О некоторых проблемах изучения и увековечения памяти членов Царской Династии
В. Ф. Гладышев,
член Союза писателей России,
председатель Пермского общества краеведения
«МОЖНО СДЕЛАТЬ И ЕЩЕ ЧТО-НИБУДЬ»
Удивительно, но факт: в дореволюционной Перми не было установлено ни одного скульптурного памятника представителям Царской Династии. В уездном Екатеринбурге – были, во многих заводах тоже стояли (как правило, это бюсты царю-освободителю Александру II). А вот в губернской столице – ни одного.
Прагматичные отцы города даже к 300-летию Дома Романовых решили «обойтись», назвать в честь Августейших ряд богоугодных и учебных заведений и часовню пароходчиков Каменских. Вместо памятника Дума решила заказать живописцу парные портреты Государя и Государыни, которые и были выставлены в здании Мариинской женской гимназии.
Традиция такого подхода к проблеме увековечения Царской Фамилии сложилась в Перми еще задолго до тех юбилейных торжеств. Стоит вспомнить историю с боярином Михаилом Никитичем Романовым, «умученным» в Ныробке. Или другой пример: как не появилась Мемориальная доска в честь визита в Пермь Александра I, посетившего наш край в сентябре 1824 г.
«До настоящего времени на доме казенной палаты нет никакого внешнего указания на то, что здесь имел пребывание Император (Александр I), и, вспоминая сегодня об этом событии, своевременно будет возбудить вопрос об украшении Дома мраморною доскою с соответствующей надписью. Можно сделать и еще что-нибудь. Городской управе не мешало бы заняться этим вопросом».
Эта заметка взята нами из газеты «Пермские губернские ведомости» («ПГВ») за 30 сентября 1899 г., когда в Перми отмечали 75 лет со дня пребывания в городе Александра I. Добавим: за все время существования империи Александр Благословенный, «Победитель Наполеона», как его еще называли, был единственным действующим, на момент визита, русским царем, посетившим наш город. Здание, о котором идет речь, – объект культурного наследия, памятник архитектуры и истории, дом неоднократно перестраивался (архитекторы: И. И. Свиязев, Р. О. Карвовский, А. Б. Турчевич, В. А. Саламатов). С 1970-х гг. здесь располагаются Городская дума и Администрация г. Перми. И до сих пор нет здесь ни «внутреннего, ни внешнего указания» на историческое пребывание. Давнюю публикацию в «ПГВ» можно рассматривать как завет, как завещание предшественников нынешнему составу думцев.
Об этом «пермском феномене» в свое время размышляли многие авторы, в том числе и будущий писатель Михаил Осоргин, который в конце XIX в. учился в Москве и писал репортажи под своей настоящей фамилией – Мих. Ильин. «Зачем увековечивать увековеченное» – вот какой вывод стал фундаментом для «копеечного интереса» в Царском деле для прижимистых, или, лучше сказать, прагматичных и хозяйственных пермяков.
«ДЖИГИТ МИША» КАК ВНЕОЧЕРЕДНОЕ ВОИНСКОЕ ЗВАНИЕ
Сказанное выше имеет прямое отношение к застаревшей уже проблеме открытия мемориального историко-просветительского Романовского центра в бывших Королевских номерах (на ул. Сибирской, 5), а также создания памятника Великому Князю Михаилу Александровичу – «пермскому узнику».
Из всех вариантов будущего памятника реальна пока только установка его скромного бюста. Но многим кажется предпочтительней идея памятника генералу Романову, тому самому «джигиту Мише», который в годы Первой мировой войны успешно командовал Кавказской туземной конной дивизией, или Дикой дивизией.
На основе изучения довольно солидного массива документов и воспоминаний, увидевших свет в последние годы, можно сделать не- опровержимый вывод: в грозный для Родины час Михаил Александрович сумел стать настоящим русским полководцем, Георгиевским кавалером; он, что называется, «понюхал пороху»…
Напомним, что в мирное время военную подготовку Великий Князь получил превосходную. Окончил Михайловское артиллерийское училище (1901); был отличным наездником, стрелком, автолюбителем. С середины 1900-х гг. Михаил Александрович являлся покровителем, а затем и Почетным президентом Императорского Российского автомобильного общества, председателем Московского общества воздухоплавания. Помимо автодела, его особенно привлекала авиация (в журналах начала ХХ в. появлялись фотографии младшего брата Императора в общении с летчиками), был у него и личный аэроплан.
За плечами у Михаила – 16 лет службы в армии, командование двумя кавале рийскими полками: «Черниговскими гусарами» и кавалергардским полком. Он заслужил репутацию отличного командира, и все бы было хорошо, если бы не его нашумевший роман.
