Пермский государственный архив социально-политической истории

Основан в 1939 году
по постановлению бюро Пермского обкома ВКП(б)

Пермская Голгофа Великого Князя Михаила Александровича и возможность обретения его останков


Ю. А. Жук,

доктор юридических наук,

президент Фонда Памяти Новомучеников

Императорского Дома Романовых, г. Москва


До настоящего времени не утихают споры относительно истинного места захоронения Великого Князя Михаила Александровича и его верного друга Н.  Н.  Жонсона. Новый всплеск интереса к этой теме возник в связи с проходившей в Перми Международной научно-практической конференцией «Пермская ссылка Великого Князя Михаила Александровича и его убийство в ночь с 12 на 13 июня 1918 г.».

По большей части эти споры носят чисто теоретический характер. Однако, помимо таковых, все же имеет место и некая практика проведения изыскательских работ на местности, проводимая участниками Фонда «Поиск» (США), возглавляемого г-ном П. А. Сарандинаки. (П. А. Сарандинаки – американец русского происхождения, на протяжении многих лет активно занимающийся поисками останков членов Российского Императорского Дома и, в частности, Великого Князя Михаила Александровича и Н. Н. Жонсона, убитых в пригороде Перми в 1918 г.)

Но об этом позднее. А сейчас попробуем разобраться с сутью проблемы с самого на- чала. Как известно, Великий Князь Михаил Александрович был выслан в Пермь вместе со своим секретарем Н. Н. Жонсоном, а также делопроизводителем Гатчинского дворца А. М. Власовым и бывшим начальником Гатчинского железнодорожного жандармского управления полковником П.  Л.  Знамеровским на основании Декрета С.Н.К. Р.С.Ф.С.Р. от 9 марта 1918 г.

Прибыв в Пермь, все они, на основании Постановления Пермского губисполкома за № 43 от 17 марта 1918 г., поначалу были помещены в одиночные тюремные камеры Пермской губернской тюрьмы, а Великий Князь Михаил Александрович – в ее амбулаторный корпус.

Однако уже довольно скоро все они были оттуда освобождены на основании телеграммы Управляющего делами С.Н.К. Р.С.Ф.С.Р. В. Д. Бонч-Бруевича, пояснявшей, что «Михаил Романов и Джонсон имеют право жить на свободе под надзором местной Советской власти».

Возникает вопрос: почему Михаил Александрович обратился именно к В. Д. Бонч-Бруевичу, а не напрямую, скажем, к В. И. Ульянову (Ленину)? Да потому, что еще в ноябре 1917 г. Великий Князь явился в Смольный, где имел беседу с В. Д. Бонч-Бруевичем, в ходе которой просил узаконить его положение при новой власти. На основании чего получил из его рук оформленное на бланке С.Н.К. Р.С.Ф.С.Р. разрешение «о свободном проживании», но уже не как члена бывшего Российского Императорского Дома, а как рядового гражданина Республики Советов.

После этого все перечисленные арестанты, наконец-то, получили долгожданную свободу, расселившись поначалу в гостинице бывшего Благородного собрания «Эрмитаж», а затем на частных квартирах и в «Центральной гостинице».

Об этом периоде жизни Великого Князя и всех остальных лиц оставил свои воспоминания бывший красногвардеец М. Ф. Потапов, который вместе со своими товарищами поначалу нес охрану всех бывших арестантов, а затем уже один, «вооруженный наганом и бомбами», сопровождал Михаила Романова во время его прогулок по улицам города. (Видимо, так местные власти понимали «жизнь под надзором»!) Однако, скорее всего, штабу Красной гвардии Перми вскоре надоела такая опека, и Августейший узник остался предоставленным самому себе.

Используя свое «право свободного проживания», Великий Князь часто появлялся на публике, посещая театры, магазины и прочие людные места, постоянно собирая вокруг себя толпы восторженных обывателей. А еще Михаил Александрович часто совершал загородные прогулки по окрестностям города и даже не единожды пересекал Каму на моторной лодке, осуществляя пешие прогулки в районе полигона Пермского пушечного завода, а также поселений в Нижней и Верхней Курье.

За довольно короткое время он вместе с Н. Н. Жонсоном, П. Л. Знамеровским и В. Ф. Челышевым сумел досконально изучить ближайшие пригороды Перми, что будет весьма важно для нашего последующего повествования. Бывали они и в Мотовилихе…

Принято считать, что инициатором убийства Великого Князя Михаила Александровича и его секретаря Н. Н. Джонсона/Жонсона стал авторитетный большевик Гавриил Ильич Мясников, занимавший пост Председателя исполкома Мотовилихинского Совдепа. И, в первую очередь, на основании оставленных им воспоминаний «Философия убийства, или Почему и как я убил Михаила Романова», долгое время считавшимися утраченными для историков.

