. Лишь только раздались выстрелы немецких и русских солдат друг в друга, лишь прогремел в газетах и церквах выброшенный царем лозунг «Отечество в опасности», студенты-технологи, как и все студенчество России, схоронили решение о необходимости свержения царя. На молебны, на патриотические демонстрации «за победу над немцами», добровольцами в армию, «спасать Родину и царя» пошли студенты. Всякие попытки революционных выступлений прекратились. Студенчество помогало в эти годы самодержавию, организовывая помощь фронту» [2. Л. 7–8]. Отсутствие правильного отношения студентов к войне, т. е. критики самой войны и развязавшего ее правительства с большевистских позиций, в документе объясняется тем, что в период реакции РСДРП вынуждена была уйти в подполье и лишь малая часть партийного студенчества «занималось в тайных кружках изучением основ марксизма», а с началом войны социал-демократическая партия раскололась, поэтому «незначительная в Томске группа большевистской фракции РСДРП не имела сил, чтобы удержать студенческие массы от одобрения преступной бойни» [2. Л. 8].

Новый подъем студенческого движения в очерках связан с возрастанием количества выступлений рабочих, крестьян и солдат на фоне роста недовольства войной: «Общественное движение захватывало студенчество… Подпольный марксистский кружок технологов вылез к свету. Движение разрасталось быстро. Препятствия были нипочем. К общему революционному общественному потоку присоединилась сильная струя томских технологов. Влилась и потекла дальше, гонимая ветром назревавшей революции» [2. Л. 8].

Авторы документа признавали, что томская студенческая молодежь горячо приветствовала свержение монархии, приняв активное участие в революционных событиях: «Лишь только телеграф принес известие в Томск о падении самодержавия, томское студенчество одно из первых встало в ряды бойцов под красный революционный флаг. Февраль 17-го года, после трехсотлетнего гнета самодержавия, впервые дал студенчеству возможность легально работать. Вся накопившаяся за долгие годы самодержавия энергия и силы впервые вылились для легальной общественной работы» [2. Л. 8]. Между тем студенты не собирались переходить к намеченной большевиками цели – социалистической революции, о чем красноречиво говорила резолюция, выработанная на общевузовской сходке 3 марта 1917 г.: «Мы приветствуем Временное правительство, как первый этап к широкой демократизации управления страной. Мы признаем, что установление действительных гарантий гражданской свободы должно быть отложено до организации постоянного правительства и созыва Учредительного собрания» [2. Л. 8].

Все это, по мнению авторов очерков, свидетельствовало о том, что томское студенчество «и в десятой доле не было настроено большевистски», а через полгода оно «окончательно выявило себя, став по другую сторону баррикады и обратив всю свою энергию, знание, силы и сноровку, приобретенные в нелегальной работе при самодержавии, против того же народа, за освобождение которого боролось и которому так бесславно изменило в Октябре» [2. Л. 8–9]. В документе прямо указывалось: «Если в феврале томское студенчество, целиком демократически настроенное, считало, что оно шло укреплять завоевания народной революции, то Октябрь семнадцатого года, истинное завоевание российского пролетариата, встречен был студентами как шаг назад» [2. Л. 9]. Томские студенты протестовали «против вопиющих надругательств над законностью, правом и свободой, допущенных примкнувшими к Ленину организациями» и принимали резолюции, говорившие о тяжелом положении России, созданном «преступным авангардом большевиков».

О неприятии октябрьского переворота основной массой томской вузовской молодежи свидетельствует содержание принятой на общестуденческой сходке в декабре 1917 г. резолюции, в которой говорилось: «Когда они (большевики) в месяц своего царствования уничтожили свободу слова, печати, собраний, лишили граждан неприкосновенности личности и жилища, когда их именем учинена бойня над выступившими против захватчиков власти студентами, цветом той интеллигенции, которая боролась в первых рядах за свободу России, в то время как реакция давила все живое в стране, в этот тяжелый момент, подавленное всеми ужасами переживаемых событий, собрание студентов громко заявляет, что они, не признавая вообще узурпации прав народа, откуда бы она ни исходила, не признают и этих новоявленных узурпаторов-самодержавцев «законной» власти и будут всемерно бороться с ними. В этот ответственный момент чувство гражданского долга обязывает нас сказать открыто: «Довольно безумства. Вся власть Учредительному собранию – хозяину земли Русской» [2. Л. 9]. Данная резолюция, по мнению авторов очерков, была принята «буржуазными маменькиными сынками» под влиянием профессуры, которая, «не отличаясь вообще большой революционностью, также шипела на большевиков» [2. Л. 10].