В августе 1914 г., когда началась война, Михаил Александрович не смог усидеть за границей (где он на тот момент находился, попав в не- милость у Царя из-за своей женитьбы на Натали, заключив морганатический брак). Движимый естественным чувством любви к своему Отечеству, без всяких громких фраз, он просил разрешения у Николая II отправиться на фронт.
И Николай простил его, назначив… командующим Кавказской дивизией. Дивизию комплектовали из представителей горцев на добровольной основе. Оригинальная форма прощения, если вспомнить, что раньше дворян, офицеров за различные прегрешения, дуэли и т. п. направляли в ссылку на Кавказ, усмирять туземцев. Для Михаила новое назначение стало серьезным испытанием, и он справился с ним. Сослуживцы полюбили Великого Князя, уважительно говоря про него: «джигит Миша».
От отца он унаследовал недюжинную физическую силу. В дневниках военной поры читаем, как тренировался Великий Князь, как следил за «контролем мускулов».
Записи Михаила в дневнике 1915 г. больше похожи на сводки с передовой: столько за день убито, столько ранено… Причем, эти сведения перемежаются с рассказами, как прошли часы отдыха. Разумеется, Великий Князь не ходил в рукопашную, он не должен был находиться в самом пекле, у него было несколько ординарцев (в том числе из кавказских Князей), личный конвой. Но война есть война, всего не предусмотришь, и в переделках ему случалось оказываться не раз.
Дивизия состояла из шести полков: Дагестанского, Кабардинского, Чеченского, Татарского (так называли в те времена азербайджанские народности. – В. Г.), Черкесского (черкесами называли представителей кавказских народностей – адыгов и абазинов) и Ингушского. Вообще, представителей народов Кавказа в Царской России на военную службу не призывали. Но в период войны многие из них выразили желание идти на фронт. Так образовалось это экзотическое подразделение, в котором большинство служивших исповедовали ислам.
Записывались на службу Царю каждый со своим конем, своим оружием. Согласно утвержденным штатам, каждый конный полк состоял из 22 офицеров, 575 строевых нижних чинов (всадников), 3 военных чиновников, 1 полкового муллы, 68 нестроевых нижних чинов.
Дивизия была отправлена на Юго-Западный фронт, в Галицию. Горцы были столь же храбрыми воинами, сколь и недисциплинированными. Михаил Александрович с первых же дней боевой службы столкнулся с особенностями горского менталитета. Не только вольница в отношении порядков в армии. Всадники могли уединиться на молитву в самой неподходящей обстановке. Могли пограбить захваченное село – «на законных правах победителя». Традиция кровной мести не забывалась горцами даже в условиях войны с общим врагом.
Помнится, забавная полемика вспыхнула во время обсуждения фильма «Дикая дивизия», презентация которого состоялась лет десять назад в Пермской краевой библиотеке им. А. М. Горького. Один из историков возмущался «некомпетентностью» авторов фильма и привел пример: не воевали всадники этой дивизии с пиками. На поверку же вышло, что пермский критик был и прав и не прав. Как вспоминал А. А. Арсеньев, один из офицеров Кабардинского конного полка, «казенными были только пики и винтовки». Но с пиками всадники не любили ходить в атаку и нередко старались от них избавиться.
«Разруливать» подобные инциденты Михаилу Александровичу помогали опытные командиры полков. Дивизия зарекомендовала себя с самой лучшей стороны. Офицеры полков были профессиональными кавалеристами, с боевым опытом. Благодаря воспоминаниям одного из них, командира Татарского полка Петра Половцева, мы можем представить портрет командующего дивизией в условиях фронта.
…Он был отважным воином, великолепным наездником. Одевался просто: в легком холщовом кителе с генеральскими погонами, на груди – Георгиевский крест, желтые сапоги. Великий Князь умел ободрить ласковым приветливым словом сидящих в окопах.
Командуя дивизией с 23 августа 1914 г., Михаил Александрович участвовал во многих операциях.
После беспрерывной годовой боевой службы, Великий Князь получил за боевые заслуги Георгиевское оружие и орден Св. Георгия 4-й степени. Командиры Кабардинского полка Князь Амилах-вари и Дагестанского полка Князь Бекович-Черкасский, начальники пехотных частей и артиллерии, многие солдаты и всадники получили Георгиевские кресты.