И хотя Гавриил Мясников играл в деле убийства Великого Князя далеко не последнюю роль, сделать его главным злодеем было бы слишком просто, а главное – не совсем верно.

И в первую очередь из-за того, что вряд ли кто из видных пермских большевиков без согласования с центральной властью в лице первых лиц государства – В. И. Ульянова (Ленина) и Я. М. Свердлова – взял бы и просто так решил бы убить Великого Князя Михаила Александровича, а также «английского подданного» Джонсона.

И хотя Г. И. Мясников всегда отличался партизанщиной во всех своих действиях, думается, что в этом деле он вряд ли смог преступить черту. Тем более, что ответ на этот вопрос, хотя и полунамеками, дает он сам в своей «Философии убийства…»:

«…А с Михаилом? Ведь мне нельзя будет тогда его убрать. Ведь я буду в ЧК, и мой выстрел будет выстрелом местной власти, а Михаил состоит в непосредственном распоряжении центра, значит, мой выстрел будет истолкован, как выстрел советской власти. И это тем более будет вероятно, что я одновременно и член ВЦИКа».

А теперь давайте представим, как мог рассуждать на этот счет всесильный Председатель Президиума Исполкома ВЦИК Я. М. Свердлов.

Михаил Романов выслан в Пермь, где сильные большевистские организации, во главе которых стоят люди, большинство которых он хорошо знал. С одной стороны, это хорошо. Но, с другой, – никто не даст гарантии, что где-то в России не найдется группа хорошо организованных людей, которые смогут пробраться в Пермь и увезти оттуда некоронованного Императора Михаила II Александровича. Тем более, что несостоявшиеся попытки увоза Царской Семьи из Тобольска все же имели место. Но Николай II – уже давно отыгранная политическая карта. И он, находящийся до суда под арестом в Екатеринбурге, не представляет никакой серьезной угрозы. И совсем другое дело Михаил, которого вполне могут вывезти на территорию, контролируемую восставшими чехословацкими легионерами. (25 мая 1918 г. под Челябинском начался так называемый «мятеж» Отдельного чехословацкого корпуса, охвативший всю Россию от Пензы до Владивостока.) И предложат стать во главе всех антибольшевистских сил. Тем более, что, разогнав Учредительное собрание, большевики узурпировали власть, не дав, таким образом, представителям народа выразить свое волеизъявление о форме правления в новой России, колебавшейся в то время между монархией и демократией.

И что же из этого могло следовать далее? А то, что Великий Князь, хотел он этого или не хотел в глубине своей души, волею судеб вполне мог стать Императором Михаилом II Александровичем уже не только де-юре на бумаге, а де-факто, в связи с судьбоносным решением его Августейшего брата экс-Императора Николая II Александровича от 2 марта 1917 г.

В своих рассуждениях автор позволил себе немного пофантазировать, никоим образом не претендуя на подлинность происходивших событий столетней давности. И, тем не менее, логика в них, безусловно, присутствует.

Разумеется, мы, живущие сегодня, вряд ли когда-нибудь узнаем о том, давал лично В. И. Ульянов (Ленин) или Я. М. Свердлов команду на убийство Великого Князя Михаила Александровича или же нет.

Однако, памятуя ленинский стиль, как в случае с убийством Верховного правителя России адмирала А. В. Колчака, можно сделать такое предположение.

Так, 24 февраля 1920 г. В. И. Ульянов (Ленин) предложил заместителю Председателя РВСР Э. М. Склянскому послать на имя Председателя РВС 5-й армии Восточного фронта И. Н. Смирнова шифрованную телеграмму следующего содержания:

«не распространяйте никаких вестей о колчаке, не печатайте ровно ничего, а после занятия нами Иркутска пришлите строго официальную телеграмму с разъяснением, что местные власти до нашего прихода поступили так и так под влиянием угрозы Каппеля и опасности белогвардейских заговоров в Иркутске.

ЛЕНИН.

Подпись тоже шифром

1) беретесь ли сделать архинадежно?..»

Нельзя также забывать и о том, что позднее, провожая Ф. И. Голощекина в Екатеринбург, имея в виду дальнейшую судьбу Государя Императора Николая II, Я. М. Свердлов сказал: «Так и скажи, Филипп, товарищам: ВЦИК официальной санкции на расстрел не дает».

