Убийство Великого Князя Михаила Александровича и общественное сознание

С. В. Неганов,

директор Пермского государственного архива

социально-политической истории

Общественное сознание обладает рядом свойств, определяющих его качественную структуру. Одним из этих свойств является персонификация социальных образцов в ретроспективе исторической памяти. Иными словами в памяти народа остаются образы только тех людей, чьи деяния и достижения могут быть образцом для подражания или примером поведения недопустимого, то есть герои или злодеи.

Общество помнит об исторических трагедиях, но безропотных жертв, отдавая дань скорби, в то же время не персонифицирует. Например, когда мы говорим об ужасах фашистских концлагерей, мы вспоминаем таких людей, как Александр Печерский, возглавивший восстание в лагере Собибор.

Именно примеры мужества, самоотверженности и отваги запечатлеваются в образах конкретных людей, если мы имеем в виду позитивный контекст.

Какими же предстают в общественном сознании образы погибших в ночь с 12 на 13 июня 1918 г. в Перми Великого Князя Михаила Александровича и Николая Николаевича Жонсона? Общественное сознание совершенно точно не воспринимает их сегодня злодеями, но – жертвы они или герои?

Попробуем обратиться к главной правде – к правде документов. Проведем что-то вроде перекрестного допроса убийц. В своих воспоминаниях убийцы Великого Князя Михаила Александровича и Николая Николаевича Жонсона не считали нужным что-то скрывать, они гордились тем, что сделали, считали себя героями и поэтому были в отношении своих жертв достаточно объективны. Вот что рассказывают они в своих воспоминаниях.

Из воспоминаний А. В. Трофимова, члена Коллегии Пермской губернской ЧК, одного из организаторов убийства Великого Князя Михаила Александровича: «К ним вышел Джонсон. Предъявив мандат ему, они потребовали, чтобы Михаил немедленно собрался. Джонсон хотел позвонить в ЧК, но ему этого не разрешили, тогда он заявил, что едет вместе с Михаилом…».

Из воспоминаний Н. В. Жужгова, помощника начальника Мотовилихинской милиции, одного из участников убийства Великого Князя Михаила Александровича: «Я вытащил браунинг и сказал: “Вы сидите, не с места, иначе я вас здесь пристреляю на месте. А Романов должен идти со мной”. И взял его за загривок и тогда Романов сказал, что “я пойду” и после чего и сказал и его Женосон: “Я тоже пойду с ним”».

Из воспоминаний И. Ф. Колпащикова, добровольца Мотовилихинской боевой партийной дружины, одного из участников убийства Великого Князя Михаила Александровича: «Когда я и Марков при- шли наверх в комнату Романова, я увидел, что его одевают, и один из его близких стал проситься вместе с Романовым, говоря, что он его никогда не оставит одного, как самый близкий друг. Впоследствии оказался неизвестный по фамилии Джонсон. Мы же со своей стороны поняли, что иначе нет выхода, согласились, чтобы Джонсон сопровождал Романова».

Из воспоминаний В. А. Иванченко, начальника Пермской милиции, одного из участников убийства Великого Князя Михаила Александровича: «Когда все было готово, часов в 10 вечера на двух лошадях самолутших, в крытых фоитонах мы подъехали к подъезду Королевских номеров. С мандатами Жужгов, Марков, Колпащиков пошли в номера. Я стал около лошадей ждать, когда выйдут. Сделалось уже темненько, накрапывал мелкий дождик. <…> Как вдруг выбегает Жужгов и говорит: “не ладится, скандал поднимается”. <…> Жужгов снова убежал в номер и вскоре выводят Романова, и за ним идет, никак не хочет отстать его секретарь Жельсон.

Когда я садил к себе Романова в файтон, сумел быстро его успокоить, да и он увидал меня – сразу успокоился. Потому что видит как начальника своего – у меня же отмечался. А Жельсон так и не отстал. Его посадил Марков в свой файтон».

Из воспоминаний Г. И. Мясникова, заместителя председателя Коллегии Пермской губернской ЧК, одного из организаторов убийства Великого Князя Михаила Александровича: «Марков передает: ехать отказывается, хочет говорить по телефону. Жужгов спрашивает, что делать./p>

– Говорить не давать. Брать силой. Передай Маркову, пусть идет на помощь. Ты, Колпащиков, вместо Маркова. Иванченко, ходи с козел, встань на место Колпащикова.

Колпащиков передает: Жужгов говорит, если не пойдете, то мы применим оружие. Жужгов и Марков вынули браунинги.

