Пермский государственный архив социально-политической истории

Основан в 1939 году
по постановлению бюро Пермского обкома ВКП(б)

Жизненные перспективы вятских революционеров до и после Октября 1917 года

В. И. Бакулин,
Вятский государственный университет (г. Киров)

Аннотация

В статье методом статистического анализа выявляются определенные тенденции формирования постреволюционной региональной советской элиты и ее дореволюционные жизненные перспективы.

Ключевые слова: социальный статус, управленческие страты, факторы роста.



Важнейшим мотивом вступления в борьбу за изменение общественного устройства является неудовлетворенность людей материальным положением, собственным социальным статусом и отсутствие реальной возможности изменить к лучшему и то и другое. В число таковых входила часть жителей Вятской губернии, активно боровшихся под большевистскими знаменами за социальные перемены в период 1917 – начала 1920-х годов. Критерием для включения в анализируемую социальную группу (более 60 человек) того или иного индивида избрано наличие необходимого минимума биографических данных, позволяющих хотя бы пунктирно обозначить его жизненный путь на протяжении рассматриваемого периода.

В статье использованы многочисленные материалы местных архивов и периодики, сведения, почерпнутые из солидного биографического справочника «Политические лидеры Вятского края», подготовленного к печати в 2009 году В. С. Жаравиным и Е. Н. Чудиновских, из кандидатских диссертаций А. С. Коробец («Становление системы управления Вятской губернией в конце 1917–1920 гг.: организационный и кадровый аспекты») и А. С. Поздняковой («Деятельность Вятского губернского революционного трибунала в 1918–1922 гг. как фактор стабилизации власти большевиков в регионе»). Принимались во внимание публикации Ю. Н. Тимкина и других кировских краеведов.

Социальная активность фигурантов выявлялась путем отслеживания упоминаний о них в прессе, в документации партийных и советских органов, фиксации исполняемых ими социальных ролей. Практически все представленные в статье персонажи вошли в управленческую систему, заняв в ней различные ступени новой иерархической лестницы (рассмотрены уровни города и городского района, уезда, губернии). Преобладающая часть таковых была представлена уроженцами Вятской губернии; кое-кто был занесен сюда ветрами революции и Гражданской войны с Урала, из «центра»... Последние в исследуемый период находились в регионе, что позволяет идентифицировать профессионально-социальный характер их личностной реализации.

Одной из трудностей такого рода идентификации выступает то обстоятельство, что на протяжении 1917–1922/23 годов большинство из фигурантов побывали в различных социальных ролях, сменили ряд должностей и профессий. В целях упрощения, систематизации материала, а также ограничения его объема, в расчет приняты лишь их наибольшие карьерные достижения в это время. По этой же причине, характеризуя определенные страты в общей массе вятских управленцев, автор не пытается учесть всех управленцев, входящих в каждую из них. Для последующего анализа предлагается следующая градация управленческих кадров:

Начнем с группы А, условно именуемой «первыми лицами» в региональной иерархии. Речь идет о руководителях Губернского комитета большевистской партии, а также о председателях Губернского исполкома Советов (далее – ГИК). В эту группу входили: Акулов И. А., Вейцер И. Я., Костерин П. Ф., Попов М. М. – в качестве руководителей губернской организации большевистской партии, а также Родигин И. Ф., Попов И. В., Попов С. К., возглавлявшие ГИК. В отдельных случаях партийная и советская должности здесь совмещались в одном лице (пример – Вейцер). К ним примыкали: председатель существовавшего в первой половине 1918 года губернского правительства (губСНК) Малыгин С. И.; возглавлявший губернский совнархоз (губСНХ) Коковихин М. Н.; руководитель регионального управления ГПУ Ремишевский А. И.; председатель губСовета профсоюзов Маркович М. М.; секретари губернской комсомольской организации Исаченко И. Ф. и Кощеев П. К.; губернские военные комиссары Винтерштейн Ф. К. и Симонов П. Я.; руководители региональной Рабоче-Крестьянской инспекции Волков И. Г., губернского суда – Карманов Д. И., губернского Ревтрибунала – Фарафонов И. А. и губернской милиции – Ситников С. Р. Всего 19 человек.