То есть, почти точь-в-точь, как в бессмертном произведении Леонида Филатова:

«Чтоб худого про царя не болтал народ зазря, Действуй строго по закону, то есть действуй втихаря…»

И, тем не менее, какой-никакой, но план все же был. И вот почему. В 1960-е гг. в Архив Пермского обкома КПСС поступили документы от старого большевика А. А. Микова, который в годы Гражданской войны работал в органах ВЧК на Урале и в Прикамье. Так вот, он пояснил, что решение об убийстве Великого Князя Михаила Александровича под видом «похищения» было принято на одной из загородных дач в Верхней Курье (брошенной хозяевами, спасавшимися от большевистского произвола) в присутствии следующих лиц:

– зам. председателя Пермского окружного чрезвычайного комите- та П. М. Малкова;
– председателя Пермского горисполкома А. Л. Борчанинова;
– члена ВЦИК и председателя исполкома Мотовилихинского Сов- депа Г. И. Мясникова;
– зам. Председателя исполкома Мотовилихинского Совдепа М. П. Туркина;
– зав. Отделом социального обеспечения А. А. Постаногова;
– председателя Пермского губернского исполкома В. А. Сорокина;
– члена ЦК РКП(б), Петроградского Совета и ВЦИК И. Т. Смилги;
– зав. Мотовилихинским Следственным отделом А.  А.  Микова, а также еще двух человек, фамилии которых он не помнит.

То есть, исходя из вышесказанного, можно сделать заключение о том, что с самого начала в подготовке, совершении и сокрытии следов замышляемого преступления участвовали, фактически, все пермские губернские силовые структуры власти того времени. Да еще в присутствии члена ВЦИК Г. И. Мясникова, который и взял на себя организацию «похищения» Михаила Романова.

Однако здесь следует сделать оговорку, так как А. А. Миков, говоря о присутствии на этом «совещании» И. Т. Смилги, явно что-то путает. Ибо И. Т. Смилга с 20 июля по 22 октября 1918 г. занимавший должность члена РВС 3-й армии Восточного фронта (преобразованной в таковую из частей Северо-Урало-Сибирского фронта), скорее всего, именно в этот промежуток времени мог быть в Перми. А до этого времени он по поручению ЦК РКП(б) принимал участие в Финской рабочей революции (декабрь 1917 г. – май 1918 г.), а с февраля 1918 г., будучи назначенным Уполномоченным Р.С.Ф.С. Р. в Финляндии, оказывал активное содействие в деле организации и сплочения сил финского пролетариата.

Постепенно в голове Г. И. Мясникова созрел план этого убийства под видом «похищения его членами подпольной офицерской организации». Для осуществления такового он подобрал хорошо знакомых ему людей из числа бывших боевиков, известных с 1905 г. своими кровавыми подвигами, а после Октябрьского переворота 1917 г. занимавших в Перми и Мотовилихе ключевые посты.

А именно:
– начальника милиции г. Перми В. А. Иванченко;
– пом. начальника милиции поселка Мотовилихинского пушечного завода Н. В. Жужгова;
– комиссара по национализации имущества буржуазии и управлению культурными учреждениями А. В. Маркова;
– члена Боевой дружины РКП(б) Мотовилихинского пушечного завода И. Ф. Колпащикова.

Правда, А.  В.  Марков в своих воспоминаниях позднее напишет, что именно он привлек И. Ф. Колпащикова к этому делу. Но это обстоятельство не столь существенно: кто, кого и каким образом…

Ровно в полночь с 12 на 13 июня 1918 г. упомянутая группа заговорщиков подъехала к номерам «Королевские» на двух крытых фаэтонах, после чего Г.  И.  Мясников, В.  А.  Иванченко и А.  В.  Марков остались внизу, а Н. В. Жужгов с И. Ф. Колпащиковым поднялись наверх.

Узнав у камердинера В. Ф. Челышева, какой из номеров занимает Великий Князь, они вошли в него, где застали его в постели. Предъявив ему фальшивый мандат Пермского окружного Чрезвычайного комитета, они предложили проследовать за ними. Михаил Александрович поначалу отказывался, ссылаясь на недомогание, но в конечном итоге был вынужден подчиниться грубой силе под угрозой оружия. Видя такой оборот дела, Н. Н. Джонсон категорически заявил незваным гостям, что ни за что на свете не оставит одного Михаила Александровича и последует вместе с ним. Это обстоятельство не- сколько меняло задуманное преступниками, так как изначально намечалось похищение только одного Великого Князя, и присутствие Джонсона никак не входило в их планы. Рассадив потенциальных жертв по фаэтонам, заговорщики тронулись в путь, а не хватившему в них места Мясникову пришлось позаимствовать бричку вместе с лошадью в находившемся по соседству Чрезкоме и вместе с чекистом В. А. Дрокиным направиться вслед за «похитителями».

До недавнего времени считалось, что, согласно предварительной договоренности, преступная группа Мясникова вместе со своими жертвами сделала кратковременную остановку во дворе Мотовилихинской милиции. (Это было сделано для того, чтобы иметь возможность укрыться на тот случай, если все же их настигнет погоня, посланная во все концы Пермским ОкрЧК и милицией после полученного из номеров сигнала тревоги о том, что «Михаил был похищен неизвестными лицами».)

