Личные вещи Николая Жонсона и Великого Князя Михаила Александровича – и как они попали в Прагу
В. Быстров,
внучатый племянник секретаря Великого Князя
Михаила Александровича Н. Н. Жонсона, г. Прага, Чехия
I
История дружбы до гроба Великого Князя Михаила и Николая Жонсона началась в конце 1912 г., когда – после многих лет преданной службы – личный секретарь князя Анатолий Мордвинов решил, что он не в состоянии справиться с нежелательным увлечением Великого Князя и последующей женитьбой на Наталии Вульферт, и подал прошение об отставке. Великий Князь, которому его брат царь Николай приказал покинуть Россию, провел эти месяцы главным образом во Франции, попеременно в Ницце, Каннах и Жюан-ле-Пен. В какой-то момент в течение 1912 г. он решил обратиться к своему старому другу по училищу Николаю Жонсону и попросил его стать своим новым личным секретарем. (Новая роль Жонсона была официально утверждена царской канцелярией только несколькими годами позже, в начале 1916 г., но даже при такой «задержке» его статус личного секретаря был задним числом объявлен действующим с июля 1913 г.)
Поиск подходящего для переезда места потребовал некоторого времени; летом 1913 г. Михаил и Наташа поручили Жонсону найти для них жилье в Англии. Естественным выбором стал старинный аристократический замок Небуорт Хаус (Knebworth House), расположенный к северу от Лондона и отделанный в викторианском стиле. Именно Жонсон вел переговоры и подписал договор об аренде с владельцем лордом Литтоном, сыном бывшего вице-короля Индии. Этот договор датирован 1 сентября 1913 г. Однако архивы Небуорт Хауса свидетельствуют, что группа русских переехала только в октябре. В то время Великий Князь написал лорду Литтону: «…все мои дела ведет капитан Жонсон. Я лично ни во что не вмешиваюсь. Поэтому, пожалуйста, будьте любезны общаться с ним по всем деловым вопросам».
Михаил Романов потратил три тысячи фунтов стерлингов в год на аренду Небуорт Хауса для себя и своих друзей. Михаил и Наташа, вместе со своей верной свитой провели в Англии почти год. В архивах сохранилось очень мало фотографий или сообщений того времени (или их еще нужно найти). Великокняжеская чета неоднократно приглашала интеллектуалов и людей искусства, приезжающих из России. Свидетельства этому – посещения представителей Русского балета или певцов, которые были счастливы показывать спектакли в живописной обстановке деревенского поместья. Фотографии того периода запечатлели потрясающего певца Федора Шаляпина или прима-балерину Тамару Карсавину.
Мать Жонсона Луиза также приехала в Англию повидать младшего сына. Как позже вспоминала маленькая Тата, дочь Наталии от первого брака: «Мадам Жонсон была раньше очень известной учительницей пения и преподавала во всех королевских семьях Европы. Ее комната была завалена фотографиями с коронами, и она вела огромную переписку со всеми прежними учениками. У нее была очень старая, страдавшая астмой собачка-пекинес, которая очень походила на нее. Мне она нравилась, она всегда была любезной и всегда выслушивала все, что ей говорили». Тата рассказала нам следующую историю, связанную с поездкой Луизы в Англию: «…какая-то гадалка сказала ей остерегаться моря, и она очень нервничала, переплывая Ла-Манш. Она прибыла в Кале бледная от страха и была готова остаться на ночь или на много ночей, если море будет хоть чуточку волноваться; к счастью, оно было как общеизвестный мельничный пруд, и ее доставили на борт, охающую и непрестанно крестящуюся. Мы прибыли в Дувр совершенно спокойно, но она была так потрясена этим опытом, что поклялась, что ничто не заставит ее предпринять это путешествие снова и что она умрет в Англии».
II
Договор об аренде Небуорта был заключен только на один год. Когда срок аренды подходил к концу, Михаил решил переехать во что-то побольше. Для этого было найдено старинное аристократическое поместье Пэддокхерст (Paddockhurst) в Сассексе, южнее Лондона. Они были готовы переехать, но объявление Германией войны России в 1914 г. так потрясло существующий порядок, что царь заявил, что ему нужно, чтобы Михаил вернулся в Россию. Он быстро выдал официальное прощение прошлых проступков и, таким образом, дал возможность своему брату вернуться на родину, чтобы приступить к выполнению обязанностей в Русской армии. Отъезд из Англии был поспешным и неорганизованным. Михаил и Наташа взяли с собой только самые необходимые вещи; остальные, включая несколько роскошных автомобилей и чистокровных лошадей, были отправлены в Пэддокхерст, куда они планировали вернуться после окончания конфликта. Они оставили мать Жонсона Луизу в Англии, также как и старшего конюха (до отъезда группы он смог жениться на няне сына Михаила и Наташи, Георгия, в часовне Небуорта; но на следующий день бывшая мисс Ратта, а сейчас миссис Беннетт, была вынуждена поехать с остальными назад в Россию).
