Пермский государственный архив социально-политической истории

Основан в 1939 году
по постановлению бюро Пермского обкома ВКП(б)

Абсурдное в революции 1917 года

А. В. Бушмаков,
Канд. ист. наук, доцент кафедры культурологии
и философии ПГИК

События, разворачивавшиеся в России с февраля – марта 1917 года, почти сразу были осмыслены и отражены в печати как долгожданная революция, освободившая население империи от тиранической власти. Новые смыслы были закреплены новыми словами, символами и ритуалами. В начале каждого большого собрания теперь полагалось поминать героев, павших в борьбе с царизмом, и приветствовать вождей революции. Бывшие подданные императора превратились в свободных граждан, губернаторы и исправники были заменены на комиссаров, полиция была распущена и вместо нее возникла милиция и т. д.

Различные социокультурные группы в городе и селе с разной скоростью и успешностью осваивали, и к лету 1917 года, на наш взгляд, в целом, усвоили новый революционный дискурс. Этому способствовали активная политическая пропаганда, общая высокая политизированность российского общества весны – лета 1917 года. Новые практики – политическая агитация, участие в разного рода собраниях, митингах и т. д. – способствовали тому, чтобы социально и экономически активная часть населения, прежде всего горожане, сделали новые смыслы частью своего жизненного мира.

В то же время ситуация 1917 года – это разрыв повседневности, когда система смыслов, связанная с прежним существованием в социальной реальности старого режима, оказалась разорвана и заполнялась новыми смыслами. Важно отметить, что принятие и освоение новых смыслов происходило далеко не сразу, и для разных групп населения протекало с разной скоростью и успехом.

Вместе с этим мы можем говорить о достаточно высокой степени модернизированности культуры значительной части горожан, приводящей к тому, что их здравый смысл и представления о мире предполагали достаточно автономную от власти и печатного дискурса позицию и точку зрения на события. Естественная установка обывателя, интеллигента, рабочего, солдата в условиях, когда привычные смыслы оказались неадекватны новым реалиям, очевидно, могла претерпевать самые причудливые изменения.

В то же время часть общества, в силу разных обстоятельств, продолжала существовать в рамках освоенного жизненного мира, осмысливая происходящее и действуя в соответствии с его категориями. Можно предположить, что революция привела к еще большей неоднородности жизненных миров у разных социальных групп и группочек населения страны, существовавших в рамках одного хронотопа и обреченных в силу этого на взаимодействия с носителями другого наличного знания, эталонных образцов и систем релевантности.

Таким образом, в 1917 году очень часто возникают ситуации, когда события, практики и институты, имеющие для одних «свободных граждан» высокий или важный смысл, другими воспринимаются как игра, нелепица или издевательство. В документах и мемуарах, освещающих события 1917 года, современники почти не используют слово «абсурд». Участники событий нередко оперируют словами «хаос» или «бедлам», на наш взгляд вполне близкими по значению – бессмыслица, отсутствие нормального понятного порядка с выраженной негативной коннотацией.

Поскольку рефлексия современников по поводу абсурдности происходящего обычно не приводится в источнике в явном виде, исследователю приходится брать на себя смелость самостоятельно определять ситуацию как абсурдную. Приведем несколько документов с примерами подобных абсурдных ситуаций лета – осени 1917 года на материале Пермской губернии.

Многочисленные примеры событий, которые не укладываются в привычную логику оказавшихся у власти образованных людей, можно обнаружить в архивном фонде губернского комиссара Временного правительства. Обозначив их словом «беспорядки», власти зачастую испытывали явные затруднения, связанные не столько с принятием административных решений, сколько вообще с пониманием ситуации – об этом свидетельствуют резолюции на документах.