Обратим внимание на такой интересный факт: после того как дивизию возглавил Михаил Александрович, большинство командных постов в ней заняли представители российской знати. Кого только среди них не встречаем! Это и князья Гагарин, Святополк-Мирский; графы Келлер, Воронцов-Дашков, Толстой, Лодыженский, Половцев, Старосельский. Здесь и грузинские князья Багратион, Чавчавадзе, Дадиани, Орбелиани, а также султаны Бекович-Черкасский, Хагандоков; ханы Эриванские, Шамхалы-Тарковские. И даже польский князь Радзивилл и принц Наполеон-Мюрат (родственник того самого маршала)…
Со всеми Великий Князь старался поладить. Опыт межнационального общения, взаимодействия людей разных культур и религий, накопленный в военные годы, приобретает особое значение в наши дни – и особенно на Кавказе.
В марте 1915 г., находясь в действующей армии, он записывает в своем дневнике:
«…Вечером получил телеграмму от Ники из Ставки: “Утвердил с удовольствием представление о награждении тебя орденом Св. Георгия 4 ст.”».
Боевой русский орден Святого Георгия был учрежден в 1769 г. В статуте его сказано: «Ни высокий род, ни прежние заслуги, ни полученные в сражениях раны не приемлются в уважение при удостоении к ордену Св. Георгия за воинские подвиги. Удостаивается же оного единственно тот, кто не только обязанность свою исполнил во всем по присяге, чести и долгу, но сверх сего ознаменовал себя на пользу и славу Российского оружия особенным отличием». Кроме офицерского ордена Св. Георгия, в самом начале ХIХ в. был учрежден солдатский Георгиевский крест (как и орден, четырех степеней).
Через год Михаил будет награжден орденом Св. Владимира 2-й степени с мечами. И эта награда была вполне им заслужена.
Одним из его адъютантов был назначен князь Вяземский. Молодой князь не пожалел, что получил назначение в Дикую дивизию. Он восхищался как Михаилом, так и его дивизией. В письме своему племяннику он написал:
«Ты не можешь представить, на сколько колоритны и своеобразны эти люди, их внешний вид, обычаи. Они смелы и рискованны, абсолютно бесстрашны... У некоторых из них – окутанное тайной прошлое. Для многих из них война – веселый праздник; фатализм же, свойственный всем мусульманам, лишает их страха перед смертью... Если бы ты знал, как они обожают Великого Князя».
Однако дневниковые записи о впечатлениях первых месяцев боевых действий, по тону чаще всего оптимистические и мажорные, затем сменяются всё больше тревожными и трагическими картинами. И мыслями совсем не в унисон патриотической прессе тех времен…
* * *
Поистине трагический случай произошел под румынским городком Тлустэ, где находилась дивизия. Вот как описывает Михаил Александрович день 17 апреля 1915 г.:
«…В 10 час. отсюда повезли 1 чеченца и 2 ингушей к тому месту, где их должны были расстрелять. По выезде из Тлустэ один из них бросился бежать, но был задержан. Другие двое также пытались бежать, но конвойные одного убили, а другого смертельно ранили. Кроме того один конвойный был убит случайно, а другой ранен благодаря темной ночи. Ужасно трагично все это окончилось».
За что хотели расстрелять виновных, не сообщается, но в мародерстве кавказцы были замечены неоднократно, в той обстановке они вели себя довольно вольно. Самое печальное в том, что, как оказалось, убитых воинов хотели помиловать. Михаил пишет: «Так досадно, т. к. телеграмма о их помиловании, которая была получена в 6 часов (т. е. за 4 часа до казни. – В. Г.) должна была прочтена им на месте расстреляния для большего внушения – и все это не удалось!».
Однажды генерал Романов чуть не попал в плен к австрийцам, заехав на автомобиле в расположение врага. Удирали на автомобиле под свист пуль, причем Михаилу Александровичу пришлось вести машину самому, поменявшись местами со своим шофером, «так как навыка у меня больше».
Описание того, как Великий Князь прощался в 1916 г. со своей Дикой дивизией – это целая поэма.
«26 марта 1916, суббота, Копычинце. …Я прощался с Черкесами, Ингушами, Чеченцами, пулеметчиками и 1-й конно-гвардейской батареей. Затем в Тлусте, где попрощался с Кабардинцами, Дагестанцами, Татарами, пулеметчиками и 2-й конно-горной батареей. Как тут, так и там, мне пришлось сказать прощальное слово…»
Было чаепитие с офицерами, играли трубачи… О чем мог сказать Михаил? В другом источнике мне удалось найти содержание этого «прощального слова», вот выдержка:
«Господа офицеры и всадники, я с грустью прощаюсь сегодня с вами, но всегда буду помнить то время, когда я командовал Кавказской туземной конной дивизией и вашу беззаветную службу Родине и Царю. Наградами, Георгиевский крест и оружие, которым я был удостоен, я всецело обязан вашей доблестной работе. Дай бог вам дальнейших боевых успехов до окончательной победы над врагом и желаю всем вернуться на Кавказ героями».