В группу Б включены руководители подразделений (отделов, подотделов) ГИК и губСНХ – Бабинцев И. И., Веселков Н. С., Зыков А. А., Злобин А. Н., Кувалдин А. Т., Новоселов А. И., Трапезников А. П., Трубинский А. С., Фалалеев П. Г., Целищев А. С., сотрудник коммунального отдела губисполкома Кувалдин М. Т., члены и секретари губкома РКП(б), руководители его подразделений Алыпов С. А., Барышников С. П., Бульканов П. И., Зыков М. А., Панфилов В. Н., заведовавший Губернской совпартшколой Порошин С. Н. и начальник губполитпросвета Заровнядный Н. А., Губернский продкомиссар Докшин И. И. и председатель Губернской контрольной комиссии Агалаков Н. Г., заведующий Губотделом юстиции Злобин И. П. Всего 21 человек.

Группа В объединяет руководителей исполкома Вятского городского Совета Лалетина В. И. и Лопатина Г. М., заведующих отдельными подразделениями этого органа Коновалова А. Ф., Капустина П. П., Левина А. А., городского комиссара по социальному обеспечению Кошкина А. Д. и заместителя продкомиссара Бульканова И. И., партийных и советских руководителей городских районов Быкова П. С., Гайдуковича В. П., Глушкова А. И., Шахматова Д. С. Всего 11 человек.

Наконец, в группу Г входят ответственные секретари уездных комитетов большевистской партии Дубов К. А., Загоскин П. Г., Луппов А. П., Пересторонин Ф. К., Яговкин Т. Е., председатели уездных исполкомов Советов Дерищев И. И. и Мышкин А. И., уездный военком Агапитов И. М., заведующие уездным земуправлением (Вылегжанин М. В.), районным отделом народного образования (Зорин М. И.) и отделом уездного партийного комитета (Помаскин И. Е.), начальник уездной милиции Попов В. М. Всего 12 человек.

В контексте изучаемой темы представляется плодотворным сопоставление названных групп по ряду параметров, а именно: возрасту, партийному стажу, уровню образования, принадлежности к определенным категориям населения при рождении, а также по их социальному статусу (роду занятий) в предреволюционные годы. По средневозрастному параметру первые три группы почти идентичны: А – 24,4 года, Б – 25,5, В – 25,9 года. В большую сторону отличаются уездные деятели – в среднем 29,4 года. По индексу образования группы А и Б (управленцы губернского уровня) заметно отличались в лучшую сторону от управленцев Вятки и уездных кадров. У первых была относительно велика для тех лет доля работников с высшим и средним (полным и неполным) образованием – 38,8% и 40% против 18,2% в группе В и 16,7% в группе Г. В двух последних подавляющее большинство составляли люди либо получившие начальное (полное или частичное) образование, либо самоучки, либо просто малограмотные (довольно часто употреблявшие в своих анкетах термин «низшее образование»).

Уровень образования коррелировался с дореволюционным социальным статусом его обладателя. Из 11 членов группы В 9 человек (81,8%) пришли в революцию из рабочей среды, один был крестьянином и один (Капустин П. П.) – недоучившимся студентом-реалистом. В группе Г ситуация была не столь однозначной: более половины ее членов – 6 человек (54,5%) были рабочими, 1 – крестьянин, 2 человека – служащие (18,2%) и двое – из категории прочих (студент и военнослужащий). В двух первых группах доля рабочих опускалась примерно до 40%, а служащих поднималась до 27,8% (группа А) и 47% (группа Б).

Парадоксальная ситуация сложилась в группе уездных работников: в сельской по сути местности лишь один управленец из 11 по социальному статусу был бывшим крестьянином, 9 человек пришли из городских категорий населения, что можно оценить как административное подчинение деревни городу. Однако при обращении к их происхождению выясняется, что 9 из 10 (по одному нет данных) родились в крестьянских семьях. Дореволюционное движение крестьян из деревни в города (в рабочие, в служащие, изредка – на учебу) после Октября обернулось обратной волной. Но эта миграция не была простым возвращением «к истокам», поскольку сочеталась с движением во власть представителей бывших народных «низов» дореволюционной России.