Дальнейшее логическое продолжение сложившегося противостояния привело к переходу значительной части студенчества в ряды тех, кто с оружием в руках сражался против Советской власти. «Большая часть томских студентов осталась верна своему решению «бороться всеми средствами», и во время засилия белогвардейщины в Сибири они ушли в армию и на штыках разносили диктатуру Колчака», – писали по этому поводу авторы очерков. И хотя, как указано в документе, «демократические иллюзии студенчества» при Колчаке быстро «разбились о железную стену военной диктатуры», но и в этот период в студенческих прокламациях утверждалось: «В эпоху господства большевизма, когда принципы демократии так непринужденно попирались, передовое студенчество честно и открыто выступило на защиту попранных прав народовластия» [2. Л. 10]. Указанный фрагмент должен был привести читателя к выводу о том, что даже зверства белогвардейского правительства для томских студентов были не так страшны, как установление истинно народной власти рабочих и крестьян. Восстановление Советской власти в Сибири «классово-буржуазный состав студенчества томских вузов встретил … далеко не радушно», поскольку «высшая школа в значительной части своего состава представляла резервуар, в котором хранились надежды на скорое сокрушение власти Советов, из которого пополняли силы разные контрреволюционные организации». Однако, как сказано в очерках, маяком, указывавшим путь студентам, стала «партия коммунистов-большевиков с лозунгом пролетаризации высшей школы путем применения пролетарской диктатуры» [2. Л. 10–11].

Таким образом, содержание очерков свидетельствует о формировании в послереволюционный период целостной концепции, в основе которой лежала точка зрения В. И. Ленина, относившего студентов к мелкобуржуазной среде со свойственными ей колебаниями. Поэтому и в рассматриваемом документе непоследовательность студенческого движения рассматривается в контексте выделения нескольких основных этапов: антисамодержавный настрой студентов, характерный для периода первой революции, сменился затем поддержкой власти в годы мировой войны, но на волне поднимавшегося протеста студенты Томска приняли активное участие в событиях февраля 1917 г., категорически не приняв октябрьский переворот и установление большевистской диктатуры.

Тем не менее, указанная схема с трудом объясняла смену революционного настроя воспитанников томских вузов в октябрьский период. Не желая признавать справедливость обвинений в узурпации власти, большевистские авторы в соответствии с классовым подходом находили причины неприятия студентами Советской власти в специфике их происхождения. Так, в речи члена правления Томского технологического института студента В. П. Мальгина, произнесенной в октябре 1925 г. на праздновании годовщины открытия вуза, высокая протестная активность томских студентов-технологов до революций 1917 г. объяснялась ростом выступлений пролетариата и крестьянства, гнетом свирепого царского режима, дополненного в Сибири произволом местных властей. Характерно и обращение оратора к вопросу о социальном происхождении студенчества: «Усиленное брожение технологов частично объясняется, вероятно, и несколько особым составом учащихся: более 60 % студенчества принадлежало к сословиям «цеховых мещан и купцов» (детей различного калибра предпринимателей и торговцев), кроме того, в составе студенчества была значительная группа особо угнетаемых, а потому и «беспокойных» кавказцев» [3. С. 14].

Примерно так же причины активности сибирского студенчества были представлены и в опубликованных в юбилейном сборнике «Томский технологический институт за 25 лет своего существования» «Очерках по истории революционного движения студенчества Томского технологического института (1900–1925 г.)», содержание которых полностью совпадает с текстом очерков, хранящихся в Историческом архиве Омской области. И хотя архивный документ не содержит указаний на автора текста, а опубликованные «Очерки» были изданы с перечислением фамилий написавших их студентов А. Кузнецова, Н. Богданова и В. Мальгина, авторство указанных лиц вызывает определенные сомнения. Однако, как и в речи В. Мальгина, значительное количество выступлений томских студентов до революций 1917 г. здесь объясняется «политическим состоянием тогдашней России» и подъемом общероссийского студенческого движения. Состав студентов технологического института тоже описывается преимущественно как дворянский и буржуазный, в котором только представители кавказского дворянства довольно быстро «революционизировались на почве борьбы за национальное самоопределение» [3. С. 91]. Вполне понятное стремление студенческих активистов 1920-х годов представить томскую вузовскую молодежь выходцами из привилегированных сословий, тем не менее, не соответствует статистическим данным, согласно которым около половины студентов-технологов были детьми мещан и крестьян. Но в выстроенную схему эти факты не укладывались, поэтому игнорировались либо искажались.