Но это не совсем так. «Похитители» действительно сделали остановку, но только не во дворе здания Мотовилихинской милиции, помещавшегося в помещении старого театра, а в здании бывшего Мотовилихинского волостного правления, в котором в то время содержались лица, арестованные рабочими-красногвардейцами и сотрудниками все той же милиции.

По прошествии многих лет бывший староста чугунно-литейного цеха и член Мотовилихинской Боевой дружины РКП(б) Плешков вспоминал:

«С первых дней революции в разгроме участия не принимал, так как работал на производстве, но с первых дней вступил добровольно в милицию, которая помещалась в старом театре. Там были Зотов, Зенков и много других товарищей. Я получил оружие – наган и работал на производстве, и одновременно ходил на посты по охране. У нас было арестантское отделение в волостном управлении».

Так вот, скорее всего, именно в этот двор въехали Дрокин с Мясниковым, от которого преступная четверка, получив последние указания, была готова тронуться в путь. Однако план заговорщиков вновь подвергся некоторой корректировке. Ибо оказавшийся в этом здании начальник Мотовилихинской милиции А. И. Плешков вполне резонно предложил направиться на некотором расстоянии от основного «кортежа», опять на случай погони, чтобы своей властью начальника милиции задержать таковую. А в качестве своего кучера предложил одного из двух дежуривших в арестантской ту ночь милиционеров – И. Г. Новоселова. На том, что называется, и порешили, после чего тронулись в путь, оставив в милиции Г. И. Мясникова дожидаться их возвращения.

А тем временем экипажи двигались в следующей последовательности. В первом находился Великий Князь Михаил Александрович, рядом с которым сидел В. А. Иванченко, а за кучера – Н. В. Жужгов. Во втором, следовавшем на расстоянии ночной видимости в лунную ночь, находился Джонсон, рядом с которым находился А. В. Марков, а за возницу был И. Ф. Колпащиков. Третий же экипаж с А. И. Плешковым и И. Г. Новоселовым находился также на почтительном рас- стоянии.

Еще тогда, когда экипаж с Михаилом Александровичем отъехал от Королевских номеров, он поинтересовался у сопровождавших его лиц: с какой целью и куда его везут? На что Н. В. Жужгов ответил, что везут его на один из ближайших железнодорожных разъездов, на котором их будет ждать поезд, и где он будет передан другим лицам, которые отвезут его в Могилев. (На самом же деле, словосочетание «отправить в Могилев» или «в Могилевскую губернию» на сленге чекистов того времени означало – расстрелять или предать смерти каким-либо другим способом, так как название у них ассоциировалось с могилой.)

Переехав речку Малая Язовая, протекающую вдоль окраины Мотовилихи, все три экипажа, объехав гору Вышка-2, выехали на Соликамский тракт, по которому и двинулись вдоль линии железной дороги, проходившей параллельно с рекой Кама. А дальше начинаются, что называется, разночтения. В своих воспоминаниях, написанных в феврале 1924 г. для Уральского Истпарта, А.  В.  Марков пишет, что именно он вез Великого Князя, в дальнейшем приписывая себе и роль главного цареубийцы. «Таким образом, – вспоминал Марков, – проехали керосиновый склад (бывший Нобеля), что около 6 верст от Мотовилихи. По дороге никто не попадался; отъехав еще с версту от керосинового склада, круто повернули по дороге в лес направо».

Из воспоминаний Г. И. Мясникова «Философия…»: – Хорошо. Значит, за Малую Язовую?

Долгое время отправной точкой исследования очередности событий этого преступления считались воспоминания А. В. Маркова, хотя во многом они, мягко говоря, неточны. Получив же в свое распоряжение воспоминания Н. В. Жужгова и И. Ф. Колпащика, представ- ленная А. В. Марковым картина выглядит несколько иным образом.

Из воспоминаний А. В. Маркова: «Сначала похищенные нами вели себя спокойно и, когда приехали в Мотовилиху, стали спрашивать, куда их везут. Мы объяснили, что на поезд, что стоит на разъезде, там в особом вагоне отправим их дальше, при[чем] я, например, заявил, что буду отвечать только на прямые вопросы, от остальных отказался. Таким образом, проехали керосиновый склад (бывший Нобеля), что около 6 верст от Мотовилихи. По дороге никто не попадал…».

Так, в частности, Н. В. Жужгов вспоминал: «Приехали в Мотовилиху, а затем повез его по тракту Левшин- ской дорогой. Романов разговаривал с нами и говорил, что я был за Камой, в Верхней Курье и на Егошихе, и спрашивал, куда его везут. Но мы ему говорили, что мы его везем на станцию для отправки в другую местность».