Если почитать воспоминания и романы популярного писателя Н. Брешко-Брешковского (они изданы теперь и в России; к примеру, роман «Дикая дивизия», 1994), то с их страниц Михаил Александрович предстает в образе отважного полководца и будущего спасителя России – не меньше. Судьба распорядилась по-иному…
В феврале 1916 г. Михаил Романов был назначен командиром 2-го кавалерийского корпуса. Жена Наталия Сергеевна имела все основания радоваться расставанию его с Дикой дивизией. Во-первых, она думала, что теперь-то ее опасения за жизнь мужа позади, а во-вторых, ей всегда не нравилась форма «джигита»-мужа, черкеска.
5 апреля 1917 г. он с грустью записывает в дневнике: «Сегодня вышла моя отставка с военной службы, с мундиром» (т. е., с правом ношения мундира).
Но мундир-то носить было уже небезопасно, особенно с погонами. Боевой опыт многому учит. Важно отметить то, что Михаил Александрович, понюхавший пороху на войне, впоследствии проявил себя стойким и последовательным противником решения споров вооруженным путем. Приведу выдержку из его фронтового письма супруге:
«Война и весь тот огромный ужас, который она за собой влечет, поневоле наводит каждого здравомыслящего человека на самые грустные мысли; например, я чувствую большое озлобление к людям вообще, а главным образом к тем, которые стоят наверху, во главе, и допускают весь этот ужас…»
И далее – еще откровеннее:
«Если бы вопрос войны решался исключительно народом, в таком случае я бы не так горячо восставал против этого большого бедствия. Но ведь дело в том, что вопрос “быть войне или не быть”, решает всегда правительство, и никто и никогда не спрашивает мнение у страны, у своего народа… Мне иногда даже совестно перед людьми, т. е. перед солдатами и офицерами; в особенности я это чувствую при посещении лазаретов, когда видишь столько страданий… И могут подумать, что ты сам виноват в войне, стоишь так высоко и не мог предупредить и оградить свою страну от такого бедствия»./p>
По дневникам и письмам двух первых лет тяжелейшей войны, ставшей испытанием и для Великого Князя, можно проследить, как менялись его взгляды на все происходящее в целом по стране. Никак нельзя согласиться с коллегой, утверждавшим в своем выступлении на «Ноябрьских чтениях-2017», что М. А. Романов якобы был способен эстетизировать кровавую бойню. После знакомства с документальными (а не только литературными) источниками, свидетельствами жестокого времени, – на основе всего этого уже понятнее становится та решимость, с какой Михаил Александрович пошел на очень странный (в восприятии некоторых исследователей) поступок.
Просто вызывающий поступок, в котором кто-то может усмотреть опять же «неблагодарность» по отношению к Августейшему брату. В начале ноября 1916 г. Михаил Александрович решился на отчаянный шаг. Он написал письмо-предупреждение своему венценосному брату. Письмо содержит немало тревожных, трезвых наблюдений и даже пророчеств. Предлагая ряд неотложных мер для исправления ситуации, автор предсказывает… то, что вскоре и про- изойдет.
«Мы стоим на вулкане», – приходит к выводу генерал Романов. Думается, новое, выстраданное мировоззрение Великого Князя, основанное на неприятии и осуждении им жестокостей войны, почти пацифистское по сути своей, а также стремление его не посильно, а всесильно помогать раненым воинам, оказывать поддержку в полном согласии с христианским учением – эти качества стали основой для причисления Михаила Александровича к лику Православных Святых Русской Православной Зарубежной Церковью (1981). И, конечно, его мученическая, праведная кончина в июне 1918-го…
В ЧЕСТЬ ОТВАЖНЫХ ВСАДНИКОВ И ИХ КОМАНДИРА (О КАВКАЗСКОМ ИСКУССТВЕ МЕЖКУЛЬТУРНОГО ОБЩЕНИЯ)
Ранее, в книге «По царскому следу» мною была сделана посильная попытка проследить контакты генерала Михаила Романова с другими полководцами, которые, в основном, воевали затем в стане Белой армии. Сама по себе это увлекательная задача: провести «перекрестный допрос» современников-сослуживцев по Царской армии, поскольку появился целый ряд мемуаров тех людей, о которых упоминает в своих дневниках Великий Князь. И о которых в советские времена нельзя было добыть никаких объективных сведений – как говорится, «или плохо, или ничего». В моей личной библиотеке есть старый «Огонек», спецвыпуск популярного советского журнала, посвященный 10-летию Октября. Центральный очерк «Где вы теперь?» написан автором Н. Погодиным в жанре некролога, а героями его стали Деникин, Врангель, Краснов, Колчак и другие «белые вожди».