Качественная характеристика процесса «хождения во власть», наряду с самим революционным переворотом, задавалась рядом факторов. Из сказанного выше вытекает, что решающую роль играл предреволюционный социальный статус того или иного фигуранта. На этапе становления новой власти выходцы из рабочего класса (50,9% из 57 человек общего списочного состава, по которым имеются необходимые данные) занимали в ней доминирующее положение, явно непропорциональное по отношению к доле промышленного пролетариата в составе преимущественно аграрного (уровень урбанизации региона в 1913 г. – 3,5%) населения губернии.

Вместе с тем, как уже было отмечено, большинство этих рабочих имели крестьянские корни – 31 из 56 человек общесписочного состава (у 7 из 63 данная позиция не отражена в задействованных источниках), или 55,3% родились в крестьянской семье. Новая власть оказалась поистине рабоче-крестьянской. Выходцы из слоев мещанства, служащих, интеллигенции (из списка в 57 человек – 26,3% плюс 15,8% условно называемых «прочими») были слабее представлены в органах управления, однако и им дорога туда закрыта не была. При малочисленности этой категории в составе населения региона процент их представительства в органах власти был солидным. Особенно на губернском уровне (группы А и Б), что позволяло формировать относительно образованное (в понятиях тех лет) управленческое ядро.

В группе В более низкий образовательный уровень отчасти компенсировался повышенной революционной активностью (6 из 11 фигурантов – П. С. Быков, В. П. Гайдукович, А. Ф. Коновалов, П. П. Капустин, В. И. Лалетин, И. И. Бульканов – являлись членами отряда Красной гвардии, сыгравшего важную роль в установлении в Вятке Советской власти на рубеже 1917–1918 гг.), а в группе Г – более высоким, чем в прочих группах, средним возрастом и, соответственно, более зрелым жизненным опытом.

В группе Г красногвардейцы не отмечены вовсе, в группе Б их было трое (П. Г. Фалалеев и братья А. Т. и М. Т. Кувалдины), в группе А – один (Иван Попов, хотя в последнем случае не исключается простое совпадение фамилии данного фигуранта с фамилией и именем одного из лидеров местных коммунистов И. В. Попова). Что же касается красногвардейцев из группы Б, то их роль в управленческой иерархии осталась очень скромной: А. Т. Кувалдин не поднялся выше заведующего подотделом ГИКа и начальника обоза при коммунхозе; М. Т. Кувалдин оставался рядовым работником коммунального отдела Губисполкома, пока не попал под следствие по обвинению в растрате казенных денег; П. Г. Фалалеев заведовал отнюдь не ключевым пожарно-страховым отделом Губисполкома, а в марте 1922 года ему, в числе некоторых других «выдвиженцев»-железнодорожников, было предложено вернуться на прежнее рабочее место, чему он яростно воспротивился. В группе Б определенно уровень образования и управленческие таланты играли более значимую роль, нежели социальное происхождение и революционные заслуги, хотя и то и другое, по возможности, принималось во внимание.

На постоктябрьском карьерном росте сказывался и партийный стаж. Обычно в те годы высоко ценились кадры, ставшие большевиками еще в дореволюционные годы. Таковых насчитывается в общесписочном составе (из 58 фигурантов) 12 человек, из них 9 – управленцы общегубернского уровня. Вятская партийная организация (и городская, и общегубернская) до Февральской революции находилась, в лучшем случае, в зачаточном состоянии, и потому здесь партийный стаж с 1917 года считался тоже достаточно почетным. Имевших его во всех четырех группах было 19 человек, из коих 13 – в группах А и Б. Остальные (30 человек, или 49,2%) вступили в партию в 1918 и 1919 годах. Впрочем, ни один из факторов (возраст, образование, партийный стаж, социальные статус и происхождение) при принятии кадровых решений не абсолютизировались. Губернским военным комиссаром довольно долго был австрийский подданный дворянин Ф. К. Винтерштейн; запоздалое (в 1918 г.) вступление в РКП(б) не помешало П. Ф. Костерину занять пост ответственного секретаря Губернского комитета партии, как и юному П. П. Капустину в 19 лет стать организатором и руководителем губЧК.