Фактически то же самое вспоминает и И. Ф. Колпащиков: «Проехав Мотовилиху станцию мы направились по Соликамскому тракту на Левшино. Разговаривау (так!) я по дороге ничего не говорил, но не доезжая станции Левшино мы свернули по дорожке на Васильевку».

Так что же получается? Значит, свои будущие жертвы убийцы повезли не за склады Нобеля, как писал А. В. Марков, а совсем в другое место?

И это справедливо, подтверждением чему – статья бывшей заведующей Архивом Пермского обкома КПСС Н. А. Аликиной, не раз встречавшейся с А. В. Марковым в Москве. Так вот, в феврале 1990 г. на страницах газеты «Вечерняя Пермь» под названием «Взвесить на весах истории» была опубликована статья, в которой она вспоминала об одной из своих последних встреч с А. В. Марковым, на которой тот признался, что Михаила Романова повезли совсем не за склады Нобеля, а в район речушки Архирейки.

Но ведь в то время в районе речки Архирейки, близ которой с конца XIX в. располагалась дача местного архиерея Вассиана с домовой Всесвятской часовней, в честь которой, собственно говоря, и была названа часть протекающей здесь речки Ивы, незадолго до Первой мировой войны построен небольшой дрожжевой завод Бобрика.

Так что же, повезли в столь приметное и людное место? А дело здесь в том, что «Архирейка» «Архирейке» – рознь! И А.  В.  Марков, скорее всего, имел в виду не речку Архирейку, а ближайшую к Мотовилихе железнодорожную станцию «Архирейка», позднее переименованную в «Трудовую», а затем в «Юбилейную». Потому как это место было всем им хорошо известно. Ведь именно в этих местах прятался сотоварищи известный «пермский Робин Гуд» А. М. Лбов, на встречу с которым в 1905–1907 гг. ходили В. А. Иванченко и Г. И. Мясников. И, конечно же, в этих местах про- ходили нелегальные собрания боевиков с обучением стрельбе. Посему здесь, можно сказать, для них всех каждый куст, что называется, «был намолен». И именно сюда, скорее всего, они привезли свои жертвы.

А теперь попробуем порассуждать логически. И тогда все сходится. И картина маршрута следования к месту убийства выглядит следующим образом. Нам известно, что, отъехав от гостиницы Номера «Королевские», экипажи свернули на Петропавловскую улицу и, доехав до ее конца, повернули на Чердынскую и далее через местечко Разгуляй выехали на Соликамский тракт, а оттуда в Мотовилиху. Все эти места были хорошо знакомы как Великому Князю Михаилу Александровичу, так и Н. Н. Жонсону / Джонсону. И это неудивительно, так как не только город, но и его ближайшие окрестности они исходили, что называется, вдоль и поперек. И на то, конечно же, имелись свои причины. Ибо, отдавая предпочтение загородным прогулкам, Великий Князь Михаил Александрович, вероятнее всего, просто не желал, что называется, «мозолить глаза» местным большевикам и им сочувствующим, а так- же, во избежание возможных эксцессов, лишний раз показываться на глаза праздной публике. Поэтому дорога до Мотовилихи не вызывала у него никаких подозрений. И только отъехав от Мотовилихи, Великий Князь спросил, куда все же его везут? Получив ответ, что на один из разъездов, он мог предположить, что на разъезд «Левшино», на котором никогда не бывал, так как не был дальше Верхней Курьи, куда добирался на пароходике-пароме, курсирующем между Мотовилихой и этим населенным пунктом.

В свою очередь, убийцы прекрасно осознавали, что, располагая картой местности, Михаил Романов мог быть осведомлен о том, что Соликамский тракт пересекает железную дорогу почти сразу же за речкой Язовой, а значит, рассказ о вымышленном поезде на разъезде может насторожить его раньше времени. Поэтому, отклонившись от Соликамского тракта за речкой Язовой, экипажи свернули на проселочную дорогу, ведущую в сторону села Васильевское, рядом с которым находился разъезд «Васильевский».

А на вопрос Михаила Александровича, почему свернули с Соликамского тракта, Н. В. Жужгов пояснил, «что дорога дальше поломана, а здесь обход». Этого пояснения оказалось достаточно, и убийцы продолжили свой путь, проехав в сторону Васильевского около версты до хорошо известного им ельника…

Не следует также забывать, что, следуя по Соликамскому тракту, экипажи двигались на значительном расстоянии друг от друга, которое, со слов И. Ф. Колпащикова, составляло никак не менее стасажен. Двигаясь по проселку, расстояние между ними, безусловно, сократилось, однако экипажи оставались вне видимости друг друга. В качестве седоков в первом экипаже были Великий Князь Михаил Александрович и В. А. Иванченко, а за кучера – Н. В. Жужгов. Во втором седоками были Н.  Н.  Жонсон/Джонсон, а за кучера – И. Ф. Колпащиков. И, наконец, в арьергарде – двое: А. И. Плешков и И. Г. Новоселов.