Почти в каждой новинке, изданной в последние годы под фамилией «беляков» (Деникин, Врангель, Краснов…), встречаешь эпизоды воспоминаний и о Михаиле Александровиче. Что характерно, впечатления, реплики в его адрес в основном положительные.
Не менее плодотворной и неразработанной проблемой представляется изучение опыта командования Михаилом Романовым Дикой дивизией, на уровне его участия в разработке операций, общения как с офицерами, так и всадниками, т. е. теми храбрыми горцами, которые за что-то уважали своего комдива. Имя «джигит Миша» еще надо было заслужить, его можно воспринимать как внеочередное воинское звание. С изучением данной темы тесно связана и проблема увековечения подвига несправедливо забытых всадников.
В этом плане Кавказ можно рассматривать для Урала как пример для подражания, да и не только для Урала. В последние годы я каждое лето езжу на Кавказ, посещаю столицы Северо-Кавказских республик, изучаю на месте историю формирования Дикой дивизии. Там, где появились в 1914 г. полки знаменитого воинского соединения: Дагестанский, Кабардинский, Ингушский, Чеченский…
Дербент, Нальчик, Магас, Грозный… Практически в каждом из этих городов буквально в последние годы открылись и открываются новые памятники, мемориалы, музейные экспозиции в честь храбрых всадников и их командиров. Почетное место занимает здесь и личность, образ Великого Князя Михаила Александровича.
Начнем наше небольшое путешествие-обозрение с Магаса, почти города-спутника Назрани. Это самые крупные города бывшей Чечено-Ингушской республики. Здесь в 2012 г. появился первый мемориал в честь Кавказской туземной конной дивизии и ее командующего Великого Князя Михаила Александровича.
Памятник представляет собой конную группу всадников с клинками, бешено мчащихся в атаку на врага. На боках подиума укреплены доски с историческими текстами периода той совсем-совсем забытой войны. Вот выдержка из цитаты, отлитой на скрижалях. Это слова из телеграммы полковника Г. А. Мерчуле, командира Ингушского полка:
«…Как горный обвал обрушились ингуши на германцев и смяли их в грозной битве, усеяв поле сражения телами убитых врагов, взяв много пленных, тяжелые орудия и массу военной добычи.
Славные всадники ингуши встретят ныне праздник байрам радостно, вспоминая день своего геройского подвига, который навсегда останется в летописях народа, выславшего своих лучших сынов на защиту нашей общей Родины. Июль, 1916 год».
Из приветствия Императора: «…Передайте от моего имени, царского двора и всей русской армии сердечный привет отцам и матерям, сестрам, женам и невестам этих храбрых орлов Кавказа, положившим своим бесстрашным подвигом начало конца германским ордам. Никогда не забудет этого подвига Россия! Честь им и хвала. С братским приветом Николай II. 25 августа 1916 года».
На торжественное открытие Мемориала приезжала Великая Княгиня Мария Владимировна, предводитель Зарубежного Дома Рома- новых. На память ей подарили уменьшенную копию Мемориала.
* * *
Знакомство с темой в этой республике мы начнем не со столицы. Проект памятника всадникам Дикой дивизии в Дербенте существует. Думаю, его открытие не за горами. Пока же в местном музее тема освещена на уровне художественно-документальной экспозиции. Но здесь интересно отметить то, что в дагестанских селах, в самой что ни на есть глубинке, энтузиасты вершат поистине великие дела!
Заведующий музеем в селе Касумкент в Дагестане Гусейн Гусейнов познакомил нас с историей полка, отраженной на музейных стендах. И крупным планом – о судьбе командира сотни Дагестанского полка Селима Гасанова, воевавшего под началом генерала Михаила Романова.
Селим погиб в сентябре 1915 г. смертью храбрых. Гроб с телом Героя привезли в родное село Касумкент и с почестями похоронили. Гусейн Гусейнов, который приходится родственником Гасанова, по профессии не просто музейщик, но и педагог, поэт. Он рассказал нам, как в Дагестане идет подготовка к открытию Мемориала всадникам-героям.
Гусейн познакомил нас с документальным фондом времен Первой мировой, с генеалогическим древом своего древнего знатного рода, а также с последним письмом, почти завещанием, С. Гасанова (1885–1915) – потрясающей силы документ (см. Приложение). В ответ я подарил музею портрет Михаила Романова и свою книгу о его судьбе…
Похоронили сотника Дагестанского полка Селима Гасанова по мусульманскому обычаю в родном саду. С этой могилы началось фамильное кладбище Гасановых в Касумкенте.