Объясняя вопрос участия томской вузовской молодежи в революционных событиях 1917 года, студенческий активист В. Мальгин в своей речи последовательно противопоставлял студенческое движение движению пролетарскому: «Для огромного большинства томских технологов Февральская революция пришла как-то неожиданно. Несвязанное с низами студенчество проглядело широкую и могучую волну недовольства многомиллионного рабоче-крестьянского массива и озлобления русской армии». Однако, как указано далее в тексте, студенчество «приветствовало Временное правительство, как этап к широкой демократизации управления страной» [3. С. 16]. Но октябрьские события 1917 г. со всей очевидностью выявили истинное лицо этого социального слоя, и «железный закон классовой борьбы сразу же определил дальнейшую политическую позицию технологов» [3. С. 17]. Ссылаясь на протоколы заседаний студенческих землячеств, В. Мальгин писал: «Все студенческие организации с редким единодушием протестовали против «узурпации и бесчинств» большевиков, признавали «хозяином земли русской» только Учредительное собрание и призывали всеми средствами бороться с «грабителями-большевиками» [3. С. 17]. Причину подобных настроений основной массы студентов автор видел в следующем: «Разумеется, было бы дико ждать от сыновей промышленников и торговцев хотя бы крохотного сочувствия победившему героическому пролетариату, схватившему железной рукой «за горло» их отцов, отбирая у них фабрики, заводы, рудники и земли. Победа истинного народа – рабочих и крестьян, как рукой сняла революционность технологов и неприглядно оголила их классовую сущность – интересы кармана оказались куда выше «святых идей народовластия и социализма». Поэтому весной 1918 г. многие технологи «активно помогали свергать ненавистных им большевиков» [3. С. 17].

В целом речь члена правления Томского технологического института студента В. П. Мальгина, по сути, выходила за рамки ленинского определения студенчества как непоследовательного союзника пролетариата, поскольку в ней студенческое движение рассматривалось только в контексте борьбы за университетскую автономию, что никак не связывалось автором с развитием движения пролетариата. Классовый подход к рассмотрению деятельности сторонников и противников освободительной борьбы рабочих и крестьян приводил автора к очевидному выводу о том, что студенты в большинстве своем оказались на стороне контрреволюции, и «многие из них в качестве офицеров, юнкеров и просто добровольцев на многочисленных фронтах гражданской войны ожесточенно рвали на куски молодую, неокрепшую грудь рабоче-крестьянской власти; другие же стервятниками носились по сибирским деревням в качестве извергов-карателей» [3. С. 17]. «Вот вам, товарищи, наглядный урок классовой борьбы», – констатировал В. Мальгин [3. С. 17].

Следует отметить, что материалы, исходящие от воспитанников средних школ Сибири, тоже содержат сведения о негативном восприятии октябрьского переворота в среде учащихся. Так, в хранящихся в Государственном архиве Новосибирской области воспоминаниях бывшей гимназистки г. Минусинска Енисейской губернии К. Липинской описывается, как негативно было воспринято одноклассницами ее вступление в социал-демократическую партию: «В гимназии в то время учителя и ученицы на нас смотрели как на прокаженных. Все нас сторонились» [4. Л. 10]. «Большинство учащихся и учителей Минусинска были тогда настроены враждебно к большевикам. Сказался в этом классовый характер образования… Образования была лишена беднота… поэтому не случайно, что в нашем Минусинске из трех средних учебных заведений до октября 1917 г. было лишь 4 человека большевиков», – отмечает автор [4. Л. 6]. С победой Февральской революции ситуация в городе не изменилась: «Учителя гимназии … были реакционно настроены и вели за собой учительство и учащихся. После получения сведений о свержении царского самодержавия … Богданов (директор гимназии. – О. И.), собрав нас всех в гимназии на собрание, предупредил, чтобы мы не вмешивались в революционные события. Он... доказывал невозможность победы республиканского образа правления в России, а также обреченность революции на гибель» [4. Л. 6].

При этом, в соответствии с принципами классового подхода, именно молодые рабочие и «молодежь… из минусинской бедноты» собирались в рабочем клубе и разучивали революционные песни, а «из учащихся никто, кроме наших кружковцев, в рабочий клуб не приходил» [4. Л. 7]. Горячо и эмоционально в своих воспоминаниях К. Липинская пишет о допущенной несправедливости в отношении большевистской партии и ее лидера: «И если революционная молодежь так тепло и искренно относилась к нашему вождю В. И. Ленину, то буржуазная молодежь была явно враждебно настроена по отношению к большевикам и В. И. Ленину… Вместе с буржуазией города, учащиеся во главе с учителями женской гимназии, реального училища и мужской семинарии присоединились к травле большевиков и повторяли гнусную клевету на Ленина и на всех членов партии, называя их немецкими шпионами» [4. Л. 9].