А теперь попробуем рассмотреть картину убийства Великого Князя Михаила Александровича и его секретаря Н. Н. Жонсона/Джонсо- на. (В своем повествовании я сознательно опускаю какие-либо ссылки на статью, подготовленную Пермским Истпартом к публикации в сборнике «Борьба за власть», так как она целиком и полностью «художественна» и имеет серьезные искажения фактов, имевших место в реальной действительности.)

В своих воспоминаниях А. В. Марков снова несколько искажает подлинную картину убийства:

«Отъехавши сажен 100–120, Жужгов кричит: “Приехали, – вылезай!” Я быстро выскочил и потребовал, чтобы и мой седок сделал то же самое. И только он начал выходить из фаэтона, – я выстрелил ему в висок, он, качаясь, пал. Колпащиков тоже выстрелил, но у него застрял патрон браунинга. Жужгов в это время проделал то же самое, но ранил только Михаила Романова. Романов с растопыренными руками побежал по направлению ко мне, прося проститься с секретарем. В это время у тов. Жужгова застрял барабан нагана (не повернулся вследствие удлинения пули от первого выстрела, т. к. пули у него самодельные). Мне пришлось на довольно близком расстоянии (около сажени) сделать второй выстрел в голову Михаила Романова, отчего он свалился тотчас же. Жужгов ругается, что его наган дал осечку, Колпащиков тоже ругается, что у него застрял патрон в бра- унинге, а первая лошадь, на которой ехал товарищ Иванченко, испу- гавшись первых выстрелов, понесла дальше в лес, но коляска задела за что-то и перевернулась, тов. Иванченко побежал ее догонять, и, когда он вернулся, уже все было кончено».

А теперь попробуем предоставить слово другим участникам. Из воспоминаний И. Ф. Колпащикова: «…проехав с версту по тракту (по проселочной дороге на Васильевское. – Ю. Ж.), где и совершено было убийство. Первым был убит Михаил. Кто выстрелил, – не упомню. По Джонсону я дал выстрел, но мой Браунинг осечку дал, и Марков из нагана убил [его] сразу наповал после моей осечки».

Из воспоминаний Н. В. Жужгова: «…после отворота [проехали] сажен сто. Сзади я послышал крик и раздался выстрел. Тогда я остановил лошадь и сказал Романову: “Выходи”, и взял его за руку и вывел из пролетки. Отвел и дал в него выстрел, и он упал, а потом еще дал в него два выстрела. Но в то время Иванчен- ко был у лошади и не давал выстрела в Романова и другого».

А теперь попробуем разобраться более детально. Н. В. Жужгов пишет, что услышал крик и выстрел сзади. А отсюда следует, что оба экипажа находились вне видимости друг друга. А если это так, то получается, что «сцена прощания» Великого Князя со своим секретарем целиком и полностью выдумана А. В. Марковым для придания большей художественности своим воспоминаниям.

Теперь далее. А. В. Марков также пишет, что у Н. В. Жужгова «застрял барабан нагана (не повернулся вследствие удлинения пули от первого выстрела, т. к. пули у него самодельные)». А это, простите, – просто полная чушь. Однако попробуем прояснить данную ситуацию.

Трехлинейный револьвер Нагана образца 1895 г., состоявший на вооружении Российской Императорской армии, был фактически единственным револьвером (за исключением револьверов калибра 8 мм конструкции Генри Пиппера, выпускаемого бельгийской фирмой «Bayard»), имеющим надвигание барабана с целью обтюрации, то есть недопущения прорыва пороховых газов. Сам же барабан имеет на своей торцевой части понижающую площадку в форме 7-лепесткового цветка, которая охватывает каморы. Патроны к револьверу имеют небольшую конусную форму, а имеющиеся в них пули утоплены в глубь гильзы. Взводя курок револьвера, барабан под действием ползуна и толкателя надвигается на пенёк ствола на глубину той самой площадки. А выступающие внутри нее конусные части патронов плотно входят в канал ствола, способствуя тем самым обтюрации при выстреле. После произведенного выстрела гильза становится цилиндрической формы, вследствие чего перезарядить ее в домашних условиях без соответствующего оборудования (калибратора) фактически невозможно. А отсюда следует, что попытка выстрела из таковой – невозможна. Тем более, потребуются просто нечеловеческие усилия, чтобы обжать такую гильзу, пусть даже со свинцовой (безоболочечной) самодельной пулей внутри.