* * *
Поражают масштабы сделанного на пути возрождения исторической памяти в Грозном, столице Чечни. Здесь не только действует обширная экспозиция, посвященная судьбам всадников, командиров Дикой дивизии – с документами, фотографиями, наградами, вещами воинов. Важно то, что всё это можно увидеть в стенах нового, красивейшего здания Национального музея, выстроенного в центре столицы (прежний сгорел в первую Чеченскую войну в 1996 г.).
Неподалеку от музея, на стене здания (опять нового) на проспекте В. В. Путина, укреплена Мемориальная доска. Оказывается, это была инициатива байкеров, российских «Ночных волков», их поддержал президент Чечни Рамзан Кадыров. Текст на доске гласит:
«В память о чести, мужестве, братстве и славе всадников и офицеров Кавказской Туземной конной дивизии, добровольно принявших на себя подвиг служения Российскому Отечеству на фронтах Первой мировой войны 1914–1918 гг. Ночные волки – Россия».
Будем точны, однако: начало столь масштабному движению возрождения памяти заложил старший Рамзанов, Ахмат, Герой России, который погиб от рук террористов. Приведем один из заветов первого Президента новой Чечни: «Музей – важнейший из институтов воспитания народного самосознания». Золотые слова.
Что касается байкеров, то их гражданская, патриотическая позиция заслуживает уважения. Я бы сказал, они возрождают в нашем сложном мире, в условиях резкого «похолодания», настроение доброй старой народной дипломатии. И процесс этот не односторонний. Несколько лет назад в Пермь приезжал целый десант польских байкеров. Они ехали по маршруту памяти своих соотечественников, но среди них было и несколько человек, которые интересовались судьбой Великого Князя Михаила Александровича. Один из поляков, Анджей Ниджвицкий, давно изучает боевой путь Дикой дивизии. Оказалось, его предок – царский полковник, воевал под началом Михаила Романова. Анджей участвует в движении исторической реконструкции. Когда Анджей гарцует верхом на коне, в черкеске и папахе, – вылитый джигит!
Так появляются между нашими народами точки соприкосновения. Так восстанавливается доверие.
* * *
Общий момент для кавказских городов: сведения о доблестных воинах Дикой дивизии встречаются сегодня в самых разных местах – на пешеходных улицах, в учебных учреждениях, библиотеках. Они «рассыпаны» практически повсюду. По принципу «сегодня об этом уже можно».
В Нальчике головной музей закрылся на реконструкцию. Однако в другом учреждении, музее жертвам репрессий, нам встретились стенды, экспозиции с «вещдоками», посвященные судьбам бывших всадников. Вот один из них: Аслан-Али Эфендиев, урядник Кабардинского конного полка. Он стал полным Георгиевским кавалером, т. е. четыре степени – «вся грудь в крестах».
Читаем слова из представления к четвертой уже награде старшего урядника Эфендиева: «…29 мая 1916 года у деревни Лужаны, будучи в разведке, захватил неприятельскую заставу».
Награжден Георгиевским крестом 2-й степени.
Одну из боевых наград этот охотник – так называли тогда разведчиков – получил из рук брата Царя. Такое не забывается, такое становится семейной легендой, которая передается из поколения в поколение. В «Армейском вестнике» – газете Юго-Западного фронта – за 1915–1916 гг. частенько появлялись стихи за подписью «Кабардинец». Вот одно из стихотворений:
Будем любить нашу Родину милую
Всею душой до конца,
И преклоняться пред честной могилою
Павшего в битве бойца.
Зимы тяжелые, схватки тяжелые
Русский солдат перенес.
А приглядишься – все лица веселые,
Нет ни печали, ни слез.
Русь! Ты дождешься за черною тучею
Светлой победы венца.
Будем любить нашу землю могучую
Всею душой до конца.
Под псевдонимом скрывался Виктор Серебряков-Даутоковых, представитель целой офицерской династии, память о подвигах которой восстановлена только в последние годы.
Важный вопрос: кто восстанавливает эти судьбы? В республике появились свои историки, специалисты. Супруги Мария и Виктор Котляровы не только сами пишут книги, но и издают их. В центре Нальчика на пешеходной улице Кабардинской они открыли книжный магазин-музей «Краеведческая экспедиция Котляровых». Внимание гуляющего народа привлекают археологические артефакты, величественный менгир; здесь же расположен и Издательский центр. Долгожданным событием стал выход в свет солидного труда А. В. Казакова «Черкесы на российской государственной и военной службе».