Примером может служить рапорт почтового чиновника 6-го разряда Лебедевой начальнику Пермского почтово-телеграфного отделения от 20 июня 1917 года о происшедшем 19 июня с. г. в селе Путино: «В 3 дня к почтовому отделению подошло несколько солдат (был базарный день) один из них сбил вывеску: «Государственная сберегательная касса» и закричал: «Что за государственная? Разве у нас государь? Начальник отделения Лебедев, находившийся в то время на территории дома, пытался объяснить ему, что мы изгнали государя, но государство осталось, т. к. государство – это весь народ, а государственная касса – народная касса. На эти слова Лебедева солдат закричал: «А ты за старое стоишь?! Это не государственная касса, а наша, мы хозяева!» К нему присоединились еще несколько человек и стали кричать, что тут скрываются приверженцы старого строя. Из толпы тоже послышались угрожающие возгласы. Лебедев, видя, что солдаты пьяны, и боясь за последствия выкриков, ушел в отделение приготовить револьвер. Услышав на крыльце шум, он крикнул мне, Лебедевой, запереть дверь в отделение и во двор дома и остаться с детьми в квартире, а сам ушел за милицией (сторож был отпущен на обед). На крыльце к Лебедеву подступили пьяные с угрозами убить. Лебедев сказал им, что будет защищаться, и, показав револьвер, опять вложил его в карман и направился в волостное правление, где надеялся найти милицию (на улице ее не оказалось). Зайдя в волостное пр[авление] и не найдя там милиции, Лебедев, увидев, что сопротивляться бесполезно, отдал револьвер. Увидев его обезоруженным, два или три солдата набросились и начали бить, бросили на пол и топтали ногами. Когда парализованная зрелищем полупьяная толпа очнулась, Лебедев уже потерял сознание. Несколько человек из толпы бросились, отняли и принесли его домой. Тогда только явившийся милиционер отобрал у буянов револьвер, а на его намерение составить протокол и задержать их, ему пригрозили убить его, после чего он скрылся, а виновные продолжали «гулянье» по улице с гармонией и пьяными песнями. Дома Лебедев пришел в сознание. Он сильно избит, болен, но оправляется, т. к. сильных увечий и переломов не получилось. Должность начальника и занятия в отделении, впредь до вашего распоряжения, веду я, Лебедева».

Показательно здесь не только как «свободные граждане» новой демократической России по-разному понимают свою свободу, но и какие разные смыслы вкладываются в одни и те же слова. Абсурдна с точки зрения привычного жизненного мира также ситуация, когда вмешательство милиционера не восстанавливает порядок, а приводит к новому витку беспорядков. В ноябре 1917 года в Перми подобная абсурдная ситуация будет еще очевиднее – там сами милиционеры будут напиваться и участвовать в разграблении магазинов, а потом, проводя расследование погрома, арестовывать невиновных и избивать их (сами будучи пьяными), призывая признаться в участии в погроме.

Ставшая властью интеллигенция летом 1917 года пыталась осуществить так долго обсуждавшийся проект реформирования народной жизни на началах свободы, демократии и рациональной организации экономической жизни. Растущее сопротивление и непонимание со стороны «народа», т. е. крестьянских масс, вызывало удивление и шок у образованных людей, считавших, что они делают всё возможное для «народного блага».

Показательна телефонограмма начальника Рождественской милиции 1-го участка Потапова Пермскому губернскому комиссару Временного правительства об антиправительственном выступлении крестьян села Кочебахтинского от 15 августа 1917 года: «Прибыв 15 сего августа с 4-мя солдатами и милиционерами и начальником 2 уч[астка] в с. Кочебахтинском, где гражданка Татьяна Васильевна Коковина по вызову явиться в пожарный сарай отказались, в дом вооруженных солдат не впускает, запершись кругом, муж же ее, Егор Еремеевич Коковин, также не впускает в дом и кричит, что долой правительство, оно только распускает воров. Приведенная и арестованная Мартемьяна Васильевна Ревхдина заявила, что новое правительство не нужно, а нужно нам царя, т. к. при царе были порядки и не было воров. Положение наше критическое. Что прикажете делать? Мужики Коковину не выдают. Прошу Вас выехать или дать распоряжение, как поступить с Коковиной. Применить оружие в деле нет возможности без Вашего разрешения».

Речь в телеграмме об открытом сопротивлении сельскохозяйственной переписи, проводимой по инициативе Временного правительства. Ситуация с точки зрения интеллигента довольно дикая: народ бунтует против Временного революционного правительства, состоящего уже к этому времени из социалистов, защищающих народные интересы, и требует вернуть царя, старый порядок – времена народного горя и несвободы.