Из вышесказанного наглядно видно, что рассказ А. В. Маркова по части «самодельных пуль» не выдерживает никакой критики. А придуман он был для того, чтобы выставить только себя, и никого более, главным участником этого убийства. К тому же, и Н. В. Жужгов ни словом не упоминает о каких-либо заминках со своим оружием во время этого убийства. Да к тому же, Н. В. Жужгов в банде А. М. Лбова отвечал за поставку оружия. И уж кто-кто, а он вряд ли имел в качестве своего личного оружия «вульгарный» Наган, а, по всей видимости, какую-либо более совершенную систему, если даже И. Ф. Колпащиков мог себе позволить таковую. Так что описанный А. В. Марковым револьвер системы Нагана в руках Н. В. Жужгова, думается, есть не что иное, как очередной примененный им «художественный прием»… И косвенное подтверждение этому – воспоминания Г. И. Мясникова «Философия…», в которой он упоминает о том, что во время убийства в руках у Н. В. Жужгова был пистолет системы Браунинга.

А теперь попробуем представить картину убийства во всей полноте. Первым, углубившись в лесной массив, оказался экипаж, на облучке которого сидел Н. В. Жужгов. Услышав сзади крик и выстрел, он понял, что А. В. Марков выстрелил в Н. Н. Жонсона/Джонсона, после чего он велел Великому Князю выйти из коляски и, отведя его в сторону, произвел по нему выстрел, а затем еще два. (Возможно, первым выстрелом Михаил Александрович был только ранен.) В это же самое время В. А. Иванченко держал лошадь под уздцы, так как таковая оказалась пугливой. (Насчет же заявления о том, что их лошадь понесла вместе с коляской и В. А. Иванченко был вынужден ее догонять, возможно, что таковое также относится к фантазиям А. В. Маркова, имевшим целью «вычеркнуть» его из числа участников убийства.)

Через некоторое время к ним подъехали А. В. Марков с И. Ф. Колпащиковым, которые привезли труп Н. Н. Жонсона/Джонсона, который, скорее всего, оттащили в правую сторону (так как большинство людей правши с правой ориентацией вправо), забросав трупы ветками, уехали восвояси.

Все это время А. И. Плешков и И. Г. Новоселов находились поодаль и, конечно же, не видели ни самой картины убийства, ни места, куда были спрятаны трупы. Не видели они и сцены происходившего мародерства: с убитых были сняты все драгоценные и личные вещи, а сами они раздеты вплоть до снятия с них нательных рубах. (Впоследствии все эти вещи были поделены между убийцами. Так, В. А. Иванченко забрал себе золотые восьмиугольные часы Великого Князя, А.  В.  Марков – серебряные часы Н.  Н.  Жонсона/Джонсона, А. И. Плешков – пальто-плащ и ботинки.)

Возвратившись назад, все участники убийства доложились Г. И. Мясникову, после чего разъехались. Причем И. Д. Колпащиков и Н. В. Жужгов отправились домой к последнему, где после «поминальной трапезы» поехали зарывать трупы.

Увидев на руке и груди Великого Князя наколки (у него на руке, как и на руке Николая II, был выколот цветной дракон), Н. В. Жужгов предложил И. Ф. Колпащикову отрубить Михаилу Романову голову и руки, после чего закопать в другое место. Однако последний отговорил его от этого, и они вместе закопали их недалеко от места убийства.

Вплоть до конца декабря 1918 г. Н. В. Жужгов и И. Г. Новоселов продолжают работать в Мотовилихинской милиции, а затем – в Особом отделе при штабе 3-й армии Восточного фронта.

В 1919 г. Н. В. Жужгов вновь возвращается к милицейской карьере, занимая должность помощника начальника Пермской губернской милиции. Некоторое время работает в ней и И. Г. Новоселов. И поэ- тому вполне возможно, что Н. В. Жужгов как-то показал ему место последнего упокоения Великого Князя Михаила Александровича и его верного друга Николая Николаевича Жонсона/Джонсона…

Прошло время. В 1919 г. органами контрразведки армии Верховного правителя расстрелян А. И. Плешков. Начиная с 1924 по 1927 г. отбывает свой срок в одиночных камерах оппозиционер генеральной линии ВКП(б) Г. И. Мясников. В 1925 г. исключенный из рядов ВКП(б) Н.  В.  Жужгов, оставив службу в Пермском губернском Совнархозе, перебирается в Невьянск, где поступает простым токарем на завод.

В 1926 г. умирает И. Ф. Колпащиков. В этом же году А. В. Марков командируется из Перми в Челябинск, где получает должность заведующего Отделом городского и окружного коммунального хозяйства.

В 1927 г. изученный болезнями В. А. Иванченко уходит на пенсию, и уже больше никогда не занимает каких-либо ключевых постов в системе партийной и советской иерархии.