В Год истории, 2012-й, в откликах северокавказских СМИ нередко звучала мысль о том, что теперь, после открытия Мемориала на трассе «Кавказ», в Магасе, появился общенациональный памятник подвигу Дикой дивизии – и он в Ингушетии. Примечательно, что создали Мемориал Памяти и Славы люди разных национальностей, но единых помыслов: скульпторы Мурад Полонкоев, Равиль Юсупов, Владимир Сержантов-Шульц, Сергей Костюк.
Вот отклик на событие из соцсетей: «…Теперь уж и мы стали вопрошать: “Мы не манкурты?” И размышлять об интервенции антикультуры в наше сознание. В этой связи захотелось рассказать, как чтут память своих предков, защитников России, в Ингушетии, где каждый мальчишка напоет вам песенку Ингушского полка Кавказской туземной конной дивизии».
Великая Княгиня Мария Владимировна провела в Ингушетии «пять незабываемых дней», потому что, как она отметила в благодарном своем приветствии, здесь появился первый мемориал забытой войне, здесь сохранена память о ее родственнике – Великом Князе Михаиле Александровиче. И вылилась эта память в скульптурное изображение всадников дивизии.
Событие стало мостом дружбы между Кавказом и Россией.
Историк Олег Опрышко, автор самого обстоятельного исследования о Дикой дивизии, отдает должное полководческому таланту Великого Князя – «джигита Миши». Ученый так пишет о боевом генерале Михаиле Романове:
«Командир этой дивизии владел искусством межкультурного общения, которому позавидовали бы и современные политики в любой стране» 8 .
* * *
…В одном из своих выступлений Президент России Владимир Путин, говоря об уроках Первой мировой войны, обвинил большевиков в совершении «акта национального предательства». Был, наконец, поднят, на государственном уровне, вопрос исторической справедливости.
В последнее время все большее распространение получает мнение, что с убийством Михаила Романова Россия упустила шанс на мирное развитие, отказавшись от формы конституционной монархии. Массовое уничтожение Царской Семьи, да еще в такой изуверской, разбойничьей форме, послужило стартовым сигналом к развязыванию «красного террора».
В ответ – «белый террор», и с этого гибельного моста выход был только один – вниз, в пропасть взаимного бессмысленного, ожесточенного самоуничтожения нации.
Нужен мост в будущее. Нужно наводить мосты исторической идентичности нации. Президент России дал ясно понять: никакая вертикаль власти не удержит единства страны, пока не будет восстановлена вертикаль исторической правды. Только тогда приходит понимание того, почему и как большевики в борьбе за политическую власть пошли на предательство национальных интересов, а затем насильственно разогнали Учредительное Собрание и совершили политическое убийство его законного инициатора Михаила Романова.
ГОРОД И ГЕОРГИЕВСКИЙ ПРАЗДНИК
…26 ноября 1916 г. в Перми прошел кавалерский праздник ордена Св. Георгия Победоносца. То есть в честь тех, кто стал Георгиевским кавалером в сражениях на театре Великой Европейской войны – именно так называли Первую империалистическую бойню газеты тех лет. «Получить Георгия» – означало проявить подлинную, личную храбрость. Это была самая высокая награда.
Не случайно российский Император и его младший брат в будние дни из наград носили на мундире только Георгиевский крест. С января 1916 г. Великий Князь Михаил Александрович был назначен Председателем Георгиевского комитета.
С того же времени он возглавлял Комиссию по вызволению русских военнопленных из германской неволи. Великий Князь принес немало пользы на этой работе. Кроме того, Михаил Романов с супругой создали несколько лазаретов и госпиталей, выделив для раненых и увечных воинов место в своем дворце. Столь активная деятельность на пользу общества нашла отражение на страницах провинциальных газет.
Накануне первого кавалерского праздника в 1916 г. «Пермские ведомости» пригласили всех желающих на молебствие в военной церкви (храме Св. Сергия Радонежского, была построена в 1913 г., в районе нынешней улицы Н. Островского). После молебна при большом стечении народа на площади между городским (Егошихинским) кладбищем и батальонным двором (неподалеку от военной церкви) состоялся парад войск в составе всех частей Пермского гарнизона.
Затем Георгиевские кавалеры, раненые и увечные воины были приглашены в театр на бесплатный спектакль. Такими способами пермское общество поднимало боевой дух войск, выражало свои «патриотические и верноподданнические чувства», признательность храбрым воинам. В местной печати была введена даже специальная рубрика «Город и Георгиевский праздник». Пермяки собирали подарки для раненых, пожертвования, ввели стипендии «для детей Георгиевских кавалеров, отличившихся в войне России с Германи ей (преимущественно уроженцев г. Перми)».