Октябрьская революция радикальным образом изменила жизнь людей, пришедших в ходе ее в органы власти и управления региона, создала невиданные ранее возможности для их личностной самореализации. Подавляющее большинство вошедших в список фигурантов либо не имели шансов в дореволюционной России ощутимым образом изменить свою жизнь к лучшему, либо шансы эти были ничтожно малы. В наибольшей степени это касается категории людей физического труда, в первую очередь – рабочих. Показателен и в то же время типичен образ жизни братьев Алексея и Михаила Кувалдиных.

Алексей Тимофеевич определял свое социальное происхождение как «рабоче-мещанское», а материальное положение семьи – как бедственное. С 1907 года, – писал он позднее, – в возрасте 10 лет «я был вынужден искать для себя средства». Начинал с работы на владельца фабрики пчеловодных принадлежностей. Со временем «был изгнан из фабрики на улицу, не имея совершенно никакой оседлости у своих родителей, а также средств к существованию… был вынужден 14-летним мальчиком со своими малолетними братьями [двумя из пяти], при помощи посторонних лиц, уехать в Петроград, где я поступил подмастерьем на Сан-Галинский завод…», имея младших братьев на иждивении [1; Д. 486. Л. 3, 6]. В столице уже третий год находился старший брат Алексея Михаил Кувалдин, также оставивший за спиной похожее начало жизненного пути. Фрагмент из биографии последнего: «Родился в 1894 году в г. Вятке, в семье рабочего-слесаря. До 1904 года [т. е. до десяти лет отроду] учился в церковно-приходской школе. После чего, по причине смерти матери, мне пришлось бросить учебу и идти работать к частному мастеру, для того, чтобы быть сытым. Проработав до 1908 г. в разных частных мастерских, подался в Питер: там можно было повысить квалификацию и заработок, «а также дать помощь своим почти беспризорным братьям» [1. Д. 487. Л. 5]. Все пять братьев Кувалдиных оказались вовлеченными в революционное движение, что Алексей объяснял тем жалким, мещанским образом жизни, на который были обречены рабочие и Вятки, и Петербурга/Петрограда [1. Д. 486. Л. 6].

С 12 лет начинали свою трудовую деятельность будущий начальник советской милиции Вятской губернии С. Р. Ситников и будущий председатель Котельничского уездного комитета РКП(б) М. В. Вылегжанин; с 13 лет – «дедушка» местных революционеров И. И. Деришев; с 15 лет – А. И. Мышкин, возглавлявший в послеоктябрьский период партийные организации четырех уездов губернии, и т. д. Несколько выше шансы «устроиться» в жизни старой России имели лишь те 19 человек, кому удалось приобщиться к среднему, тем более высшему образованию. Однако и здесь не все было однозначно. Во-первых, не всем удалось окончить соответствующие учебные заведения; во-вторых, среди пяти деятелей из анализируемого общего списка (С. П. Барышников, И. Я. Вейцер, И. В. Попов, Ф. К. Винтерштейн и Трапезников), имевших полное или неполное высшее образование, трое первых были внутренне ориентированы на борьбу с существующим, несправедливым, по их мнению, общественно-государственным порядком, а не на приспособление к нему. В любом случае, лишь считанные единицы из названных выше 63 вятских фигурантов имели шанс более или менее успешно вписаться в старую систему, что, впрочем, не исключало наличие душевного дискомфорта даже у этих «счастливчиков».

Источник:

1. Государственный архив социально-политической истории Кировской области (ГАСПИКО). Ф. П-1. Оп. 10.