А остававшийся на своем месте старший милиционер И. Г. Новоселов решает, что надо действовать. Для начала он посылает свои воспоминания об убийстве Великого Князя Михаила Александровича в Уральский Истпарт ВКП(б) (г. Свердловск), в которых выставляет Н.  В.  Жужгова и себя главными участниками этого убийства. Не получив никакого ответа, он продолжает писать в Центральный, Пермский и Тобольский Истпарты ВКП(б), откуда также не получает никаких ответов. Решив, что надо действовать более масштабно, И. Г. Новоселов в августе 1928 г. посылает в редакцию газеты «Правда» свое заявление под заголовком «Ищу правды» и просит разобраться по существу вопроса, признав его истинным героем ликвидации Михаила Романова и его секретаря.

Но, как и следовало ожидать, из этого дела ничего не вышло, и дальнейшие следы жизненного пути И. Г. Новоселова затерялись где-то в середине 1930-х гг.

Однако есть еще одно обстоятельство, о котором нельзя не сказать. В конце сентября 1918 г. в Пермь приезжает Председатель Президиума Исполкома ВЦИК Я.  М.  Свердлов, о чем сообщила газета «Известия» Пермского губисполкома. Официальная причина – открытие Клуба еврейской рабочей молодежи. (В некоторых крупных городах России, в которых находились богатые еврейские общины, при органах местных Советов были образованы Советы еврейских коммун. Такая коммуна, в частности, была и в Перми. Благодаря корреспонденту английской «Times» Р. А. Вильтону – автору широко известной книги «Последние дни Романовых», фото зала заседаний этого клуба, снабженное подписью «Комната красных комиссаров в Перми», стало широко известно.)

Но дело совсем не в этом, а в самом факте приезда в Пермь «красного царя» Якова Свердлова. Посему невольно возникает вопрос: неужели у Председателя всесильного ВЦИК не было больше дел, как приезжать в Пермь на открытие этого клуба. Думается, что нет. А вот встретиться с бывшими боевиками, которых знал много лет, и лично от них услышать подтверждение факта убийства Великого Князя – совсем другое дело. (Видимо, сообщение М. П. Туркина, доложившего об успешном проведении этой акции лично Я.  М.  Свердлову и В. И. Ульянову (Ленину), оказалось явно недостаточно!)

А теперь я вновь вернусь к деятельности г-на П. А. Сарандинаки, который на протяжении многих лет продолжает искать «тайную могилу Михаила Романова». Но, видимо, как и в случае с «Царской могилой», тайна лежит где-то совсем рядом, можно сказать, на поверхности…

Однако, используя в поисковых работах такую строительную технику, как экскаватор, значит совершенно не представлять практику ведения поисковых работ в данном конкретном случае! И поэтому не удивительно, что земля до сих пор не хочет выдавать свою тайну!

Эпилог

Занимаясь на протяжении двадцати пяти лет темой гибели Царской Семьи, изучением обстоятельств Алапаевской драмы и, конечно же, всем тем, что связано с трагической гибелью Великого Князя Михаила Александровича, мне не раз приходилось бывать в Перми. И я горд тем, что 4 сентября 1998 г. по моей инициативе и при поддержке Председателя комитета по культуре и искусству Администрации г. Перми А.  В.  Родина, начальника Управления внешнего благоустройства Администрации г. Перми М. П. Трухина, а также краеведа Л. В. Перескокова и ныне покойного архитектора Р. Б. Веденеева, нам удалось установить на Егошихинском кладбище Поклонный крест в память о верных Царских слугах – Графине А. В. Гендриковой и гофлектриссе Е. А. Шнейдер.

В то же самое время я довольно основательно поработал в фондах местного Пермского краеведческого музея, а также в отечественных архивах ГА РФ, РГАСПИ, ЦДООСО и ПермГАСПИ, работники и научные сотрудники которых оказали в моей работе неоценимую помощь.

Имея немалый опыт поисковых работ на местах бывших боев, я со всей ответственностью могу заявить, что в результате некоторых вновь открывшихся обстоятельств можно с большой долей уверенности сказать, что обрести останки Великого Князя либо вовсе не представится возможности, либо надежда на успех увеличивается в несколько раз!

Однако, с моей точки зрения, поиски останков Великого Князя Михаила Александровича – дело общественно-государственное. Посему заниматься им должны профессионалы, а не всякого рода любители с авантюрной жилкой. А значит, прежде всего, надо еще раз провести большую аналитическую работу, с привлечением специалистов разных направлений: от историков-архивистов и краеведов до специалистов в области картографии и от георадарной разведки до аэрофотосъемки. И только в том случае, когда анализ исследовательских результатов полностью совпадет с синтезом научных выводов, можно будет говорить о каких-то конкретных результатах.