Получив известие о свершении октябрьского переворота, «служащие… и учителя школ г. Минусинска объявили трехдневную забастовку в знак протеста против перехода власти в руки Советов» [4. Л. 13]. Таким же образом, по сведениям К. Липинской, повела себя мелкобуржуазная масса воспитанников учебных заведений города: «Учащиеся мужской семинарии, старших классов женской гимназии и реального училища собрались на свое многолюдное собрание (около 200 человек). Мы (учащиеся-большевики. – О. И.)… обратились к учащимся с призывом поддержать власть рабочих и крестьян в лице Советов, но учащиеся отвергли наше предложение и присоединились к саботажу интеллигенции. За резолюцию о поддержке власти Советов голосовало лишь 7 человек. После этого собрания… мне в гимназии объявили бойкот» [4. Л. 13]. Вывод, сделанный автором, очевиден: «Мы, молодежь – коммунисты, после полного нашего поражения на собрании учащихся решили, что нам надо свои усилия сосредоточить не в работе среди учащихся, а среди трудящейся молодежи» [4. Л. 14].

Очевидно, что собранные в фондах Истпарта в 1920–30-е гг. воспоминания и написанные очерки и статьи об участии воспитанников учебных заведений Сибири в революционных событиях 1917 г. содержат, по сути, односторонний подход к характеристике произошедших событий, поскольку писались они представителями победившей силы. Тем не менее, в архивных фондах имеются и другие документы, свидетельствующие о том, какие разные взгляды реально существовали в среде учащейся и вузовской молодежи. Так, в Государственном архиве Новосибирской области находится газета «Путь юношества», озаглавленная как орган Томского союза учащихся средних школ. Анализ размещенных в ней материалов дает возможность сделать вывод о попытке Томского союза учащихся оградить молодежь от занятий политикой, сохранив единство в этой среде. В частности, в размещенной в ней в декабре 1917 г. статье «Не «углубляйте», указывалось: «Бурные политические треволнения, глубокая партийная нетерпимость, бросание на воздух лозунгов и жажда борьбы… как в зеркале, отражаются в нашей школе, принимая часто карикатурные формы. Учащиеся, или, вернее, меньшинство их, «играя в больших», спорят, волнуются, делятся на партии. Как и в государстве – крайняя из этих партий – большевики, но большевики «школьные» [5. Л. 109]. От имени союза учащихся воспитанники учебных заведений призывались к продолжению обучения: «Политиканство же, дробление на партии, не должно иметь место в школе. Мы всегда должны понять, что главной задачей нашего возраста должно быть стремление к знанию и всестороннему совершенствованию» [5. Л. 109].

Однако идея отказа от вовлечения молодежи в сферу политической борьбы никак не соответствовала духу эпохи, поэтому в 1920–30-е гг. именно партийно-классовый подход к оценке участия воспитанников учебных заведений Сибири в революционных событиях 1917 года становится преобладающим.

Список источников и литературы

1. Ищенко О. В. Участие сибирских студентов в Гражданской войне. Разработка вопроса в документах советского периода // Гражданская война в России (1917–1922): историческая память и проблемы мемориализации «красного» и «белого» движения: сб. материалов Всерос. науч.-практич. конф. (Омск, 16–17 июня 2016 г.) – М.: Институт Наследия, 2016. – С. 178–182.

2. Исторический архив Омской области. Ф. П-19. Оп. 1. Д. 17.

3. Томский технологический институт за 25 лет своего существования (22 октября 1900–1925): юбилейный сборник. – Томск: Издание Сибирского технологического института, 1928. – 269 с.

4. Государственный архив Новосибирской области (ГАНО). Ф. 5. Оп. 6. Д. 286.

5. ГАНО. Ф. 5. Оп. 2. Д. 354.

PUPILS OF SIBERIAN EDUCATIONAL ESTABLISHMENTS
IN THE REVOLUTIONARY EVENTS OF 1917

Ishchenko O. V., Doctor of Historical Sciences

Abstract. Abstract. The article is devoted to the involvement of Siberian students and pupils in the revolutionary events of 1917 and their activities represented in the memoirs and literature of the post-revolutionary period. The article concluded that a class approach was formed in the 1920–1930s and according it students were assigned to the petty-bourgeois environment. The authors of literature and memoirs believed that the student’s and studying youth received the February revolution according of its origin, but opposed the October revolution.

Keywords: Keywords: students, pupils, Siberia, revolution, the class approach.