Джонсон что-то сказал по-английски, а затем говорит по-русски: “Я еду вместе с Михаилом Александровичем”.

Жужгов отвечает: “Сейчас вас взять не можем. После, вместе со всеми остальными и с вещами приедете к месту назначения”.

Джонсон настаивает.

<…> Мне передают и спрашивают, как быть.

– Спускайте обоих, скорей.

Ведут. Отхожу от крыльца. Говорю:

– На переднюю Колпащиков на козлы, Жужгов с Михаилом. На задней – Марков на козлы, Иванченко с Джонсоном. <…>

Джонсон мне испортил дело, занял мое место, и я поневоле остался».

Намеренно приводим выдержки из всех известных нам воспоминаний участников убийства, поскольку, пересекаясь и дополняя друг друга, они дают достаточно ясное представление о событиях того вечера. Из воспоминаний совершенно очевидно, что убийцы не пред- полагали убивать Николая Николаевича Жонсона. Они хотели увезти из Королевских номеров только Великого Князя Михаила Александровича, и только упорство Николая Николаевича заставило их обречь на смерть двух человек вместо одного.

Из воспоминаний так же явствует, что Николай Николаевич Жонсон в тот вечер сделал все, что мог для спасения Великого Князя Михаила Александровича: он пытался звонить в ЧК, он тянул время до того, что убийцы, не выдержав, вынули оружие и потребовали у Великого Князя выходить под угрозой направленных на него пистолетов. И, наконец, Николай Николаевич принял, наверное, главное решение в своей жизни: он отказался оставлять Великого Князя Михаила Александровича одного. Понимал ли Николай Николаевич, что вместе с Великим Князем отправляется в последний путь? Вероятно, да. Он был взрослым человеком, военнослужащим и не мог недооценивать опасность сложившейся ситуации, связанной с ночным визитом вооруженных людей с подозрительными документами и подозрительно ведущих себя. Однако он сделал свой выбор. Как русский офицер он остался верен своему долгу до конца, защищая человека, который в тот момент олицетворял собой страну, которой присягал Николай Николаевич Жонсон. Иностранное звучание фамилии вряд ли умаляет подвиг русского офицера, оставшегося верным Родине и долгу.

В патриотической истории царствующей Династии Романовых важное место занимает история спасения первого Царя из этой династии – Михаила Федоровича или Михаила I, русским крестьянином Иваном Сусаниным. Надо отметить, что когда Иван Сусанин отдал свою жизнь за Царя, Династия Романовых сделала только первый шаг на пути своего трехсотлетнего царствования. И русский офицер Николай Жонсон, отдавая свою жизнь за последнего легитимного восприемника престола Российской Империи из Императорского Дома Романовых, вряд ли думал о его политических перспективах, о том, примет ли он верховную власть и останется ли в истории Императором Михаилом II. Он просто выполнял свой долг, как не единожды поступали, делая выбор между жизнью и смертью, русские люди.

И надо отдать должное, в последние минуты своей жизни Великий Князь Михаил Александрович вел себя достойно человека, с которым отправился в последний путь и который отдал за него свою жизнь.

Вот как об этом пишет один из убийц – А. В. Марков, комиссар по национализации и управлению культурно-просветительными учреждениями г. Перми: «…Таким образом проехали керосиновый склад (бывш[ий]. Нобеля), что около 6 верст от Мотовилихи. По дороге никто не попадал; отъехавши еще с версту от керосинового склада, круто повернули по дороге в лес направо. Отъехавши сажен 100–120. Жужгов кричит: “Приехали, вылезай!” Я быстро выскочил и потребовал, чтобы и мой седок [Н. Н. Жонсон] то же самое сделал. И только он стал выходить из фаэтона, я выстрелил ему в висок, он, качаясь, пал. Колпащиков тоже выстрелил, но у него застрял патрон браунинга. Жужгов в это время проделал то же самое, но ранил только Михаила Романова. Романов с растопыренными руками побежал по направлению ко мне, прося проститься с секретарем. В это время у т. Жужгова застрял барабан нагана (не повернулся вследствие удлинения пули от первого выстрела, т. к. пули у него были самодельные). Мне пришлось на довольно близком расстоянии (около саж[ени]) сделать второй выстрел в голову М. Романову, отчего он свалился тотчас же».

В последние секунды своей жизни Великий Князь Михаил Александрович не о пощаде просил у убийц, он просил о возможности проститься с другом и преданным соратником, и это достойный поступок для человека и для Российского Государя.