Пока Михаил сконцентрировался на военных действиях, а Жонсон заботился о его делах в Гатчине, в Англии делами Михаила занималась мать Жонсона Луиза вместе с персоналом, оставшимся в Пэддокхерсте. В одной телеграфной депеше сэр Артур Дэвидсон, конюший короля Георга V, описывал это так: «Летом 1914 г. Великий князь Михаил взял в аренду дворец лорда Каудрея Пэддингхерст, Уорт, Сассекс, но прежде чем он его занял, началась война, и он сразу поехал в Россию, возложив заботу о Доме, Парке, Слугах, вместе со своими лошадьми и личными вещами, на мадам Жонсон-Миссиевич, старую русскую даму (говорящую только на французском и русском), которая приехала в Англию в первый раз навестить своего сына, который был конюшим и личным секретарем Великого князя».
Михаил арендовал Пэддокхерст на три года, но это было совсем недешево. Также не было ясно, сможет ли Михаил и когда вернуться в Англию. Поэтому он предложил Британскому военному министерству пользоваться всем домом и парком, включая всех лошадей и совершенно новый автомобиль «Опель». В письме из Мальборо Хауса сэр Артур Дэвидсон объясняет, что он настойчиво рекомендует отказаться от этого щедрого предложения: «По условиям аренды наниматель несет ответственность за весь ущерб, обветшание и т. д., и поскольку Дом – большой, совсем новый, богато украшенный и там большие парки, много места для тайной стрельбы, и т. д., я предвидел очень большой ущерб после его занятия Войсками, за что было бы явно очень неправильно призывать Михаила платить. Поэтому были приняты только часть конюшен и надворных построек. Великий князь отдал Пэддокхерст в прошлом году и взял Элли Грейндж, Франт, Суссекс, где мадам Миссиевич, по его распоряжению, проявляет всевозможное радушие и привечает раненых солдат двух местных госпиталей», – добавил Дэвидсон в своем сообщении.
III
Меньше чем через год мадам Жонсон решила перевезти все имущество Великого Князя опять в другое место. Из Франта они переехали в соседнюю деревню Уодхерст, в дом под названием Снейп (Snape). Луиза арендовала его летом 1917 г., после того как проблемы с оплатой ренты в Илай Грейндж (Ely Grange) заставили владельца искать возмещения через дипломатические каналы. Не желая рисковать всем хозяйством князя, вместо этого Луиза переехала. Новый дом находился всего в нескольких километрах, и Луиза смогла все подготовить ко времени приезда Наташи и детей.
Несмотря на то, что советские власти узнали об убийстве Михаила и Жонсона в течение двух недель после этого события, они, тем не менее, решили скрыть эту новость. Они распространили ложную информацию в прессе, что Великий Князь и его секретарь сбежали и прячутся в неизвестном месте. Потребовалось несколько лет, прежде чем Наталия, которая вернулась тем временем в Англию, и Луиза, которая ждала ее там, определенно отказались от надежды когда-либо снова увидеть обоих мужчин живыми. Позднее в своей книге внучка Наталии привела трогательный рассказ своей матери (в то время маленькой Таты) о том, как обе женщины сумели сохранить веру, что все еще возможно повернется по-другому, чем это было в действительности. «Каждый день, проснувшись утром, Наташа говорила мадам Жонсон: “Я уверена, у нас будут хорошие новости сегодня” и она приводила причину своих надежд: “Я видела двух сорок, летящих вместе, сегодня утром”, или “Черная кошка сидела в саду и пристально смотрела на меня три минуты”». По воспоминаниям Таты, такие переживания часто вызывали у женщин слезы, и они выплакивали свою печаль. Затем они пили рюмку ликера для восстановления сил и подготовки к прибытию хорошей новости, которая, судя по разным приметам, была близко. «Иногда Наташа просыпалась ночью от дремоты и лежала в постели, плача, до рассвета. Поскольку именно в это время она теряла всякую надежду когда-либо увидеть Михаила снова. Но приходило утро, она встречала мадам Жонсон с улыбкой и шептала ей: “Я уверена это будет сегодня…” и, когда наступал вечер, а новостей не было, она говорила: “Ну … всегда есть завтра” и радостно улыбалась, тогда как в ее душе росло отчаяние».
Дамы оставались в Водхерсте (Wadhurst) почти два года и помимо размышлений о судьбе двух пропавших мужчин также поддерживали социальные контакты. Паулина Грей (Pauline Gray) вспоминала в своих мемуарах, что Наташа отправилась в Лондон посетить свою свекровь, русскую Императрицу Марию Федоровну. Встреча прошла не так плохо, как опасалась Наташа. Тем не менее она не могла избавиться от чувства, что Императрица не простила Наташе замужество с ее сыном. «Она сказала мне, что она, вероятно, не узнала бы меня. Так как я сильно изменилась за то десятилетие, что она не видела меня», – писала Наташа позднее в письме другу капитану Личфилду-Спиэру (Litchfield-Speer). «Я не спросила, в лучшую или худшую сторону. Но потом мадам Жонсон, которая приехала в Мальборо Хаус на следующий день повидать всех, сказала, что императрица все время говорила обо мне очень положительно: “Какая красивая женщина, как она привлекательна, невероятно!” – очевидно говорила она».