Ценность свободы, которая считалась главным достижением революции, оказалась почти сразу поставленной под сомнение в ситуациях, подобной той, что описана ниже. В рапорте Чердынского уездного комиссара Временного правительства Пермскому губернскому комиссару от 11 июня 1917 года описывается запутанная история с арестом и освобождением священника с. Гайны Ипполита Фофанова:

«Вследствие предложения от 30 мая минувшего года за № 6231 доношу, что в с. Гайны был подвергнут домашнему аресту священник Ипполит Фофанов (а не Русланов), причем из собранных мною лично на месте сведений, а также и из протокола бывшего старшего милиционера Алина усматривается, что означенный арест был применен исключительно с целью охраны Фофанова от населения, крайне возбужденного выступлениями названного священника, человека в высшей степени нервного, распространявшего явно необоснованные сведения о взятии Риги, Петрограда, о восстановлении старого правительства и т. д. Тем не менее, получив от милиционера Алина сообщение об аресте священника Фофанова, я распорядился о немедленном его освобождении и, пользуясь присутствием в Чердыни Соликамского Преосвященного, исхлопотал ему, Фофанову, отпуск для поездки в Пермь по личным делам. В настоящее время о[тец] Фофанов выехал из Гайн вместе с семейством и имуществом.

Все действия старшего милиционера Алина, как по этому делу, так и по иным в волости, были направлены исключительно к поддержанию порядка и спокойствия среди населения. К сожалению, г. Алин в настоящее время от должности старшего милиционера отказался» [1].

Арест с целью обеспечения безопасности арестовываемого – эта практика уже опробованная. Например, в Перми в начале мая в тюрьме оказался один из членов правления Потребительского общества железнодорожных служащих, которого обвиняли в порче партии мяса, находившегося на складах Общества. Члены правления обратились к губернскому комиссару с просьбой посадить его в тюрьму, хотя обстоятельства дела не были ясны и вина не установлена, потому что опасались расправы со стороны оставшихся без мяса железнодорожников. Тюрьма для некоторых граждан в 1917 году была самым безопасным местом.

Не менее странно с точки зрения привычной логики ученых-обществоведов ХХ века вела себя буржуазия Пермской губернии в условиях разворачивающейся «буржуазно-демократической революции». Характерный пример вполне абсурдной ситуации содержит рапорт Шадринского уездного комиссара Временного правительства Пермскому губернскому комиссару по делу о реквизиции товара И. В. Смирнова от 9 июня 1917 года:

Поведение Смирнова представляется вполне абсурдным – в погоне за сверхприбылями он отказался повысить жалованье служащим хотя бы до минимально приемлемого уровня. 20 рублей в месяц – это мало даже в 1914 году. Для 1917 года это очень мало. Сэкономив несколько сотен рублей, он в итоге потерял весь свой сверхприбыльный бизнес. Примеров подобного нерационального поведения деловых людей в этот период можно найти еще немало. Что уж говорить о рабочих!

В современной исторической науке сохраняется закрепившийся еще в XIX веке принцип, требующий от ученого рационально объяснить происходившее – выявить причинно-следственные связи, показать логику в действиях людей и социальных групп. Слабость такого традиционного подхода заключается в искусственной рационализации событий, которая совсем не обязательно имела место быть в реальности. Они могли быть абсурдны, а мотивы поведения их участников – иррациональны.

Примечания:

↩1. Характерный момент – отказ должностного лица выполнять свои обязанности. Новой власти было непросто находить кандидатов на ответственные должности – серьезные и авторитетные люди в 1917 году часто избегали участия во властных институтах.

↩2. Здесь и далее в документе опущены сведения о передаче дела Смирнова на рассмотрение продовольственного комитета, о финансовой проверке Смирнова, передаче заявления служащих Смирнова о бедственном положении в продовольственную управу, об основаниях реквизиции товара у Смирнова (вследствие спекуляции, сокрытия товара и повышения цен), о приостановке реквизиции до решения Губернского продовольственного комитета, выдаче удостоверения Смирнову о временной приостановке реквизиции товара, об обстоятельствах взлома замков…

↩3. По Постановлению Пермской губернской продовольственной управы от 17 июня 1917 г. (см.: ГАПК. Ф. 167. Оп. 1. Д. 34. Л. 36) весь мануфактурный товар торговца Смирнова был реквизирован и передан для распределения уездной продовольственной управе. Сам И. М. Смирнов был привлечен к уголовной ответственности. За реквизированный у него товар было решено рассчитаться по твердым, установленным уездной продовольственной управой, ценам.