Праздник, как оказалось, прошел в первый и в последний раз. Военное кладбище, а также часовня, стоявшая на этом участке, были уничтожены в 1930-е гг. Лишь на Егошихинском кладбище сохранились несколько воинских надгробий, там же, на отдаленном участке бывшего «Военного кладбища», удалось обнаружить фундамент часовни. Часовню планируется восстановить, с помощью православной епархии, прихожан Всехсвятской («Новокладбищенской») церкви, которой недавно возвращен статус воинского храма.
Приложение
ЗАВЕЩАНИЕ ШТАБ-РОТМИСТРА ГАСАНОВА
Чтобы читатель представил, кто служил под началом генерала Михаила Романова, с кем он воевал в первые два года Великой войны 1914–1918 гг., расскажем об одном из офицеров Дагестанского полка.
Селим Абусалимович Гасанов был талантливым человеком, об- разованнейшим офицером. Родом он из с. Алкадар, первичное об- разование получил у своего деда Гасана-эфенди Алкадари (в селе Касумкент создан музей, посвященный жизни этого ученого-просветителя, его труды изучают сегодня в дагестанских школах). После окончания реального училища Селим поступил в Елисаветинское кавалерийское училище, которое окончил в 1906 г. по первому разряду (с отличием). Во время дальнейшей службы освоил саперно-подрывное, телеграфное и железнодорожное дела. 16 февраля 1908 г. был награжден орденом Святого Станислава. Во время службы во Владикавказе Селим женился на осетинке Фатиме Шанаевой, дочери статского советника. В семье родились двое детей – сын Исмаил и дочь Асият.
По окончании курсов восточных языков Гасанов был прикомандирован к штабу Кавказского военного округа. В 1913 г. штабс-капитан Гасанов направлен в г. Константинополь для изучения турецкого, арабского и французского языков. Когда началась Первая мировая война, он оправляется в действующую армию. Воевал умело, храбро. 14 августа 1915 г. был назначен командиром 1-й сотни.
Погиб он во время воздушного налета авиации противника. Селим приказал подчиненным укрыться от бомбежки, успев сказать: «Это опасная штука…» Сам он остался наблюдать за обстановкой. Осколком бомбы ему снесло половину лица. Со слов боевых друзей, которые привезли гроб с телом на родину, умер командир не сразу. С риском для жизни его попытались эвакуировать. Дорога в госпиталь простреливалась пулеметами противника, тогда всадники привязали тяжелораненого к коню, разогнались на безопасном участке дороги и проскочили опасную зону. Однако спасти командира не удалось.
В последнем письме штаб-ротмистра Гасанова, написанном матери в конце 1914 г., есть такие строки:
«Дорогая Мама! Еду на войну к себе в 1-й Дагестанский конный полк на Западную границу (…) На прощание не могу тебе сказать более того, что желаю как тебе, так и всем нашим родным и добрым знакомым всего хорошего, полного здоровья и благополучия, и прошу тебя очень – не расстраивать себя и не утруждать слишком и беречь свое здоровье, так как ты одна, собственно, являешься заботливой наседкой любящих тебя птенцов. И Абдул-Акиму, и Алискендеру я также пишу – быть умницами и помогать общему делу нашей семьи. Посылаю тебе пока 100 рублей, так как мне пока не выдали здесь всех причитающихся мне денег. Вышлю из полка. Молись за меня, милая Баджи (мама – В. Г.).
…Хочу жить специально для тебя, Фатимы и твоих, и ее детей – как единственный мужчина, стоящий на ногах и могущий быть вам всегда необходимым. Еду я вполне спокойно и без всяких дурных предчувствий. Лично за себя я, положительно, не страшусь. Ну, дай Бог нам Счастья!»
В той последней весточке родным Селимом была сделана еще такая приписка-завещание:
«Если, не дай Бог, меня не будет в живых, оказывай Фатиме и Исмаилу полное понимание, любовь и содействие во всем и согрей, и утешь их на своей груди, и утешься сама, чтобы успешнее продолжить свою священную материнскую работу. Хотелось бы, чтобы меня похоронили в большом нашем саду, и чтобы на могильном памятнике были написаны мои слова:
“Я родился и жил для своей религии, семьи и народа и умираю с сожалением, что не мог в полной мере быть им полезным”. (Слова этого завещания начертаны на его памятнике в с. Касумкенте.)
Не огорчайся, мама, что заканчиваю письмо такими словами, но я это делаю просто только из чувства предупредительности. До свидания, дорогая. Целую крепко, твой сын Селим».