Желанная новость все не приходила, вместо этого из России стали поступать плохие новости. Наташа поняла, что ей придется заботиться о детях самой. Когда срок аренды Снейп Хауса истек, она пере- ехала в усадьбу Перси Лодж (Percy Lodge) в Ричмонде, графство Суррей. Луиза также покинула Водхерст и нашла жилье в относительно закрытом городке Уейбридж (Weybridge), где она скончалась через пять лет.
IV
Жизнь Николая закончилась выстрелами убийц-большевиков, и это означало, что эта ветвь петербургских Жонсонов «погибла от меча». Но были еще две старшие сестры. Анна родилась в Варшаве весной 1874 г., ее младшая сестра Елизавета родилась через восемнадцать месяцев, вероятно, в Санкт-Петербурге. Анна Жонсон посвятила свою жизнь музыке. Она научилась играть на скрипке и, как и ее мать, также стала вскоре учительницей. Будучи в основном учительницей музыки, она много времени путешествовала, много лет жила в Лондоне и других европейских городах. Старые паспорта Анны, которые сохранились в семье, полны штампов всех уголков Европы. Она встретила своего будущего мужа Владимира Николаевича Быстрова где-то в конце XIX в. Он был выходцем из знаменитой семьи русских врачей и дворянином по происхождению (постепенно продвигался по службе и стал надворным советником). У них было двое детей: сын Николай (отец Владимира Быстрова и дед автора этого текста) и дочь Елена. Все они переезжали с В. Н. Быстровым, включая годы его службы в Риге, куда он был послан с 1906–1911 гг. в качестве помощника прокурора окружного суда. Затем он вернулся из Риги в Санкт-Петербург, где юный Николай стал изучать юриспруденцию, а его сестра – преподавать языки.
Начало Гражданской войны означало, что оставаться жить на родине в России больше небезопасно. Мать Анна уехала в Англию, где уже некоторое время жила старая дама Луиза. Вскоре после большевистской революции отец Владимир умер, и сын Николай – воевавший в Белой армии Петра Николаевича Врангеля – добрался до Константинополя, где их генерал распустил войско. У бездомных ветера- нов Белой армии не было другого выбора, кроме как искать новые дома. Николай нашел свой в Чехословакии при президенте Масарике, где он окончил русский юридический факультет в Праге. Он женился и начал работать библиотекарем в Министерстве иностранных дел. Анна Жонсон встречалась с сыном Николаем, его женой Анной и их маленьким сыном Владимиром последний раз в 1930-х гг., когда она предприняла свою последнюю поездку в Прагу. По этому случаю Анна привезла с собой ряд семейных документов и артефактов, без которых наши исследования истории нашей семьи были бы значительно труднее.
Тем временем дочь Елена постоянно поселилась во Франции, где позднее она вышла замуж за есаула Донского Казачьего войска в эмиграции Матвея Сафонова – в гражданской жизни служащего автомобильной фирмы «Рено». Позже к ним во Франции присоединилась престарелая и больная мать Анна. Вначале они жили вместе в Булонь-сюр-Сен (Boulogne-sur-Seine), а позднее – в эмигрантской общине, сконцентрированной вокруг Русского дома в Сен-Женевьевде-Буа (Sainte-Geneviиve-des-Bois) около Парижа.
Во Франции Анна также поддерживала контакты со старой подругой своей матери Наталией Брасовой, которая в 1927 г. поменяла дорогую жизнь в Лондоне на более подходящий Париж. Их дружба была такой крепкой, что перед смертью Наталия передала Анне коллекцию артефактов из личных принадлежностей Николая Жонсона и Великого Князя Михаила. Благодаря долговременной заботе Елены они попали в Чехословакию, где семья продолжает заботиться о них по сей день. (Другая часть этой коллекции сохраняется тайской ветвью семьи в Бангкоке и Чиангмай (Chiang Mai)). Анна умерла во Франции в 1959 г., через семь лет после своей подруги Наталии.
Коллекция затем хранилась у дочери Анны – Елены, которая жила в Париже. В своей французской квартире Елена неоднократно принимала своих тайских родственников – потомков ее тети и сестры Николая Жонсона Елизаветы – во время их учебы в Европе. Более того, во время короткого периода демократического движения в тогда коммунистической Чехословакии в конце 60-х гг. XX в. она несколько раз оказывала гостеприимство своему племяннику (и отцу автора этой статьи) Владимиру Быстрову.
Перевод Е. Л. Кавардаковой